Акции могут влететь в копеечку
На гомельский завод химических изделий Зинаида Михалькова пришла работать более 40 лет назад. За это время прошла все ступени карьерной лестницы — от клейщицы дослужилась до начальника производства, была свидетелем взлетов и падений предприятия. Расцвет пришелся на 1980-е, но уже в следующее десятилетие грянул кризис. Предприятие нужно было спасать. Выход нашли в приватизации, вспоминает Зинаида Ивановна:— Акции купили более 500 человек. Вкладывались по возможностям. Я, например, отдала 3000 рублей — на эти деньги по тем временам можно было купить двухэтажную дачу. Но сохранить предприятие было важнее — все понимали, что это рабочие места, вклад в будущее.
Дело пошло. В хорошие годы, на протяжении 5—6 лет, акционерам даже удавалось получать неплохие дивиденды. Проблемы начались летом позапрошлого года: закрыли цех резиновой обуви, появились невыплаты по зарплате. Позже выяснилось: предприятие на грани банкротства.
— Хотя еще в марте 2015 года об этом и речи не шло. Наоборот, руководство убеждало, что дела идут хорошо: развиваем рынки сбыта, заключаем договоры с Россией, — вспоминает Зинаида Ивановна. — Нам озвучили красивые цифры балансовых отчетов. Но это был обман.
К риску потерять работу добавился еще один: оказалось, акционеров ЗАО могут привлечь к субсидиарной ответственности. А это значит, что те самые сотрудники, которые в свое время отдали все сбережения на спасение родного завода, могут вместо дивидендов получить огромные долги. Справедливо? Вряд ли. К тому же Зинаида Ивановна уверена: в нынешнем неблагополучии завода виновато бывшее руководство. Чтобы отстоять права коллег, в 60 лет женщина отправилась на курсы антикризисных управляющих:
— Я в ужасе от перспективы того, что акционеры могут оказаться в должниках. И буду делать все, чтобы не допустить этого. Часть тех акций уже перешла по наследству, большинство акционеров — пенсионеры, которые на заводе уже не трудятся. Ну как они могли довести предприятие до банкротства?
Сейчас завод химических изделий проходит процедуру санации. Проще говоря, его стараются оздоровить — пока выплаты по долгам приостановлены, предприятию нужно восстановить платежеспособность и найти средства для расчета с кредиторами. Антикризисный управляющий Денис Будков рассказывает:
— Намечено два основных мероприятия — избавиться от убыточного производства и наладить и расширить рентабельную работу оставшихся производств, а также реализовать незадействованное в производственной деятельности имущество. С первым дела обстоят неплохо: удалось выйти на прибыльную работу, что позволило еще в начале года закрыть долг по зарплате — 1,5 млрд рублей. Со вторым — сложнее. Часть имущества оказалась не зарегистрированной, а подготовка разрешительной документации требует времени и дополнительных финансовых затрат.
Завершение санации намечено на 28 декабря нынешнего года. Если процедура завершится безуспешно и суд не продлит срок, есть риск, что акционеров могут привлечь к “субсидиарке”. Сейчас долги предприятия составляют 63 миллиарда неденоминированных рублей. Даже если поделить их на 500 человек, сумма огромная. К тому же, как и Зинаида Михалькова, Денис Будков уверен, что платить должны не акционеры:
— Я делал заключение о том, что предприятие обанкротило бывшее руководство. Данные отправили в УДФР, но пока получили отказ. Сейчас продолжается сбор документов и в дальнейшем будет дана оценка, на кого должна быть возложена субсидиарная ответственность. Конечно, мы будем делать все возможное, чтобы она не легла на плечи акционеров. Но пока этот вариант не исключен.
