За многие годы поисково–исследовательской работы у меня накопился солидный багаж историй, с которыми я по мере их «готовности» знакомлю читателей «СБ». Сегодня, накануне дня ВВС, вас ждет рассказ об одной из самых долгоиграющих: я ею занимаюсь с 1985 года — 30 лет! Несмотря на столь длительный срок, в ней и сегодня, увы, есть белые пятна — вопросы, на которые еще предстоит ответить. Палитра действующих лиц этой истории необычайно колоритна — от Маршала Советского Союза Ворошилова и первого секретаря Щучинского райкома партии Шупени до летчика Кузьмина, который должен был стать легендой ВВС — как Николай Гастелло, и известного немецкого аса — командира истребительной эскадры, то есть дивизии, Вольфганга Шеллмана.
В засаде в ожидании врага
Началось все в воскресенье 18 августа 1985 года. В Щучине, который не случайно называли городом авиаторов, тогда это был крупнейший авиационный гарнизон в Белоруссии, праздновали День воздушного флота. Меня в тот день чрезвычайно взволновал рассказ местных ветеранов, которые поведали мне о подвигах советских летчиков, взлетавших в огненное небо 22 июня 1941 года с аэродрома «Лесище» у местечка Каменка, что недалеко от Щучина, о воздушном таране Петра Кузьмина и немецком летчике–майоре, взятом в плен простыми крестьянами. Затем была статья Василия Мазниченко (в июне 1941 года директора школы в Каменке) «Героi не памiраюць» в Щучинской районной газете «Савецкая вёска» о подвиге Кузьмина, который произошел прямо на его глазах. Много сделал, устанавливая подробности того, что происходило 22 июня 1941 года в небе над Каменкой, член Щучинского районного совета Белорусского общества охраны памятников истории и культуры А.Кашета, который рассказывал о своих поисках на страницах «Гродненской правды». К этому делу вскоре подключилась и «тяжелая артиллерия»: газеты «Известия», «Красная Звезда», журнал «Авиация и космонавтика». Благо по стране уже вовсю шумела, сметая на своем пути барьеры былой секретности, незабываемая перестройка. Публикаций было много, но они дублировали друг друга и не давали конкретики. Помог случай. Ветеран 979–го истребительного полка, который базировался в Щучине, Александр Журавлев подсказал мне, что еще в 1971 году на страницах «Военно–исторического журнала» о первом дне войны 127–го истребительного полка на аэродроме «Лесище» подробно рассказал замполит этого полка подполковник в отставке Александр Проскурин. Это была удача! Теперь я имел фамилии и других летчиков–побратимов Кузьмина, которые первыми вступили в бой с фашистскими асами в черный день 22 июня 1941 года. Оказалось, что 8 июля 1941 года в ПЕРВОМ наградном указе Президиума Верховного Совета СССР той войны удостоились орденов девять летчиков 127–го полка! Как на крыльях я летел в библиотеку в Минске, где меня ждала заказанная подшивка «Красной Звезды» за 1941 год. В номере за 9 июля опубликован тот самый указ о награждении летчиков и передовица «Крылатые герои Отечественной войны». В ней рассказывается о геройски погибшем при таране немецкого самолета старшем политруке Андрее Данилове (замполит 1–й АЭ 127–го иап) и капитане Иване Дроздове (командир 3–й АЭ), награжденных орденом Ленина, и лейтенанте Сергее Жуковском (зам. командира 3–й АЭ), удостоенном ордена Красного Знамени. Здесь же заметка «Бесстрашный летчик» о младшем лейтенанте Сергее Дерюгине (зам. командира 1–й АЭ) — еще одном кавалере ордена Ленина из 127–го полка. На следующий день, 10 июля, газета опубликовала фото отличившихся — Андрея Данилова, Ивана Дроздова и Александра Артемова. Летчиков–героев 127–го иап узнала вся страна! Сегодня, наверное, трудно представить, что значило это событие — первые награжденные той войны, когда газеты в поисках хоть какой–то информации с фронта зачитывались буквально до дыр. Люди читали их затаив дыхание, читали с надеждой: а бьют ли немцев? Бьют! И в сердце поселялась спасительная надежда: скоро мы их погоним, погоним до самого Берлина!
