Первый день нынешнего года был ознаменован юбилеем — столетием провозглашения ССРБ, ставшей впоследствии Белорусской Советской Социалистической Республикой, историческим фундаментом современной независимой и суверенной Беларуси. В этот юбилейный год мы продолжим развенчивать устоявшиеся вокруг БССР мифы и домыслы. Сегодня — очередная беседа с известным белорусским историком, председателем Постоянной комиссии Палаты представителей Национального собрания Беларуси по образованию, культуре и науке, членом–корреспондентом Национальной академии наук, доктором исторических наук, профессором Игорем МАРЗАЛЮКОМ.
Миф 12–й: Аграрная политика БССР была механической калькой общесоюзной политики землепользования
— Игорь Александрович, современной Беларуси удалось невероятное. Находясь в зоне рискованного земледелия, наша страна смогла не только обеспечить свою продовольственную безопасность, но и заявить о себе на весь мир как о солидном экспортере сельхозпродукции и продовольствия. Этот факт ряд историков противопоставляют советскому прошлому — в БССР якобы самостоятельная аграрная политика была в принципе невозможна, а руководство Советской Белоруссии напрочь игнорировало местные климатические и природные особенности. Так ли это было?— Это очередной миф, о котором стоит поговорить подробнее. Как справедливо отмечает профессор БГУ Сергей Николаевич Ходин, защитивший докторскую диссертацию как раз по теме модернизации сельского хозяйства БССР в 1920–х годах, главной вещью для нашего народа, базисным элементом понимания справедливости у крестьянства являлся труд. И прежде всего труд на земле. Именно отношение к труду формировало осознание собственности на землю, а значит, и социального статуса человека. Но при этом необходимо понимать принципиальное отличие аграрных отношений, сложившихся на белорусских землях, от тех, что сложились у наших восточных соседей. Эти различия начали складываться с XVI века. Дело в том, что белорусская община (или грамада) в отличие от великорусской имела важную характерную черту: белорусская деревня не знала уравнительного принципа землепользования и постоянных переделов. Поэтому белорусская община типологически больше похожа на те, что формировались в Польше, Германии и других странах.
Вплоть до середины ХХ века белорусская деревня — это система сохранения и трансляции традиций нашего общества. Да, начиная с декабря 1917–го и весь 1918 год и на наших землях доминировали уравнительные принципы: наркомом сельского хозяйства в то время был левый эсер Андрей Колегаев (после эсеровского мятежа порвал с эсерами и вступил в РКП(б), в 1936 году будет арестован, а в 1937–м расстрелян. — Прим. ред.). При нем пробовали отобрать у крестьян хутора и отруба, полученные в ходе столыпинской реформы, загнать крестьян в общины. Российское крестьянство подобное восприняло достаточно спокойно, в Белоруссии же даже в условиях военных действий такая тенденция размаха не получила. Реквизиции были, и они больно ударили по крестьянству — но лишь в эпоху гражданской войны. Последовавшие же затем, в 1920 — 1921 годах, попытки большевиков создать в восточной части республики крупные хозяйства через организацию совхозов и коммун встретили жесточайшее сопротивление со стороны белорусской деревни.
Белорусская деревня в 1920-е годы.
— Поневоле вспоминается фраза из рыбаковского романа «Дети Арбата», написанная его молодым героем–студентом на полях своего конспекта: «Крестьянин в трамвае растерянный, жалкий, а дома властный, деспотичный!» И как же власти БССР разрулили крестьянское недовольство?— Один из авторов белорусской модернизационной модели (НЭП–3, «превращения Белоруссии в красную Данию», как тогда говорили) — первый секретарь ЦК КП(б)Б Александр Криницкий. Он призывал действовать очень решительно в решении нужд и просьб крестьянства — и не ждать, пока «загрохочут кронштадтские пушки».
Кардинальный пересмотр экономической политики произошел на VIII Всероссийском съезде Советов, проходившем 22 — 29 декабря 1920 года в Москве и принявшем Земельный кодекс РСФСР. Год спустя проходит IX Всероссийский съезд Советов, обсудивший ход новой экономической политики и развития сельского хозяйства. Все это вкупе с отменой чрезвычайного положения, укреплением государственных институтов и вторым провозглашением БССР (6 июля 1920 года ЦК КП(б) Литвы и Белоруссии признал необходимым восстановить Белорусскую ССР. Это решение поддержал ЦК РКП(б). — Прим. ред.) вызвало у белорусского руководства необходимость выработки собственного земельного законодательства — для создания альтернативных подходов. И это вполне объяснимо: когда белорусы получили советскую государственность, когда она стала приобретать к середине 1920–х годов реальные очертания, интересы республики с интересами союзного центра стали порой не совпадать. Партийно–государственная элита БССР стала проводить собственную национальную аграрную политику.
Первые колхозы.
Первый трактор.
— Год назад, изучая тему коллективизации, я обнаружил во многих источниках, что в советских Белоруссии, России и Украине поначалу действительно учитывались лучшие стороны коллективистских традиций славянской деревни: крестьянская община, артельное производство, толока. В результате к 1927 году в БССР было более 400 артелей, коммун и товариществ по совместной обработке земли, а также 213 совхозов. Но кто стоял за подобной модернизацией?— За ней стояли ведущие аграрии–экономисты БССР: Гавриил Горецкий, Аркадий Смолич, Иван (Ян) Кисляков — эти великие имена нам всем стоит помнить. На основе своих академических разработок они формировали именно белорусскую аграрную политику. Ученый в области экономики, сельского хозяйства и географии, мой знаменитый земляк с современной Кличевщины Аркадий Смолич, например, разработал теорию рационального расположения хозяйственных комплексов — так называемые эконом–географические ландшафты. Этой теорией до сих пор пользуются при разработке практических моделей. Смолич подчеркивал необходимость максимально учитывать природно–географическую среду при расположении тех или иных сельхозпроизводств.
— Очень напоминает сегодняшний рациональный и экономически выверенный подход к модернизации современного агропрома. Получается, у него не только социально–экономический, но и исторический фундамент?
—– Разумеется. В середине 1920–х годов в СССР бурно шла дискуссия о роли общины. В России считали общину важнейшим элементом будущего социалистического общества. Протестовал против такого подхода профессор Михаил Макаров, разрабатывавший в белорусской экономической науке направление «экономика землепользования» и научно сравнивший экономическую эффективность разных форм землепользования — хуторской, поселковой, колхозной, совхозной. Он считал, что нельзя абсолютизировать общину как идеальную форму для построения социализма.
В 1928–м появляется общесоюзный проект «Общие начала землепользования и землеустройства Союза ССР». Прими его белорусское руководство — республике пришлось бы механически исполнять земельное законодательство Союза. Однако еще в 1927 году на VIII Всебелорусском съезде нарком земледелия Дмитрий Прищепов высказался за то, чтобы союзное правительство разрабатывало только общие принципы сельхозполитики, а конкретизация их проводилась бы на месте. Он говорил о необходимости учитывать реальную, исторически сложившуюся структуру сельского хозяйства БССР. И о том, что государство должно оставлять за крестьянином право выбора. Как следствие, 1920–е стали годами рыночных отношений в деревне, закрепленных белорусской властью на уровне законодательства. Мы до сих пор можем гордиться теми земельными кодексами, которые были приняты в БССР. И видим, что современные формы аграрной политики опираются на исторически сформированные традиции. Ведь искусственное перенесение чужого опыта никогда и нигде не способствовало успеху. А о Дмитрии Филимоновиче Прищепове подробнее поговорим в следующий раз — эта фигура заслуживает отдельной беседы.
osipov@sb.by