“Человек из рыбы” ставит острые вопросы о моральном климате в современном обществе.Предлагаемые обстоятельства
— Я не могу сказать, что какая-то одна тема главенствует в моих пьесах, — говорит Дмитрий Богославский. — Скорее, наоборот, — многожанровость и многотемье. Но это из-за того, что сама наша жизнь не идет по какому-то одному заданному пути. Я не верю, что одно конкретное событие может изменить ход жизни. В любом случае это цепь, последовательность событий и фактов. Наверное, поэтому в театре существует понятие “предлагаемые обстоятельства” во множественном числе. Я не могу оторвать от персонажа его биографию, в том числе и его взаимоотношения в семье, и его точку зрения на институт семьи. Как бы там ни было, автор формирует персонаж из множества красок, из массы аспектов жизни.
— Дмитрий, и все же, почему именно кризис семейных отношений выходит на первый план во многих современных пьесах? Потому что он сегодня бросается в глаза и в нашей реальной жизни?
— Если говорить совсем просто, то вопрос семейных связей во многом является вопросом “откуда ноги растут”. Он во многом определяет взаимоотношения человека с миром, его сопричастность и соучастие. Конечно, нельзя сказать, что все люди, по каким-то причинам лишенные семьи, живут обособлено, с какой-то нейтрально-хладнокровной позицией. Совсем нет, и даже дело вовсе не в этом. По моему мнению, человеку необходим так называемый тыл, и для многих этим тылом является семья. Это, видимо, обусловлено нашими ментальными чертами. Для малых народов абсолютно нормальным является, например, знание своего рода до седьмого колена. Знание, сохранение и передача родного языка и традиций происходит не на уровне “человек — государство”, “человек — школа”, а именно на уровне “человек — семья”.
Не знаю, правомерно ли говорить о кризисе института семьи — возможно, это трансформация, развитие? Такой же необратимый и естественный процесс, как эволюция. Здесь же и отношение к институту брака, я бы сказал — простота и доступность брака. Как и простота, и доступность его расторжения. Я не говорю, что все нужно ужесточить, нет. Я про формирование отношения к этому. Хочу привести пример. Однажды мои родители пошли на спектакль — легкую комедию, рассказывающую о том, как главный герой в течение многих лет жил на две семьи. Я, конечно же, спросил родителей, понравился ли им спектакль. На что мама ответила: “Дима, я не поняла, почему в зале все смеялись? Что смешного в том, что он 20 лет обманывал женщин?” Вот и отношение, вот и возвращение к “предлагаемым обстоятельствам”, вот и фокус внимания зрителя.
В прекрасной мини-пьесе Александра Савухи “И листья вернутся к корням” есть такая ремарка: “Голоса стихают, по шиферу скатывается и падает яблоко, солнце садится за горизонт”. Я о том, что если мы будем помнить этот звук яблока, катящегося по шиферу, то все будет хорошо.
“Рыбный день” в МХТ
Одна из самых громких премьер этого театрального сезона на постсоветском пространстве — спектакль “Человек из рыбы” в Московском художественном театре в постановке Юрия Бутусова, главного режиссера театра имени Вахтангова. И снова история о неустроенности, отчужденности. Чужие люди, которых случай свел под одной крышей на улице Караванной в Санкт-Петербурге, пытаются вымолить у судьбы свой кусочек счастья.
Да, пьеса про распад. Но и про сопротивление ему. И про попытки прожить не навязанную жизнь, выстроить собственную стратегию, а не встроиться в готовый шаблон. Это сопротивление — одно из беспомощных проявлений борьбы.
Четыре человека, вынуждено жмущихся друг к другу в доме на Караванной, конечно, беспощадно одиноки. С одной стороны, реальность вынуждает их жить вот так — в одной квартире: у них просто нет денег снять собственное жилье. С другой — существуя так, они как раз и создают некую альтернативу, некий свой мир, в том числе для ребенка, который живет вместе с ними. И живет больше, чем в семье. Они несчастны — это правда. Но все же больше несчастны из-за того, что творится за окнами их мира. И из-за того, какими их уже сделал этот мир.
— Вы говорили, что в некотором смысле на процесс создания пьесы повлиял спектакль “Бег” Юрия Бутусова. Можно ли считать ваших героев духовными наследниками неприкаянных героев Булгакова?
— Нет, что вы! “Бег” куда трагичнее. Вообще, у Булгакова в черновиках есть три финала — и самый бескомпромиссный беспросветен абсолютно. Но и тот привычный, где Серафима с Голубковым возвращаются и все вроде бы пронизано таким лиризмом, тоже трагичен. Они ведь едут не жить. Не семью создавать, уж простите. Они едут увидеть снег на Караванной. Это предел их дерзновений. Будет чужая враждебная страна, будут унижение, нищета, холод, страх, может быть, смерть. У них нет будущего. Но от прошлого, отнятого у них, хоть что-то же должно было остаться. И вот этот образ снега в сердце Петербурга становится концентратом этой памяти и этой мечты.
Сюжетно нет никаких связей между героями “Бега” и “Человека из рыбы”. Просто мои персонажи спустя век — по-прежнему или вновь — обожжены этим чувством, что их обманули, у них отняли Родину. Подменили на какую-то дрянь либо измазали и развратили так, что и не узнаешь. И доминанта их жизни — тотальная сиротливость. И они тоже ищут этот последний чистый символ — этот снег.
pepel@sb.by
