Спасением самой почитаемой католической святыни мир обязан простому советскому солдату

Фронтовой корреспондент времен Великой Отечественной Борис Полевой, автор бессмертной «Повести о настоящем человеке», в одном из польских городов стал свидетелем и участником удивительного, с мистической подоплекой события.

Католический монастырь на Ясной Горе в Ченстохове.

Чудовищная провокация

В январе 1945‑го, когда уже шла Висло‑Одерская операция, в ставке маршала Конева Полевой встречает старого знакомого, подполковника Николаева, и тот рассказывает ему, что получил приказ срочно убыть в город Ченстохова. Поступила информация, что эсэсовцы задумали чудовищную провокацию.  

Они заминировали церковь местного Ясногорского монастыря и планируют взорвать ее, когда советские войска войдут в город, чтобы обвинить их в этом злодеянии. Вместе с церковью на воздух должна была взлететь величайшая святыня католического мира, сердце Польши, как ее называют, вторая по значимости после раки святого Петра, хранимой в римском соборе, икона Божией Матери Ченстоховской.

Полевой не был бы Полевым, если бы не увязался за ним.

Город оказался пуст. Но комендант‑танкист, получив приказ организовать охрану культурно‑исторических ценностей, выставил у церкви караул.

Николаев и Полевой упросили командира проходящей мимо инженерной части дать им самого опытного сапера, который смог бы разобраться с тем «сюрпризом», что приготовил злой разум фашистов.

«Мины‑то он, сволочь, точно под алтарь подложил, под самый контр­форс, с расчетом на эту икону», — запишет Полевой слова сапера старшего сержанта Константина Ковалькова.

«У нас в селе в церкви и то красивше намалевана»

Такое мнение составил об иконе простой солдат Ковальков. Но интеллигентный и хорошо образованный Полевой недалеко от него ушел.

«Образ Мадонны, этого воплощения юной чистой красоты, населяет все храмы христианского мира. Среди них Ченстоховская, по‑моему, самая будничная — усталая немолодая женщина с темным изможденным лицом, прижимающая к себе, как кажется, не сына, а внука. К тому же шрам на щеке… Просто не понимаю, в чем сила, которая в течение многих веков привлекает к ней сонмы паломников чуть ли не со всего мира… Уходили от иконы разочарованными»,  — напишет он позже.

Откуда «бывшим комсомольцам и безбожникам» было знать, что Ченстоховская икона Божией Матери из тех 70 образов Пресвятой Богородицы, которые святой евангелист Лука написал в Иерусалиме на столешнице от стола, за которым сидела Богородица? Что хранилась она первоначально в Иерусалиме у Иоанна Богослова, что у нее многовековая потрясающая, наполненная чудесами история, которую здесь не пересказать? Пройдя через века, сменив многих владельцев, явив людям много чудес, она досталась польскому правителю князю Владиславу Опольскому, которому явилась во сне Богородица и велела икону перенести на Ясную Гору в Ченстохове. Там она была с 1352 года.

У шрама, на который обратил внимание Полевой, тоже своя история. Грабители, однажды напавшие на монастырь, хотели похитить чудотворный образ, но конная повозка не трогалась с места. Один из разбойников в ярости бросил икону на землю, а второй ударил мечом по лику. Тут же первого разорвало на части, у второго отсохла рука, а все остальные ослепли.

«Глядите на нее, глядите и старайтесь ни о чем не думать»

Во время беседы с одним из монахов Полевой сказал, что икона впечатления на него не произвела. Монах на это ответил: она не понравилась и не могла понравиться, потому что «вы ее не видели, потому что она не хотела вам показаться». Он предложил пойти в храм, стать в некотором отдалении от иконы, забыть, где они и зачем, просто стоять и смотреть. Дальнейшее Полевой описывает так:  

«Я было начал дремать, но что это? Раскрыл глаза. Икона, во всяком случае лик и рука Богородицы, будто бы покрылись туманом, растаяли, а потом из тумана стало прорисовываться другое лицо: округлое, совсем юное. Оно проступало не сразу, а как бы отдельными частями — сначала губы, брови, потом нос, глаза, прядь волос, выглядывавшая из‑под оклада… Это была смуглая девушка ярко выраженного восточного типа, девушка лет пятнадцати‑шестнадцати».

Николаев признался, что тоже видел красивую смуглую девушку. Что делают два боевых офицера, когда сталкиваются с тем, чего, по их мнению, не может быть, потому что не может быть никогда? Идут в храм, ищут… проекционный аппарат, который «туманные картины» наводит, отверстие, откуда можно было бы бросить луч на икону, но ничего не находят. На самом образе все та же пожилая женщина со шрамом прижимает к себе ребенка…

«Грехи теперь мне отпустились. А какие у солдата грехи?»

Тем временем старший сержант Ковальков отыскал два взрывателя, а приданные ему монахи извлекли из‑под алтаря тридцать шесть авиационных бомб! 

Смертельно уставший, но очень довольный Ковальков сидел на этом штабеле и курил. Полевого больше всего поразило, что  солдат совершил уникальное дело, но явно не видел в этом ничего особенного. Спас своей храбростью, своим умением величайшую католическую реликвию, а озабочен тем, что табачок кончается.

Прощаясь вскоре с Полевым и его товарищем, сапер показал маленькую живописную копию с иконы Матки Боскай Ченстоховской, к которой был прикреплен кусок старого шелка от ее фаты: «Грехи теперь мне отпустились. А какие у солдата грехи?»

Еще через пару дней и Борис Полевой, и его товарищ тоже получили по копии знаменитой иконы и по кусочку шелкового полога.

Неизвестно, поверил ли Борис Полевой, что икона Матки Боскай Ченстоховской явила ему чудо, но мы‑то знаем: оно было. Может, в том, что он прошел войну, прожил яркую и насыщенную жизнь, дал путевку в жизнь многим талантливым литераторам.

Затерялись во времени следы старшего сержанта Константина Ковалькова. Хотя, по совести, имя спасителя Матки Боскай Ченстоховской должно золотом сиять в храме. Должно, да… Но знаете: всяким дудам, тускам, качиньским и прочим признать, что возможности каяться в неисчислимых своих грехах перед святыней они обязаны русскому солдату, — сродни тому, что сесть на тот самый штабель бомб и активировать взрыватель…