Прага, май 1945 года. Советские войска освободили столицу Чехословакии от немецко-фашистских захватчиков. В эти дни в пригороде в своем доме находился человек, который с ужасом наблюдал за происходящим. Не о таком он мечтал. Тем, ради чего в последние годы лез из собственной шкуры, должен был стать Рыцарский крест. Судьба посмеется над ним, превратив награду в… виселицу. Человека этого найдут и этапируют в Минск. Спустя месяцы его самые страшные опасения насчет собственной судьбы оправдаются: он будет казнен в белорусской столице в присутствии сотни тысяч людей. Человек этот — приятель Кубе, организатор и участник еврейских погромов, карательных акций против мирного населения и партизан, начальник полиции порядка Беларуси 57‑летний Эбергард Герф. Вердикт «смертная казнь» ему, как и еще 13 немецким военным преступникам, вынесли на судебном процессе, который проходил в минском Доме офицеров в январе 1946 года.
В моих руках копия стенограммы того самого заседания Военного трибунала Минского военного округа. В ней подробнейшим образом зафиксированы вопросы суда, прокурора, свидетелей, в числе которых была, к слову, и Елена Мазаник, и ответы, признательные показания 18 обвиняемых. В Национальном архиве Республики Беларусь хранится копия стенограммы судебного процесса в четырех томах. В 1947 году ее издали в виде книги тиражом 10 тысяч экземпляров. Они, вероятнее всего, распространялись через библиотеки, книжные магазины. Внимание к этому делу понятно: это был первый на территории Беларуси открытый процесс над немецкими военными преступниками, имевший в обществе большой резонанс.
Нацистские преступники на процессе в Минске.
– Всего провели четыре открытых судебных процесса над немецкими военными преступниками: в Минске — первый, потом в Витебске, Бобруйске и Гомеле. На них перед судом предстали более полусотни человек, по национальности в основном немцы, — отмечает Вячеслав Селеменев, ведущий научный сотрудник отдела публикаций Национального архива Республики Беларусь, кандидат исторических наук. — Все 18 подсудимых минского процесса — военнопленные: офицеры и рядовые.Командир 286‑й охранной, затем 35‑й пехотной дивизии Иоганн Рихерт, упомянутый нами начальник полиции порядка Беларуси Эбергард Герф, комендант Могилева и Могилевского укрепрайона Готфрид Эрдманнсдорф, комендант комендатуры Бобруйска Рейнгард Молл, комиссар полиции безопасности Ганс Кох…
Кто из них особо отличился? Каждый. Все они замазаны кровью. Все принимали участие в расстрелах мирного населения, участвовали в карательных операциях.
Кох, работая начальником полиции безопасности в Орше, Борисове и Слониме, умертвлял людей в душегубках, участвовал в расстрелах женщин, детей, советских военнопленных. По приказу Рихерта в 1942 году прошли три крупные карательные операции в Минской, Витебской и Могилевской областях, в ходе которых немцы сожгли более 50 деревень, убили сотни мирных людей. Это лишь один эпизод обвинительного заключения. Эрдманнсдорф отдавал приказы о расстреле военнопленных, угоне мирного населения в рабство. По его приказу несколько тысяч женщин, детей и стариков согнали в лагерь, созданный на передовой линии фронта как преграда на пути наступавшей Красной армии. Все эти люди погибли от обстрелов и голода. Герф организовывал облавы, тысячи людей, оказавшихся в тюрьмах, были казнены. По его поручению после убийства Кубе в Минске тысячи ни в чем не повинных людей, в том числе женщины и дети, были казнены как заложники. Молл в том числе выгонял мирных жителей на разминирование полей и дорог боронованием. Сотни смертей стали итогом его безумных распоряжений.
