Таинство церковного богослужения для маленького Володи Грицевича открыла бабушка. Чем чаще мальчик был в храме, тем глубже проникался атмосферой. И служба постепенно обрела новые смыслы. В свои 24 Владимир до сих пор не может ответить на вопрос, когда же состоялось та самая «личная встреча с Богом», поменявшая его жизнь. Все происходило размеренно, сначала просто посещение с бабушкой храма, затем воскресная школа, чуть позже мальчика взяли в алтарь, где он помогал священнику во время службы. Так шаг за шагом Владимир осознал, что готов к получению духовного образования, за которым последовало и светское.
Тихое призвание
– Расскажи, как ты пришел к тому, что хочешь стать священником?
– Многие спрашивают, как это произошло. Но я не могу ответить на этот вопрос даже сам для себя. В церковной истории действительно есть случаи, когда человек с точностью может назвать дату и чуть ли не точное время, когда пришло осознание, что он посвятит свою жизнь служению Господу. Но в большинстве случаев это тихое призвание. Со временем понимаешь, что были какие-то знаки в тот или иной период жизни. На моем пути один из них – первая осознанная исповедь. Тогда мне было восемь лет. И я всецело понимал, зачем я это делаю и что хочу сказать. Ведь с детьми исповедь как проходит? Взрослые подталкивают: «скажи, что родителей не слушал, учиться не хотел…» То есть ребенок даже не понимает смысла происходящего.
Затем была воскресная школа. И благодаря ей я попал в алтарь. Помню, была первое воскресение Великого поста, утром мне сообщили, что взяли помогать священникам в алтаре, а вечером была моя первая постовая служба. В 14 лет настоятель нашего храма предложил мне стать алтарником на постоянной основе. В обязанности входило приготовление облачений священнослужителя, разжигание кадила, возжжение светильников и свечей в алтаре. Так три года я постоянно был в церкви после школы в те дни, когда были службы, и на выходных.
Со временем я понял, что не в силах противостоять духовной тяге, ведущей меня в храм. Это невозможно объяснить словами. Мы в церковной среде называем это призвание. Господь тебя готовит, но конечное решение за тобой.
– Как отнеслись родители к твоему решению? Ведь они у тебя не так тесно связаны с церковью.
– Единственное, что они мне сказали: «Потом не жалуйся». Для них такой поворот не был шокирующим. Ведь я с младшей школы постоянно посещал храм, родители видели, что меня туда тянет. И они понимали, что священничество – это не просто работа с восьми до пяти. Это и ранние службы, общение с людьми и многие другие аспекты, связанные с священническим служением.
«Поступить сложнее, чем в обычный вуз»
– Тяжело ли стать священником?
– Существует целая система, чтобы поступить в духовную семинарию. Она находится в Жировичах. Во-первых, настоятель храма, в котором ты служишь, должен написать тебе характеристику. Дальше с ней едешь в епархиальное управление к своему правящему архиерею. Там епископ проводит собеседование. С кем-то более мягко, с кем-то пожестче. Это зависит от того, как человек ведет себя во время беседы. Плюс многое решает характеристика. Бывает, настоятель видит – человек не готов к поступлению в семинарию, ему там будет тяжело. Он ему советует поступить в другое учебное заведение.
Но стоит сказать, что в каждой епархии свои особенности для желающих поступить в семинарию. Например, в некоторых епархиях создается целая епархиальная комиссия, которая принимает внутренний экзамен у потенциальных абитуриентов, в других этим занимается сам правящий архиерей. После того, как твою кандидатуру одобрят, можно подавать документы в семинарию. Здесь начинается очередная череда экзаменов. Сейчас в семинарию надо сдавать только внутренние экзамены. Но они тоже довольно серьезные. Мы писали сочинение на нравоучительную тему, сдавали устный комплексный экзамен по Библейской истории Ветхого и Нового Завета, Катехизису, Церковной истории и был также комплексный экзамен по церковно-практическим дисциплинам: церковному уставу, знанию молитв наизусть, чтению на церковнославянском языке Псалтири, пению.
– Вам нужно пять лет учиться. Почему так много?
– Это еще не много. В дореволюционное время в семинарии учились все восемь (и даже могло быть и больше). Из-за того, что программу ужали в пять лет, пострадало все, как светские, так и церковные предметы. Но несмотря на это, если ты удачно сдашь первую сессию, есть шанс, что переведут на второй курс. Я и еще два студента оказались в числе этих счастливчиков. Однако, есть обратная сторона, нам за полгода нужно было закрыть сразу три сессии.
