Молодая белорусская ученая занята научной реконструкцией традиции почитания чудотворных икон

Возвращение из небытия

Среди первых участников банка данных «100 талантов Национальной академии наук Беларуси», созданного для поддержки молодых ученых, сплошь химики, физики, биологи, математики и всего два гуманитария. Единственный искусствовед в списке — сотрудница отдела древнебелорусской культуры Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Галина Фликоп‑Свито — связывает это не столько с тем, что гуманитариям сложнее заявить о себе, сколько с жесткими критериями конкурсного отбора.


Свою работу по возвращению из небытия наследия, связанного с сакральным искусством, в частности с униатской иконописью, исследовательница сравнивает с деятельностью детектива: так же идешь по следу и собираешь факт за фактом.

Кандидатом искусствоведения Галина Фликоп‑Свито стала в 29 лет, и тема ее диссертации не случайно была посвящена униатской иконописи. С конца XVI и почти до середины XIX века большинство храмов на территории нашей страны были греко‑католическими, т.е. униатскими, а на XVII — XVIII века пришлись становление и расцвет самобытной белорусской иконописной школы. 

— Особенность наших икон, написанных на досках, в том, что их фон украшен рельефным орнаментом, — проводит Галина Александровна краткий экскурс по святая святых — фондам Музея древнебелорусской культуры НАН. — Доска покрывалась толстым слоем грунта — левкаса, и на нем создавался растительный орнамент. В западных регионах он вырезался, а на востоке часто включал в себя и элементы лепки, был выпуклым. Многие из этих раритетов были спасены из закрытых, разрушающихся храмов благодаря экспедициям, которые с конца 1960‑х организовывали сотрудники нашего отдела.

Хоть собрание и способно поразить неискушенного зрителя, в целом наше иконописное наследие, к сожалению, обширным не назовешь: многое пропало за годы атеистического периода, войн и прочих потрясений. Поэтому для того, чтобы составить картину самобытной, уникальной белорусской иконописной традиции, показать ее силу и ценность, исследователям приходится прибегать к нашим и зарубежным архивам. В них Галина Александровна бывает очень часто.

Работу в архиве она сравнивает со сбором грибов: вот пришел ты в лес и не знаешь, найдешь что‑то или нет. Искать можно не дни — годы! Конечно, что‑то вроде сыроежек, не очень значительное, находится. Системно проработанные документы дают возможность видеть определенные закономерности: сколько обычно икон было в храмах, какие сюжеты превалировали и так далее. Но бывают и «боровики» — значительные находки. Галине Фликоп‑Свито посчастливилось обнаружить и такие, среди которых она выделяет две:

— Одна из них касается Жировичского монастыря: иконостаса, который находится в Успенском соборе. В литературе встречается противоречивая информация. Велась дискуссия: польский исследователь Войтех Баберский утверждал, что иконостас построен и освящен в 1731 — 1732 годах, а белорусский искусствовед Александр Ярошевич отвергал эту версию, склоняясь, учитывая особенности стилистики, к концу XVII века. Представляете мою радость, когда в Санкт‑Петербурге, в архиве Института истории РАН, я нашла информацию, когда и кем был создан этот иконостас?! Оказалось, что конструкция была сделана мастером Яном Радванским в 1676 году, а заказчиком выступил Александр Гилярий Полубинский, маршалок ВКЛ. Значит, и сам собор был освящен в 1676 — 1677 годах. Это значительная находка, которая позволяет утверждать, что жировичский иконостас — один из самых старых сохранившихся в Беларуси.

Вторая находка молодой ученой связана с возвращением из небытия имен иконописцев. Автографы на иконах ставить было не принято и в целом о мастерах прошлого неизвестно практически ничего — ни как звали, ни где учились, ни как работали. Поэтому обнаружить сведения о художнике, который очень продуктивно трудился в середине XIX столетия, было очень ценно. Его звали Стефан Петрович Сулковский, он написал иконы более чем для 20 церквей Минской епархии с 1830‑х до 1850‑х годов. Ездил он и в Волынскую епархию — у исследовательницы есть надежда обнаружить информацию о нем и в украинских архивах. Дед и отец художника были униатскими священниками, и известно, что отец также умел писать иконы. Сын учился у него. Удалось Галине Александровне также найти сведения о семье, детях мастера, о том, что он рано овдовел. А также весьма занятную переписку с епархиальным начальством, в которой шла буквально борьба за заказы, так как были и конкуренты, которые претендовали на их выполнение. Чем не современный тендер?


Помимо плановой работы, итогом которой становятся публикации, отчеты, доклады на конференциях, наша героиня ведет научно‑исследовательские проекты, поддержанные грантами Белорусского республиканского фонда фундаментальных исследований. Сначала это было изучение влияния книжных гравюр как художественного источника на иконопись. Потом — сохранившихся на нашей земле католических алтарей как примера синтеза искусств: архитектуры, живописи, скульптуры, декоративно‑прикладного творчества. Сейчас же она руководит третьим проектом, который посвящен чудотворным униатским иконам:

— Их было много и на территории белорусских земель, и на Подляшье в XVII — XIX веках. Мы с коллегами из Польши рассматриваем, как формировался их культ почитания, а также художественный аспект. Некоторые из этих образов все так же хранятся в храмах и известны. Например, особая для Беларуси святыня — Божья Матерь Жировичская, которая как чудодейственная почитается с XV века, еще с православного периода. Позднее монастырь, где она находилась, стал униатским. Но, конечно, многое было утрачено, в том числе в советский период. В архивных источниках указывается о существовании чудотворного образа, но ни как он выглядел, ни где он сейчас, неизвестно. Мы ведем научную реконструкцию традиции почитания.

ФАКТ

Чудодейственные иконы были не в каждом храме. Сведения о них по крупицам получают из архивных документов, например, из протоколов проверок — визитаций — униатских храмов. Визитатор составлял письменные документы, в которых подробно описывал, какой вид имела церковь, сколько окон и дверей, ее интерьер. И обязательно указывалось, был ли чудотворный образ. Часто говорилось, на чем он был написан, — на доске или холсте, имелись ли воты — жертвования благодарных верующих. Но вот описания самих чудес там нет. Это отдельный вид документов, которые вели священники храмов, и таких сохранилось очень мало, они разбросаны по архивам разных стран.

vasilishina@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter