Как в Беларуси начинался женский баскетбол

В прошлом году Людмиле Гусевой вручили свидетельство, подтверждающее ее французское гражданство. Доставая карточку из папки с потрепанными документами на французском, она рассказывает, что во Франции не была с 1986 года и для консульства само существование в Беларуси заслуженной соотечественницы со множеством дипломов и наград стало откровением. Сами узнали, приехали, вручили паспорт. Впрочем, готовым сценарием для фильма выглядит вся без малого 90–летняя жизнь Людмилы Иосифовны. Раскладывая на диване в витебской пятиэтажке стопки черно–белых фотографий, она, до сих пор слегка грассируя, начинает рассказ, в котором невероятным образом переплелись южный французский Клермон–Ферран, мировая война, рекорд Беларуси в прыжках в высоту, баскетболистки–чемпионки и еще немало сюжетов, заставляющих на протяжении всех двух с лишним часов лишь удивленно кивать головой.

— Тренировать я закончила в 1993 году. После помогала советами. Меня звали обратно, но я отказалась — всегда любила работать только со своими. Находила, выращивала и выводила в люди. Как когда–то сама вышла. Непросто, но зато видишь результаты вложенных трудов. В женском баскетбольном «Горизонте» 1980–х годов, например, играли сразу три мои спортсменки. Татьяна Белошапко, Ирина Губа и Елена Чистобаева. Тренировал Семен Халипский. Это была самая сильная команда за всю историю нашего баскетбола. Хотя начиналось все, считай, на пустом месте.

— Как вы в баскетбол–то попали?

— В Беларусь переехала после войны, в 1947 году. Мне 15 лет было. Звали меня тогда Люсьен Павлювьез. Отца — Жозеф. Он уже потом, здесь, Иосифом стал. Сказали: таких имен в СССР нет. Привыкнуть было сложно, но не настолько, как к новой жизни. Пожили год в Украине, потом перебрались под Гродно на родину отца. Он ведь во Францию уехал в 1920–м. Женился. В 1932 году родилась я, а после смерти мамы отец решил возвращаться. Началась война, одному поднять двоих детей было сложно, а в СССР, он слышал, был коммунизм, равенство, возможности... Во Франции у него ведь никакой специальности не было. Работал шофером. В 1948–м уже в Беларуси поступила в фузкультурный техникум. Там и начала заниматься баскетболом.

— Почему баскетбол?

— Случайно вышло. Когда мы к папиным родственникам приехали, там был настоящий ужас. Послевоенная деревня. Ни душа, ни бани, ни туалета... После Франции все это было похоже на катастрофу. Там ведь даже снега никогда не видела. А здесь разруха, голод и полнейшая нищета. У папиного брата к тому же было много детей. Через две недели отец сказал: поехали в Гродно искать тебе школу с французским языком. Я ведь по–русски ни слова не знала, образование — семь классов французской школы. Плюс курсы стенографистки. Подходящих вариантов в Гродно, конечно, не оказалось. Мы уже в отчаянии на вокзал собирались, но нечаянно заметили объявление: техникум физкультуры набирает учащихся. Я говорю: «Папа, это мой последний шанс. Пойдем!» До сих пор помню адрес: Кирова, 5. В комиссии сидел заслуженный тренер БССР Анатолий Марцинкевич. Тот самый, который воспитал Ивана Едешко. Он меня, считай, и спас. Я уже точно решила, что в деревню не вернусь. Готова была хоть полы мыть, но тренер во мне что–то увидел. К тому же оказалось, что я со своими 172 сантиметрами была самой высокой. После войны большинство детей здесь были хилыми. Приходилось на построении ноги сгибать — не хотела стоять первой, и так слишком выделялась.

— Как к вам относились? Француженок в то время в Гродно было, прямо скажем, немного...