Непривлекательная ответственность
Вряд ли те, кто приватизировал предприятия несколько десятков лет назад, могли предвидеть такие перспективы. До 1991 года само понятие “банкротство” в нашем национальном праве отсутствовало вовсе. Ситуация изменилась с переходом к рыночным отношениям. Появился закон об экономической несостоятельности, а по мере его совершенствования — и “субсидиарка”, неразрывно связанная с процедурой банкротства. Ее суть в том, чтобы обязать учредителя или директора погасить долги фирмы, которая сама этого сделать не в состоянии.За последние пять лет количество исков о привлечении к субсидиарной ответственности выросло в десятки раз. Заместитель председателя Экономического суда города Минска Андрей Олешкевич приводит статистику: если в 2015 году в Минске было рассмотрено около 440 таких дел, то в прошлом году — 1030:
— Это связано с тем, что с принятием новой редакции Закона о банкротстве подача исков о привлечении к субсидиарной ответственности стала обязанностью антикризисных управляющих. Они стали более активно использовать этот институт, да и суды до завершения дел о банкротстве проверяют — исполнил ли антикризисный управляющий данную обязанность.
На свой страх и риск
Валерий и Тамара — молодая семья из Могилевской области. Несколько лет назад пара решила заняться бизнесом. В 2013 году создали унитарное предприятие и заключили дилерский договор с отечественным производителем одежды — их задачей стало открыть фирменный магазин. Потихоньку дело наладилось, говорит Тамара:— Но когда продажи стали расти, оказалось, что фабрика, с которой мы сотрудничали, не смогла поставлять вовремя ходовые модели. В августе — сентябре мы получали еще летнюю коллекцию. В октябре — ноябре покупатели уже просто перестали к нам заходить. Перед Новым годом мы решили закрываться.
Вырисовался долг перед фабрикой — 164 млн неденоминированных рублей. По словам Тамары, нераспроданный товар поставщик забрал, в счет долга передали часть торгового оборудования. Но, руководствуясь законом, антикризисный управляющий подал иск о привлечении к субсидиарной ответственности хозяина магазина. В конечном итоге суд иск удовлетворил. Сейчас к прежним 164 млн добавилось еще 30 млн — проценты.
— Мы действительно до последнего пытались спасти магазин. Делали все для этого: сменили торговую площадку, снизили арендную ставку, проводили рекламные акции, сократили штат продавцов — я, будучи в декрете, сама стояла за прилавком. Частично обязательные платежи вносили из своего кармана, — Тамара не может скрывать эмоции. — У нас ребенок плохо видит, у свекрови беда со здоровьем — рекомендована серьезная операция, а здесь еще это. Платить “субсидиарку” не из чего.
Случай неоднозначный. И сколько еще подобных — вопрос открытый. Михаил Кирилюк, адвокат Минской областной коллегии адвокатов, партнер юридической компании ООО “МК-Консалтинг”, приводит цифры: согласно статистике, в прошлом году в Экономическом суде Минска было удовлетворено 81,5% исков по субсидиарной ответственности:
— То есть таков процент виновных в банкротстве предприятия. Однако моя практика подсказывает, что ситуация обратная — только 10—20% управленцев — преступники, остальные просто попали в трудную ситуацию. То же подтверждается и статистикой Российской Федерации, согласно которой к “субсидиарке” привлекается не более 15—20% директоров-учредителей.
За последние пять лет количество рассмотренных судами исков о привлечении к субсидиарной ответственности выросло в десятки разПочему так? Михаил Кирилюк убежден — все дело в конструкции закона:
— В прошлой редакции обязательным критерием была вина — и ее нужно было доказать. Случаи привлечения к ответственности были единичными и соотносились с уголовными делами. В новой редакции критерий “вина” убрали. Теперь нужно доказывать лишь причинно-следственную связь между действием или бездействием (приравнивается к действию) руководителя. А сделать это несложно: если руководил, значит, так или иначе к банкротству привели твои решения. Экономическая экспертиза стоит минимум несколько тысяч рублей — ее не заказывают из-за отсутствия денег. В итоге судебная система плодит безнадежных физлиц, которым запрещают выезд за границу и накладывают иные ограничения. Тем временем исполняемость этих решений менее 1%.