– Зачем священнику такое широкое образование?
– К нему приходят разные люди. Это может быть и деревенская бабушка, у которой только школа за плечами, а может быть кандидат наук. Пример, отец Александра Мень служил в Подмосковье в деревне. Однако благодаря его образованию, этот деревенский приход стал центром притяжения московской элиты. К нему приезжали кандидаты, доктора наук, но в то же время, на этот же приход приходили обычные сельские жители. Это показатель того, зачем священнику нужно получать всестороннее образование.
Про отношение к молодому духовнику
– Как определяют, в каком храме после окончания учебы ты будешь служить?
– Во время поступления у всех есть своего рода целевое направление. То есть характеристика архиерея – гарант того, что ты вернешься в епархию. Бывают случаи, когда попадаешь в другую епархию. Со мной так было. Я начинал служить в Дятлово, в маленьком городке на Гродненщине. Позже вернулся в родной город, в Барановичи. Интересно, что если в Барановичах люди меня знали, то в Дятлово прихожане сами подходили знакомиться. Вообще, качество хорошего священника – знать своих прихожан в лицо. В идеале – знать по именам, где они живут и какие у них проблемы. В принципе, это нарабатывается с опытом.
– Были случаи, когда люди предвзято относились из-за возраста?
– Одна бабушка как-то мне сказала: «Ты батюшка, поэтому я тебе исповедуюсь. Закончил семинарию, значит, в любом случае у тебя есть опыт, которого нет у меня». А другая же наоборот: «Што ты мне хлопчык скажаш, я ўжо жыццё пражыла». Если человек идет ко мне как к священнику, то ему без разницы сколько мне лет. Хотя, например, в Греции молодые священники не исповедуют. Там есть отдельная категория духовников, которым дается специальное разрешение, благодаря которому они имеют право исповедовать. Чаще это священники в возрасте.
Но в чем красота нашей традиции: не каждый из молодых прихожан пойдет к старшему священнику. Я, когда исповедовал в Жировичах заметил, что люди помоложе, особенно те, кто в первый раз пришел в храм, охотнее исповедуются у молодых священников. Боятся «грозных дядек с бородой», как выразился один прихожанин. Но спустя время этот страх проходит.
«Можем ли мы развенчаться?»
– Живет еще обряд венчания?
– Когда я был пономарем, то каждое воскресенье венчались по 3-4 пары. Сейчас в год около 5. Для себя я объясняю это тем, что тогда была мода на венчание. Так как многих молодых мы впервые видели в храме. Некоторым кажется, если повенчались, то брак будет нерушимым. Однако таинство венчания – это благословение на начало супружеской жизни, и не гарант того, что брак будет гладким и без каких-либо проблем.
Бывает, люди приходят уже постфактум после развода и спрашивают, как развенчаться. То есть им кажется, если есть бракоразводный процесс, то должен быть и процесс, обратный венчанию. Но в церковной практике чина «развенчания» нет.
«Сравнивают с военными»
– В церковной среде случаются разводы?
– К сожалению, бывают. Священник завязан на своем приходе. У нас настоятель вынужден иногда ночевать в храме. И жены не всех священников готовы к тому, что нужно днями ждать своего мужа. Бывает матушки вместе с супругом служат в церкви. И такие пары весьма гармоничны. Зачастую жены могут заниматься светской деятельностью. Стоит отметить, что разводы в священнических семьях — это не норма, а печальное исключение. Иногда разводы случаются очень неожиданно. Например, священника рукополагают, оправляют на сельский приход или на строительство нового храма, где он автоматически становится настоятелем. Матушка осознает, что она не готова или не хочет жить в деревне. И уходит.
Нас сравнивают с военными. Священник не выбирает, где ему служить. Но все-таки, очень многие семьи священников – это примеры крепких и дружных семей, которые строятся на Евангельском законе и взаимной любви.
– Быть настоятелем храма – своего рода повышение?
– Да, но я всегда благодарил Господа за то, что мне не пришлось быть настоятелем. Это очень тяжелая работа, которая может быть в храме. Постоянная волокита с документами, забота о том, где найти деньги на зарплату священникам, на зарплату хору, иногда найти сам хор. Плюс куча проблем по текущему ремонту, согласование вопросов безопасности с МЧС, милицией. И вот такая постоянная круговерть. Хотя ты и настоятель, но параллельно с тем еще совершаешь богослужения.
– Если назначат, можно отказаться?