— Ходили ко мне как в зоопарк. Чуть ли не весь город. Если тренировка проходила на улице, вокруг площадки собиралась толпа, все на меня глазели. Достопримечательность! А я и объяснить им не могу, что неприятно. Ни слова ведь не знаю. Скажу еще что–то не то — хуже будет. Когда научилась разговаривать, стало проще. Жена тренера Рустама Харазянца преподавала французский — можно было хоть немного поговорить. Да и сам Харазянц мне очень помогал: вступился при поступлении в университет, даже сочинение за меня написал.

— Во Франции вы занимались спортом или в то время можно было просто так взять и в 15 лет начать успешную баскетбольную карьеру?

— Только за школу выступала: бегала, прыгала. Я, кстати, и в Беларуси первых успехов не в баскетболе добилась. Здесь для спорта ведь условий, считай, не было. Тренировались где придется. В основном — на улице. Бегали на лыжах, играли в волейбол... В итоге в 1951 году я стала чемпионкой Беларуси в прыжках в высоту. 1,41 метра — рекорд страны! Сейчас и сказать–то стыдно о таких «достижениях», но после войны спортсменов, считай, не было. За победу мне впервые вручили конверт с премией: 10 рублей! До сих пор помню ощущения: для меня в то время и рубль был за счастье, приходилось выживать. Учеба, потом тренировки до ночи. Папа помогал. Устроился на работу кладовщиком в детский дом, а мне сказал просто и честно: не будешь учиться — пойдешь мести улицы. Я понимала, что это была не угроза, а реальность, и потому мотивация была просто невероятной.

— Что почувствовали, когда попали в сборную?

— Я считала это наградой за все, что пришлось вытерпеть. Интересно, что я не знала многих азов баскетбола, но при этом делала много подборов, отрабатывала в защите, буквально дралась до последнего. За характер и пригласили. Хотя в сборную СССР так и не попала. А вот мою воспитанницу Таню Ивинскую (ныне — Белошапко), кстати, в 15 лет позвали, почти сразу она попала на чемпионат Европы в Италию... До нее в Беларуси таких молодых мастеров спорта еще не было. А я в 1956 году сыграла на первой Спартакиаде народов СССР в Лужниках и завершила карьеру. 24 года, нужно было зарабатывать на жизнь. Нам ведь денег не давали, только иногда на сборах кормили. Зарплаты в баскетболе появились лишь в 1970–х годах, но я к тому времени уже давно тренировала. Набрала детей, и вместе с мужем начали их готовить. Так 35 лет и прошло.

— Сложно было искать таланты?

— Непросто, тем более что в интернат я детей принципиально не отдавала. Считала, что могу их подготовить лучше. Ходила по школам, часто на улице высматривала высокую девушку, подходила и прямо говорила, что могу сделать из нее баскетболистку. Правда, и дети тогда другие были. Мама Ивинской сына отдала моему мужу, а двух дочек — мне. Сказала: зато теперь знаю, что они пристроены. Хотя Таня сразу выделялась — высокая! У меня все спрашивали: где ты взяла такую раскладушку? Худая, бледная, одни ноги да руки в стороны торчат. Но я чувствовала, что из нее может выйти толк. Правда, что она олимпийской чемпионкой станет, поняла только в 1973 году. Тогда за ней начали приезжать. Из Москвы, из Латвии — хотели, чтобы она туда переехала. К счастью, ее мама всех гонцов ко мне отправляла, а у меня позиция железная была. Всегда внушала детям, что они могут пробиться сами, что своей командой мы можем и первенство Союза выиграть. Хотя, если бы отдала тогда Таню, точно стала бы заслуженным тренером СССР...

— Ирина Губа — еще одна ваша воспитанница, до сих пор считается одной из лучших разыгрывающих в белорусском баскетболе...