Хотя и здесь все не так просто. Со ссылкой на некоторые положения Гражданского кодекса Андрей Олешкевич объясняет:
— При оценке действий или бездействия соответствующих лиц нужно исходить из того, что негативные последствия в виде неплатежеспособности должника сами по себе не свидетельствуют о недобросовестности или неразумности тех, кто управляет предприятием. Необходимо учитывать, что эти последствия сопутствуют рисковому характеру предпринимательской деятельности.
Однако, судя по жарким спорам на тему “субсидиарки” в последние два года, этот факт учитывается не всегда. Почему? Вопрос к специалистам. Но не будем вдаваться в детали. Куда важнее, что негативные последствия этой ситуации уже дают о себе знать.
В частности, предприниматели и руководители ищут ходы, чтобы избежать расплаты собственным имуществом: зная о том, что могут лишиться автомобиля или квартиры за долги предприятия, переписывают имущество на родственников. Спасают коммерсантов и зицпредседатели. Если раньше наивностью подставных директоров пользовались преимущественно держатели “финок”, отмывавших теневые деньги, то сегодня к такой мере прибегают и те, у кого изначально злого умысла не было. Антикризисный управляющий Сергей Пинчук рассказывает:
— Долгое время у нас велась борьба с мнимыми структурами. Теперь мы получили обратный эффект. В результате руководителями компаний становятся жители городов Усть, Колымск, Новосибирск. А наши люди, которые должны выстраивать бизнес-сообщество, управляют ими из-под полы. А все потому, что они знают: если грянет кризис, тебя разорят.
Тем временем сами “фунты” нередко просто не понимают, на что идут. 73-летний минчанин Игорь Станиславович согласился помочь коллеге, с которым бок о бок проработал 20 лет. К пенсии 300 рублей тот обещал платить еще 300:
— Думал, хоть конфет внукам куплю. Но обернулось все совсем иначе.
Фирма обанкротилась. А вся бухгалтерия волшебным образом исчезла. Налоговая сделала пересчет расчетным методом — на Игоре Станиславовиче оказался долг 2,5 млрд неденоминированных рублей.
Рынок поет на минорный лад
Отдельного разговора заслуживает вопрос с акционерами. Андрей Олешкевич говорит, что практика привлечения к субсидиарной ответственности миноритариев — то есть тех, у кого незначительный пакет акций, — распространения пока не получила:— Такие акционеры не могут давать обязательные для юрлица указания и определять его действия. Поэтому в таких случаях ответственность ложится, как правило, на исполнительный орган — то есть на руководство предприятия.
Однако это не означает, что антикризисный управляющий не может подать на них иск. Михаил Кирилюк приводит в пример хозяйственный магазин, акционированный еще в советские годы. У каждого акционера — несколько процентов уставного фонда. Управлял им директор. С ростом количества гипермаркетов и универсамов необходимость в таких магазинах отпала — он разорился:
— Я предупредил директора: вы уже сейчас должны ставить всех акционеров в известность, что через год-полтора антикризисный управляющий будет обязан подать иск на каждого из вас за то, что акционеры не предпринимали мер досудебного оздоровления предприятия. В такой ситуации сводится к нулю желание миноритарного инвестирования, потому что тогда нужно нанимать команду из аудиторов и юристов, которые будут следить за каждым шагом директора.
Сейчас депутаты готовят новую редакцию закона об экономической несостоятельности. Это — возможность усовершенствовать норму о субсидиарной ответственности. Депутат Палаты представителей Национального собрания Сергей Земченок, курирующий законопроект, говорит:
— Ответственность должна быть, но обязательно нужно разбираться, кто действительно виноват. В частности, поднимать вопрос, почему вовремя не проводилась санация — в этот период еще можно было спасти предприятие, и было имущество, которое можно было реализовать и уплатить долги. А сейчас многие в такой ситуации, что и продавать нечего. Остро стоит вопрос с акционерами. Конечно, привлекать их к оплате долгов предприятия — ненормально. Мы будем добиваться того, чтобы по закону такая возможность была исключена.
О том, чтобы полностью отменить субсидиарную ответственность, вопрос сегодня не стоит. Сам по себе механизм вполне действенен и эффективен — он помогает защитить интересы кредитора от действий недобросовестных должников.