Здесь был аэродром 127-го иап
Список отличившихся летчиков 127–го иап готовился в большой спешке (о причине этого расскажу ниже), поэтому в указе, как об этом и писал в своей статье комиссар полка Проскурин, есть ошибки в фамилиях–отчествах. Не погиб и посмертно награжденный Данилов. Удивительно, но среди них я не нашел фамилии Кузьмина. О нем и его подвиге в статье М.Мохова «Шесть воздушных атак сталинских соколов» газета рассказала еще 28 июня. 2 июля «Красная Звезда» опубликовала еще и стихотворение поэта Михаила Светлова «Баллада о старшем лейтенанте Кузьмине». Мохов в своей статье описал боевые дела Кузьмина и его боевых товарищей с таким знанием дела и подробностями, которые присущи только очевидцу событий. Но, увы, поиск Мохова закончился безрезультатно. Главный редактор «Красной Звезды» Давид Ортенберг, который был еще жив, на вопрос о Мохове так ничего и не вспомнил. Давид Иосифович рассказывал: «Чтобы хоть как–то скрасить скупую информацию о них (о Героях. — Прим. авт.), мы все чаще прибегали к помощи поэтов. Краткое сообщение о подвиге старшего лейтенанта Кузьмина дополнила и усилила баллада Михаила Светлова». В июле 1941 года «Красная Звезда» рассказала и о капитане Гастелло, совершившем огненный таран, и разместила на своих страницах стихи Михаила Голодного, посвященные его подвигу. Николая Гастелло посмертно удостоили звания Героя Советского Союза, он стал человеком–легендой, символом самопожертвования, примером для всех летчиков Великой Отечественной. Такая судьба ожидала и Петра Кузьмина, таранившего немецкий самолет, но Героя ему так и не дали.
Та самая Каменка
Понимая, что никакие публикации и воспоминания не заменят архивные документы, в 1988 году, служа в «монастыре», — штабе 95–й истребительной авиадивизии в Щучине (он располагался в здании коллегиума пиаров при костеле Святой Терезы), решил сделать официальный запрос в Москву. Но оформил его в произвольной форме, а не в соответствии с действующим приказом. Бумага вернулась с грозной резолюцией и попала в руки нашего чрезвычайно строгого комдива генерала Антонца. Получив от Владимира Михайловича, что называется, на орехи, я благодарен ему до сих пор, что он как человек, разбиравшийся и очень интересовавшийся историей, доходчиво и толково разъяснил мне, как надо действовать, чтобы достичь максимального результата в поиске.
Но вдруг беда — развал СССР и как следствие — Вооруженных Сил: расформирования, переформирования, сокращения и увольнения. Едва дух удавалось перевести. В перерывах между «боями», витиевато называемыми очередными этапами «реформирования», а затем «строительства» новой армии, я продолжал по мере возможности пополнять папку–досье 127–го иап. Удалось найти и побеседовать с двумя летчиками полка, удостоенными звания Героя Советского Союза — Федором Химичем и Константином Трещевым. Особенно ценным было общение с Трещевым, который 22 июня 41–го года в составе дежурного звена первым поднялся в небо Гродненщины. Несмотря на отчаянное сопротивление родственников, заботившихся о его здоровье, наша беседа с ним получилась долгой и плодотворной.
Из журнала боевых действий за 22 июня 1941 г.
Весной 1940 года в Бобруйске началось формирование 42–й авиационной бригады и двух истребительных полков, которые вошли в ее состав: 122–го и 127–го. Младший лейтенант Трещев попал сначала в 122–й полк, а затем в соседний — 127–й. Эта часть получила на вооружение истребители — бипланы И–153 «Чайка», вооруженные четырьмя 7,62–мм пулеметами ШКАС. К сожалению, этот самолет, хотя и считался новым (он начал поступать в войска в 1939 году), требованиям современной войны, увы, не соответствовал. Время истребителей–бипланов безнадежно ушло. Но оружие, как и службу, не выбирают — летали на том, что дали. Тем более что в полк прямо с завода поступил 61 новенький, с иголочки, самолет. Вместе со «старыми» их стало 81!
При формировании 127–го иап летчиков донимали традиционные для армии организационные неурядицы. Не успели толком сформировать 42–ю авиабригаду, как поступила команда — отставить! Бригаду расформировать, а 127–й полк передать в 9–ю смешанную авиадивизию. Не успели выполнить — опять отставить! 127–й иап ввести в состав 11–й смешанной авиадивизии... В полку было много молодых неопытных пилотов. Начали летать — наломали дров: вывели из строя 21 самолет! Приезжал разбираться сам начальник Генерального штаба Красной Армии Кирилл Мерецков с комиссией.
17 сентября 1940 года 127–й иап перебазировали поближе к границе — в Скидель. Как вспоминал Трещев, жили летчики на частных квартирах. Вместе с Борей Ежовым их приютила еврейская семья на улице Пионерской. Фамилия хозяев забылась, а вот имена детей — дочерей Симы и Ривы и сына–десятиклассника Абрама, с которыми они общались, врезались в память на всю жизнь.
И-153, попавшие под удар на аэродроме
По итогам 1940 года 127–й полк занял первое место в 11–й смешанной авиадивизии, которой командовал легендарный летчик полковник Петр Ганичев, погибший 22 июня 1941 года на аэродроме в Лиде.