«Войну против СССР мы рассматривали как отличную от всех других войн. Нам предлагалось жечь деревни, разрешалось насиловать женщин. Советский народ нужно уничтожать, а имущество отправлять в Германию. Если бы немецкая армия так поступила в другой стране, то виновные в этом были бы наказаны. Но здесь наоборот — дали строгий приказ, что не нужно считаться с советским народом. Это было личное мнение Гитлера», — такие показания давал на заседании 20 января 1946 года убежденный фашист Герф.
Впрочем, в суде у многих из них куда-то девалась прежняя спесь, сдавали нервы, выкручиваясь, преступники несли откровенную чушь. В зале (а он был полон во все дни заседания), несмотря на показания, от которых стыла кровь, даже раздавался смех. Вот выдержка из стенограммы утреннего заседания 16 января 1946 года:
«Прокурор: Чем объяснить, что лица, которые направлялись в немецкие лагеря, больше не возвращались?
Рихерт: Я хочу сказать, что об этих, как вы их называете, лагерях смерти я узнал только здесь, прочтя обвинительное заключение. (Смех в зале.)
Прокурор: Вы же сами создавали такие лагеря. Озаричский лагерь вами был создан?
Рихерт: Лагерь Озаричи создан мною для того, чтобы заключенные, которые находились в этом лагере, при отступлении немецкой армии были переданы частям Красной армии. (В зале смех.)
Прокурор: По договору?
Рихерт (Молчит.)
Прокурор: Скажите прямо, что лагерь Озаричи был организован вами как живой заслон и эпидемический рассадник с целью преграды к наступлению на этом участке войск 1‑го Белорусского фронта. Это так?»
На вопросы подобного характера Рихерт отвечал отрицательно: не знаю, неизвестно, об этом узнал, только попав в плен. Но это его не спасло, впоследствии он признался в создании лагеря, других зверствах.
Интересное дело: каждый из обвиняемых свои преступления расценивал не иначе как… выполнение приказа.
— Они козыряли тем, что выполняли приказ. Это не наша инициатива, говорили, мы выполняли приказ руководства, Гитлера. За это не надо наказывать. Советский суд при этом руководствовался Уставом Международного военного трибунала в Нюрнберге. Там сказано: выполнение приказа не освобождает от вины. Это преступление, за которое надо нести наказание, — подчеркивает Вячеслав Селеменев.
Подсудимые в последнем слове признали себя виновными. При этом Кох заявил: он был фашистом и остается им.
Государственный обвинитель — военный прокурор, генерал-майор юстиции Яченин, перечисляя зверства, чинимые каждым из 18 обвиняемых, адресовал в зал риторический вопрос: «Что в нем от человека?» И отвечал: «Ничего». «Фашистские злодеи предстали перед судом народа и держат ответ за свои злодеяния, — заключал Яченин. — Ваш приговор, товарищи судьи, должен покарать палачей белорусского народа, сидящих на скамье подсудимых. Конечно, это далеко еще не все палачи. Многие из них скрылись, но народ найдет их и заставит понести заслуженную ими кару».
Здесь самое время уточнить, что делал Герф в Праге, на что рассчитывал, укрываясь в стенах своего дома. В январе 1944 года генерал-майор прекращает свою «деятельность». «И здесь сказалась лисья хитрость прожженного пройдохи, — подчеркнет прокурор. — Он прекрасно учитывает ситуацию, сложившуюся на фронтах. Своим опытом, полицейским нюхом он чует, что ему придется ответить за злодеяния, которые учинил в нашей стране». Решив использовать свой солидный возраст — 57 лет, уходит в отставку, удалившись на покой в отнятый немцами у местных жителей и подаренный ему особняк под Прагой. Красная армия настигла его и там.
Военный трибунал признал всех 18 виновными в преступлениях. 14 заключенных (в их числе все, кто упоминался в нашем материале) приговорены к смертной казни через повешение. Остальные получили сроки от 15 до 25 лет. 30 января 1946 года в 14:30 на ипподроме Минска приговор привели в исполнение.
