В науке кроются огромные деньги. Только их надо уметь добыть, а это долго и дорого, особенно если рассуждать о фундаментальной науке. С одной стороны, она является основой для разработки самых передовых продуктов и фронтирных технологий, которые определяют конкурентоспособность любого государства. С другой — фундаментальные знания обладают огромным временным лагом с точки зрения монетизации. Иногда до практического применения прорывных открытий проходит несколько десятков лет. А доходы начинают поступать еще позже. Инвестиционный цикл прикладных ноу-хау короче, но тоже достаточно длительный и тернистый из-за своей непредсказуемости. Это не значит, что наука является неокупаемой, наоборот: познание неведомого — самый надежный источник доходов. Однако экономика инноваций принципиально отличается от обычного материального производства. И сегодня дело не в том, белорусская наука хорошая или плохая. По этой причине Президент четко поставил вопрос: почему пробуксовывает монетизация данного направления деятельности? Как видится, проблема не только и не столько в ученых — необходимо совершенствовать и формировать компетенции в сфере инновационного менеджмента.
Еще одна особенность научной отрасли — непрерывность. Новое знание не возникает ниоткуда и не пропадает в никуда. Почитайте об открытиях, удостоенных Нобелевской премии: обычно указывается, что лауреат продолжил работы таких-то коллег, сделал свое открытие на основе таких-то исследований… Продолжая опыты Вильгельма Рентгена, Анри Беккерель открыл явление радиоактивности. Его последователи — Пьер и Мария Кюри — получили радий и полоний. И происходили эти фундаментальные открытия в конце XIX — первом десятилетии XX века. А первые действующие атомные реакторы появились только в 1942 году в США, в 1945-м — в Канаде и в 1946 году — в Москве. Эти установки были скорее экспериментальными.
Бум промышленной атомной энергетики пришелся уже на 1950—1960-е. Прошло более полувека между фундаментальным открытием и его полноценным внедрением. Чтобы создать настоящую АЭС, понадобились еще сотни и тысячи открытий в самых разнообразных областях науки, соответствующие инженерные решения.
Наука — особая отрасль. С одной стороны, очень прибыльная, с другой — непонятно, при каких обстоятельствах и когда произойдет финансовый взрыв. Исследования требуют больших расходов каждый день. Это не значит, что в моменте исследовательская сфера исключительно затратная. Но очевидно, что она требует особого управления. Считается, что такой менеджмент в принципе невозможен. Позволю себе с этим не согласиться.
Многие, наверное, знают о стартап-движении, венчурном финансировании. Наука по большому счету является и стартапом, и венчурной отраслью. Данные направления очень рискованные. Однако это не повод отказываться от рисков — необходимо их измерять и минимизировать, в том числе через инвестирование портфеля проектов, как поступают многие венчурные фонды. И свои действия основывают на конкретных статистических данных: только небольшой процент оригинальных идей приносит прибыль, но она таких размеров, что позволяет покрывать убытки от других проектов.
Венчурные и инновационные инвесторы вырабатывают и принципы отбора идей для дальнейшей отработки. И каждый проект разбивается на этапы, по которым прописываются необходимые результаты, проходит оценка перспективности. Может оказаться, что какая-то разработка уже появилась у конкурента. Есть ли смысл ею дальше заниматься в предполагаемом формате или нужно менять вектор исследований? Возможно, лучше закрыть проект: зачем увеличивать убытки, если он изначально является неперспективным? А еще вчера казался прорывным.
В нашей стране такое единство случается. Но пока не является повсеместным. К сожалению, попытки поженить науку и производство не успешны. Для этого необходима определенная институционная среда: венчурные фонды — как частные, так, возможно, и с бюджетными вливаниями или с участием государства через другие инструменты. Профессиональные инвесторы на основании экспертизы ведущих ученых выберут приоритетные проекты для финансирования, оценивая их научную ценность и коммерческий потенциал. Несомненно, не все идеи выстрелят, но эффективность фондов оценивается не по конкретным вложениям, а прибыльности в целом.
Конечно, какие-то направления в науке должны финансироваться исключительно государством. Прежде всего напрямую связанные с обеспечением национальной безопасности. Хотя эта сфера настолько широка, что в каждом конкретном случае необходимо определять ограничения. Иначе все исследования могут подпадать под статус национальной важности. Возможно, в значительной степени государство обязано поддерживать фундаментальную науку, а остальные векторы вполне логично переводить на коммерческие рельсы. Для этого важно сформировать соответствующую институциональную среду, нормативно-правовую базу. Впрочем, не стоит забывать и о другой роли ученого: он создает вокруг себя интеллектуальную индукцию, моделируя человеческий капитал. А эту функцию весьма непросто оцифровать. Но устойчивость и экономики, и государства обеспечивает коллективный разум, и ученые занимают в нем значимое место.
volchkov@sb.by