Зимой 41–го года из–за запрета использовать лыжи летали очень мало, впрочем, как и все в ВВС Белорусского округа. Основные надежды возлагали на весну. Но она оказалась затяжной, снег сошел поздно, аэродромные площадки высыхали медленно. 3 мая 127–й полк в полном составе перелетел на полевой аэродром «Лесище», который располагался у деревни Прудцы, на северо–восток от Каменки.
Обстановка в небе над границей стремительно накалялась. Немцы раз за разом грубо нарушали ее и нахально летали прямо над нашими аэродромами. Как рассказывал мне Константин Трещев, приказом командующего ВВС ЗапОВО генерала Копеца было немедленно введено боевое дежурство. Сначала дежурило звено, а ближе к войне — целая эскадрилья. Кроме этого в засаде, на аэродроме подскока «Каролин», у Гродно, сидела еще пара истребителей. Часто приходилось дежурить и Трещеву, но толку от этих дежурств было мало. Действовал строжайший приказ из Москвы: немцев–нарушителей перехватывать, принуждать к посадке, но ни в коем случае не сбивать. Задача изначально невыполнимая. На И–153 даже догнать превосходящий его в скорости «мессер» было невозможно.
Перехватить, принудить... Перед войной авиаторам часто ставились задачи, не подкрепленные абсолютно ничем. Ни организационно, ни технически, ни материально. Так они и выполнялись. К примеру, был приказ нанести на самолеты камуфляж, покрасить их в зеленый цвет. А краски не выделили. Так и встретили войну И–153 127–го полка в «парадном», серебристо–белом окрасе. 70 «Чаек» на аэродроме были как на ладони, немецкие разведчики видели их с большого расстояния. Перед самой войной в лесу, что подступал к самому аэродрому, сделали просеки–карманы и там прятали самолеты. Но попробуй спрячь все 70, да еще и белых! И не потому немцы 22 июня начали бомбить «Лесище» только к вечеру, что не знали, где прячется 127–й иап. Первые удары они наносили по аэродромам, где находилась новая или более опасная для них авиатехника. Лишь расправившись с 16–м бомбардировочным полком на аэродроме «Черлена», который имел на вооружении новейшие пикирующие бомбардировщики Пе–2, и 122–м истребительным полком на И–16 последних модификаций в Новом Дворе, они набросились на «Лесище».
Так получилось, что в ночь с 21 на 22 июня дежурила 1–я эскадрилья полка. По воспоминаниям Трещева, командир эскадрильи старший лейтенант Виктор Ильянцев был в отпуске (и это накануне войны!), его обязанности исполнял младший лейтенант Сергей Дерюгин. В дежурном звене, в готовности к взлету, находилась тройка истребителей от 1–й АЭ: младший лейтенант Аркадий Данилин, лейтенант Иван Комаров, младший лейтенант Константин Трещев. В засаду, на аэродром «Каролин» у Гродно, Дерюгин назначил лейтенанта Разумцева и старшего лейтенанта Долгополова.
Война для них началась в 3 часа 25 минут — с сигнала тревоги. Автомобиль–стартер был только у самолета командира звена — Данилина, И–153 Дерюгина и Трещева техники запускали вручную. Сработали быстро, уже через 5 минут дежурное звено было в воздухе. Как рассказывал мне Константин Михайлович Трещев, у него дома как самая дорогая реликвия хранится ценный подарок, на котором написано: «Первому летчику, поднявшемуся в небо 22 июня 1941 года». К этому стоило добавить: и самому молодому — Трещеву было всего 19 лет! Мог он в этот день открыть и свой боевой счет. На пару с Дерюгиным сбил немецкий бомбардировщик, но его засчитали ведущему. Беседовал я с Героем Советского Союза генерал–майором авиации Трещевым, имея у себя под рукой статью их замполита Александра Проскурина, в которой он рассказывал о боевых действиях полка 22 июня. С удивлением заметил, что рассказ Константина Михайловича существенно отличается от написанного Проскуриным. Назвал Трещев и фамилии всех девяти погибших в тот день летчиков полка. У Проскурина их оказалось почему–то 10. Стало ясно, что без Центрального военного архива в Подольске, где хранились «дела» 127–го полка, не обойтись.