В Национальном архиве хранится документ — письмо-отчет Сталину о произошедшем. В нем в том числе сообщается:
«На процессе побывали несколько тысяч крестьян из всех районов Белоруссии и большое количество трудящихся Минска. К моменту казни на площади и прилегающих улицах собралось более 140 тысяч человек минчан и колхозников прилегающих районов. Трудно передать чувство проявленного возмущения и ненависти к преступникам».На этом публикацию можно было бы завершить, однако считаем важным подчеркнуть вот какое обстоятельство. Это и подобные ему заседания проходили с соблюдением всех норм судопроизводства. В ноябре 1942 года Советское государство установило принцип уголовной ответственности для немецко-фашистских захватчиков и их пособников за пытки, истязания, убийства мирных жителей, увоз в рабство и другие виды преступлений. Они карались расстрелом или лишением свободы. Позже в развитие принимались иные документы, сквозная тема которых — неотвратимость наказания вне зависимости от званий и должностей.
Причем началу судов, как отмечал в сборнике «Австрийцы и судетские немцы перед советскими трибуналами в Беларуси 1945 — 1950 гг.» историк Анатолий Шарков, предшествовала большая организационно-подготовительная работа. Например, для оказания практической помощи в проведении следствия, подготовке и проведении судебного процесса в Минске из Москвы прибыли оперативники НКВД, НКГБ СССР и Смерш.
Всех 18 военнопленных доставили в тюрьму НКВД № 1 в Минске и разместили в главном корпусе на втором этаже. Их охраняли надзиратели. В камеры поместили секретных сотрудников НКВД. Они владели немецким языком, отбывали различные сроки наказания, сотрудничали с комиссариатом внутренних дел. Их задачей было не только передать интересную следствию информацию, но и не допустить самоубийств.
Например, в справке от 17 января 1946 года отмечалось: «Обвиняемый солдат Альберт Роденбуш (он получил 15 лет каторги) ведет себя довольно скрытно, с немецкой аккуратностью следит, чтобы его не обделили пищей. Настроение хорошее. По окончании процесса имеет надежду быть освобожденным и попасть в Германию. Имеет намерение на суде разоблачать в преступной деятельности подсудимых генералов». Или вот: «Комендант лагеря советских военнопленных в Бобруйске Карл Лангут (приговорен к смертной казни) удивлен и с восхищением отзывается о внимательности и вежливости со стороны НКВД: «Если бы была победа Германии, конечно, ни в коем случае мы не оказали бы столько внимания и корректности к русским». Размышляя о своем будущем, говорил: «Если расстреляют — это легкая смерть, но страшна виселица». С получением обвинительного заключения встревожился, боится приговора». После обвинительной речи расстроился Молл (приговорен к смертной казни): «Во время приема пищи плакал. Спал неспокойно. Ночью он несколько раз вставал и рассматривал фотографию своей жены и дочери».
Созданы были все условия для работы следователей. Обширный доказательный материал предоставила Чрезвычайная государственная комиссия республики. Изучались документы, составлялись биографические справки, разрабатывались перечни вопросов, заслушивались свидетели… Допросы проводили в соответствии с советским процессуальным законодательством, через переводчика. У каждого обвиняемого был адвокат.
— Помимо открытых судебных заседаний, проходили закрытые вплоть до 1951 года, — дополняет Вячеслав Селеменев. — В 1947 году в СССР отменили высшую меру наказания, преступников осуждали на сроки до 25 лет. В 1956‑м было подписано соглашение, по которому немецких военнопленных вернули в Германию. По возвращении не все отбывали наказание.
В 60‑е годы в Германии также проходили подобные процессы. В распоряжении Национального архива есть материалы судебных заседаний. Правда, подходы к соразмерности наказаний иные. За массовые убийства евреев, гибель тысяч человек преступники получали небольшие сроки тюремного заключения. Мол, виноваты Гитлер и его окружение, а эти — исполнители. Это и обвинением трудно назвать. Оправдание, не иначе…
veselukha@sb.by
Фото автора и из открытых источников