– В теории, да. Но в церковной традиции от послушания обычно не отказываются. Как сказал один настоятель, когда ему предложили так скажем новую должность: «Какой же солдат не хочет стать офицером». Поэтому плох тот священник, который не стремится к чему-то большему. В различных аспектах, это не обязательно настоятельство. Главное – чтобы это было искренне и честно, чтобы этот порыв согласовывался с Заповедями Божиими.
Настоятелем можно стать в любом возрасте. Это решает архиерей. Он видит, кто из священников подойдет лучше и кому можно доверить храм. К слову, некоторые мои одногруппники уже являются настоятелями, в основном в сельских церквях.
– Она тем не перегорает?
– Смотря кто. Многое зависит от человека. Некоторым некомфортно, и они пытаются устроиться в городской храм вторым или третьим священником. А кто-то, наоборот, старается поднять умирающий приход и вдохнуть в людей жизнь. Отец Геннадий Логин – пример священника, который 20 лет живет на трех деревенских приходах и не отчаивается. Многие представляют себе такие приходы умирающими и бесперспективными. Я видел, как он общается с этими бабушками! Они его ждут и живут его приездом. Отец Геннадий – это не тот человек, который просто приехал, отслужил службу и уехал. Он отдает себя приходу. Всегда останется и поговорит с людьми. И такой приход даже если он маленький, будет живым.
Молодежь и церковь
– Параллельно с тем, что служишь в храме, очно учишься, ты преподаешь в воскресной школе и общаешься с учащимися барановичских школ.
– К сожалению, молодежь сегодня далека от церкви. Даже если они решатся туда зайти, многое будет непонятно. Нужен тот, кто поможет и объяснит. Поэтому я прихожу в школы рассказываю детям, почему добро способствует благополучию человека, а зло толкает на дурные поступки. Или же почему скверные слова разрушают человека. Моя задача – задать им такие вопросы, чтобы они начали искать на них ответы. Дать им зерно для размышления. Обычно 15-20 минут я отвожу на выбранную тему, а остальное время они задают вопросы. Любят спрашивать, чем занимается священник и про зарплату, о взаимоотношения католиков, православных, протестантов, иногда задают мировоззренческие вопросы, вопросы, связанные с вероучением.
При некоторых церквях есть молодежки – так мы называем молодежные объединения. Например, у моего однокурсника отца Николая в Слониме большое молодежное объединение. Ребята встречаются по воскресеньям, также занимаются благотворительными проектами. В Минске много молодежек. Самая крупная при храме всех Святых у отца Федора. Такие объединения помогают вырваться из повседневности. Как ни прискорбно звучит, но сегодня дворы пустые… Все общаются в соцсетях. А живое общение?
Научный путь
– Сейчас ты магистр богословия, владеешь четырьмя древними языками. И в тоже время продолжаешь их углубленно изучать уже будучи второкурсником филологического факультета БГУ. Почему тебя это так увлекает?
– Всего в семинарии я изучал три древних языка: церковнославянский, древнегреческий и латынь. Из современных – английский. Затем в магистратуре Минской духовной академии продолжил совершенствовать древнегреческий и начал изучать библейский иврит. Сейчас учу древнегреческий, новогреческий и английский. И факультативно – польский язык.
Для совершения богослужения достаточно владеть церковнославянским. Но благодаря знанию древних языков есть возможность читать тексты Священного Писания в оригинале и сравнивать их с более поздними вариантами. Мне это интересно. Те, кто решает углубиться в историю, изучают греческий, латынь и польский. Потому что многие документы касательно белорусской церкви периода Средневековья, Нового времени написаны на латыни или польском, иногда на греческом.
Кстати, древнегреческий по сей день используется. На нем ведется вся переписка с Восточными Патриархатами, например, Иерусалимским. И гугл-переводчик не «владеет» древнегреческим, поэтому, чтобы ее перевести, нужно обращаться к знающим язык людям. А таких мало. Да и обучают этому языку в немногих местах у нас в стране: в духовной семинарии, академии и на филфаке БГУ.
В целом в область моих научных интересов входят послания апостола Павла в Новом Завете. На них непосредственно строится наше богословие. Многие споры в древности начинались как раз таки из-за неправильного прочтения этих посланий. Ведь, по сути, каким бы идеальным перевод ни был, он все равно теряет свою коннотацию. Так как переводчику всегда приходится выбирать, какой аналог слова лучше подойдет, и от этого решения зависит дальнейшая лексическая окраска текста. Поэтому за толкованием каких-то конкретных моментов все равно приходится обращаться к первоисточнику. Вот и получается, что чем больше знаешь, тем ближе к истине.
Фото пресс-службы БГУ и из личного архива