Активно ворошить эти дела я начал в 2006 году. Окрыленный тем, что 22 июня того года успешно закончилась многолетняя эпопея по увековечению памяти капитана Анатолия Протасова — ему был открыт памятник (см. статью «Таран капитана Протасова» в газете «Белорусская нива» за 7, 8 и 9 июля 2011 г. — Прим. авт.), я с головой окунулся в былое 127–го полка. Протасов, кстати, был из 16–го бомбардировочного полка той же, что и полк Константина Трещева, 11–й смешанной авиадивизии и совершил на бомбардировщике СБ–2 таран немецкого тяжелого истребителя Ме–110. Сделал он это на глазах у десятков свидетелей, над аэродромом «Черлена», который прикрывали от налетов фашистов летчики 127–го полка. Кстати, этот таран один из немногих в истории, когда среди его очевидцев оказался представитель вышестоящего командования. Находившийся на аэродроме заместитель командира 11–й дивизии подполковник Леонид Юзеев, несмотря на ранение в ногу, успел доложить о совершенном подвиге в Лиду — начальнику штаба дивизии полковнику Борису Воробьеву. Сменивший погибшего командира 11–й сад полковника Ганичева дважды Герой Советского Союза генерал–лейтенант авиации Григорий Кравченко по этому докладу представил Протасова к награде, но она его не нашла и до сего дня...
Петру Кузьмину не повезло, среди свидетелей его тарана были только жители Каменки. И ни памятника, ни награды...Мои надежды питало то, что мемориальный знак экипажу Протасова оказался не очень дорогим и не сложным в изготовлении — камень–валун с мемориальной доской. Значит, можно попытаться установить такой же и в память о Кузьмине и его боевых товарищах. Дело было прежде всего за документами. В конце 2006 года отправил подробное письмо–запрос на летчиков 127–го иап в Центральный архив Министерства обороны России. Оперативно откликнулся мой товарищ и единомышленник, заместитель начальника архива полковник Андрей Тихонов. В телефонном разговоре он весьма кстати предложил для ускорения работы по увековечению памяти погибших летчиков действовать через Щучинский райвоенкомат. Связался с военкомом подполковником Игорем Тихоновичем, который как авиатор, что называется, с ходу поддержал идею установить в Каменке памятный знак. В мае 2007 года совместно с ним готовим письмо на имя начальника подольского архива, и дело закрутилось!
Первая ласточка — архивная справка от 13 июня 2007 года за подписью полковника Тихонова, которая меня буквально обескураживает. Согласно присланному им именному списку безвозвратных потерь 11–й смешанной авиадивизии 127–й полк потерял не 9, а 13 человек, причем 8 из них погибли при бомбардировке аэродрома «Лесище», еще один на аэродроме в Лиде, а четверо вообще пропали без вести!
Значит, нужна серьезная исследовательская работа по каждому человеку, по каждой фамилии. Андрей Владимирович Тихонов обещает активную поддержку, но необходимо повторное обращение на имя начальника архива. Срочно связываюсь со Щучинским военкоматом и отправляю проект нового письма–запроса с перечнем всех 13 фамилий.
Проведенная сотрудниками подольского архива кропотливая исследовательская работа позволила убрать из списка летчиков, которые остались в живых и оказались в списке безвозвратных потерь по ошибке. Это получившие ранения и попавшие в госпиталь старший политрук Андрей Данилов и лейтенант Разум Варакин, угодивший в плен младший лейтенант Николай Сушкин и попавшие в список просто по недоразумению летчики Константин Беличенко и Александр Рыбкин. Остались 9, те, о которых мне и говорил Константин Трещев: Кузьмин, Ерошин, Петькун, Филлиппов, Грибакин, Пачин, Михайлов, Марков, Разумцев.
Нас волновал вопрос: кто они, эти советские парни, сложившие свои головы за нашу Родину, за нас с вами, в первый день, в первые часы войны? Но что мы тогда имели? Лишь скупую информацию из учетно–послужных карточек с блеклыми фотографиями летчиков на них.
Еду в подольский архив. Слава богу, там нашлись личные дела всех пилотов, за исключением Грибакина. Сохранились и их фотографии. По журналу учета боевой работы полка подсчитал: 22 июня летчики совершили 181 вылет. Из них 179 на истребителях И–153 и 2 на У–2. Что касается У–2, то во время полета на этом биплане был сбит и попал в плен младший лейтенант Николай Сушкин. Дело в том, что накануне войны в 11–ю авиадивизию прибыла из Москвы грозная комиссия во главе с самим начальником Главной инспекции ВВС генерал–майором авиации Сергеем Синяковым. За одним из членов комиссии, чтобы вывезти его с аэродрома «Новый Двор», и полетел Сушкин... 33 вылета из 179 были связаны с перелетами на аэродромы и перебазированием, остальные — на прикрытие, патрулирование и перехват самолетов противника в районе Гродно, Лиды и аэродрома «Черлена». В результате воздушных боев нашим истребителям удалось сбить 9 (по другим данным 11) немецких самолетов, потеряв при этом 13 самолетов. Из них 4 были разбиты при вынужденных посадках. Четыре летчика получили травмы и ранения — Данилов, Варакин, Федоров и Артемов, девять — погибли.
Советская Белоруссия № 160 (24790). Суббота, 22 августа 2015