По мнению Михаила Кирилюка, нужен критерий, который позволял бы четко определить, когда управленца нужно привлечь к ответственности — добросовестных граждан это касаться не должно. Схожая точка зрения и у Андрея Олешкевича:
— Необходимо создать более четкую законодательную основу, позволяющую не привлекать к субсидиарной ответственности руководителей, учредителей и иных лиц, когда они действовали добросовестно, разумно и в интересах юрлица, и эти действия не содержали признаков криминального банкротства и не выходили за пределы обычного предпринимательского риска.
Еще один момент. Сегодня всем тем, чьи действия привели к банкротству, выставляется одинаковая сумма, независимо от размера вреда, который был причинен имущественным правам кредиторов по вине каждого из них. Тем временем на практике нередко случается, что размер такого вреда одного ответчика несопоставим с тем, который нанес другой. Андрей Олешкевич говорит, что здесь целесообразна персонификация наказания:
— Для этого необходимо дополнить закон нормой, позволяющей суду уменьшить размер субсидиарной ответственности, если человек доказал, что вред, причиненный имущественным правам кредиторов по его вине, существенно меньше требований, подлежащих удовлетворению за его счет.
Бизнесу нужны четкие правила
60-летний минчанин Игорь Головин, выступивший соучредителем в фирме сына, сейчас на пару с ним выплачивает долг по “субсидиарке”. Сумма сравнительно небольшая, но выводы он сделал неутешительные:— Взять страны Евросоюза. Идешь по улице где-нибудь в Париже. Сегодня там одна точка, завтра бизнес не пошел, владелец его закрыл и там же открыл другой. У нас же после первой попытки завести свое дело желание снова заняться предпринимательством отпадает напрочь, если приходится из своего кармана рассчитываться по долгам прежней компании.
Желая обезопасить себя от оплаты долгов фирмы из своего кармана, бизнесмены прибегают к услугам подставных директоров: те ведутся на легкие деньги, не догадываясь, что потом им могут предъявить иски на огромные суммыКонечно, о недобросовестных предпринимателях, мошенниках и тех, кто вел дела фирмы бездумно, речи не идет. С ними нужно бороться. И добиваться возврата всех долгов: ведь каждый кредитор — это тоже фирма, которая, “накопив” зависшую “дебиторку”, и сама может оказаться в числе банкротов. Эффект домино, который быстро положит экономику, если ничего не предпринимать.
Но добросовестных бизнесменов нужно защищать. Исполнение закона не должно зависеть от компетентности или загруженности антикризисных управляющих и судей. Бизнесу нужны четкие правила игры. Только тогда он будет развиваться.
МНЕНИЯ
Ярослав Романчук, экономист, руководитель научно-исследовательского центра Мизеса:
— Института субсидиарной ответственности в том виде, в котором он есть сейчас, быть не должно. Сегодня это своего рода пугало для инвесторов — он несправедлив и неэффективен. На мой взгляд, субсидиарная ответственность должна быть привязана лишь к одной организационно-правовой форме собственности — простому товариществу, когда человек работает на свой страх и риск, его бизнес и его имущество — все в одном. Принцип ограниченной ответственности — одно из самых великих изобретений человечества. Но у нас он не работает, и с таким режимом мы не можем рассчитывать, что к нам придут инвесторы.
Борис Паньшин, заведующий кафедрой менеджмента БГУ:
— С точки зрения экономики, субсидиарная ответственность — это краеугольный камень создания доверительных отношений в бизнесе. Люди, понимая, что на них могут лечь долги компании, более осознанно принимают решения в своей предпринимательской деятельности. Это очень важно: “субсидиарка” — один из стимулов создавать четкую аналитическую базу, заранее просчитывать все риски. При таком подходе она должна существовать. Однако перегибов быть не должно: нужно учитывать, к примеру, такие ситуации, когда предприниматель на первых порах только тестировал нишу, а бизнес не пошел. За такое “штрафовать” не следует.