— Думаю, что даже лучшей. Она была очень умной, потому что играла в шахматы. Ее папа был шахматистом, учил детей. Площадку видела идеально, всегда находила очень неожиданные решения. Плюс сама по себе была, как пацан. Ничего не боялась, везде всех за собой вела. Но характер был очень тяжелый. Только я с ней справлялась, потому что Ира мне доверяла. С другими могла просто отвернуться и уйти. Или даже огрызнуться. А во мне видела человека, который может помочь ей выйти в люди. И я ее вывела — Ира стала лучшей разыгрывающей в «Горизонте» и сборной. Я, кстати, никого никогда не держала. В РТИ чуть ли не целая моя команда уехала, в нархозе играли и учились, в пединституте... Шесть человек выступали за сборную республики. В итоге в 1968 году мне присвоили звание заслуженного тренера БССР.

— В Беларуси, если вспомнить, всегда хватало сильных баскетболисток. Почему же мы сейчас вынуждены приглашать из–за границы?

— Тем более из Америки! Для меня это больная тема, а ответ, наверное, в том, что люди перестали работать, как прежде. Гораздо легче взять, как в «Цмоках», американку. В сборной двум американкам гражданство дали. Да, ей придется заплатить сумасшедшие деньги, зато она обеспечит результат — легкий путь. А наши, которые могли бы играть и расти, сидят в запасе. Вспомните, сколько времени Маша Попова провела на скамейке в «Олимпии», пока играли украинки! Хотя наши разыгрывающие, например, всегда были умнее американок, лучше понимали игру и видели площадку. Сейчас мы удивляемся, почему наши баскетболистки так примитивно играют, а у сборной одна схема — отдать мяч Левченко или Веремеенко. Но скажите, где и как им расти? Все жалуются на условия, а я работала в зале 9 на 18 метров! Постоянно искала, где приткнуться. И всюду дети за мной ездили. А поехали бы они за нынешними тренерами?

— Взлет нашей женской сборной был закономерен?

— В тот момент собралась очень хорошая команда 80–го года рождения. Плюс Настя Веремеенко. И, конечно, Анатолий Буяльский. Возможно, он не знал столько о баскетболе, как, например, Семен Халипский, но умел находить подход к девчонкам. К тому же Буяльский сам по себе красавец, они его любили, а для женского спорта это порой бывает куда важнее, чем тактика и стратегия на матч. Женщины играют не за результат, а за тренера. Сейчас об этом часто забывают. Тренеру–женщине по этой же причине работать с женскими командами всегда сложнее. Мне, чтобы поддерживать авторитет, приходилось постоянно учиться. Подходила к тренерам и расспрашивала: сколько тренируются, как, по каким методикам? Они говорят, что три дня работают, — я начинаю тренировать четыре. Они говорят четыре — я начинаю пять... На целый день уходили с девчонками в парк и бегали по песчаному откосу на берегу Двины. Потом там же отдыхали. В итоге я у всех тренеров в Беларуси выиграла, включая Халипского.

— Халипский был самым грамотным тренером на вашей памяти?

— Да, но мы с ним не очень ладили. Он всегда хотел переманить к себе моих учениц, а я его команды обыгрывала. Помню чемпионат республики в Светлогорске. У Халипского — команда мастеров, у меня в составе Ира Губа, Таня Ивинская. На двоих набрали 38 очков и победили. А все дипломы и призы — тогда чайные сервизы для чемпионок приготовили — уже подписаны для девушек Халипского. Ждали в зале полчаса, пока их переподписывали. Мне, кстати, тогда ничего не досталось — тренерам и в то время принципиально не давали наград.

— Ваши воспитанницы почти все разъехались...

— Ира Губа в Болгарии, Галя Михеенкова во Франции вышла замуж, кто–то в Эмиратах... При этом Ира уехала только в 30 лет, несмотря на то что в Минске ей квартиру дали. Но меня помнят. Звонят, приезжают иногда. Мне приятно. Спортсменов у нас все знают, а тренеры, тем более детские, всю жизнь остаются сбоку. А ведь именно от них в итоге все и зависит.