— Валентин Олегович, можно ли сейчас, спустя почти восемь месяцев, с уверенностью говорить, что слияние общих и хозяйственных судов было верным решением?
— Да. Время показало, что стратегия реформирования национального правосудия выбрана правильно. Разумеется, мы выявили немало ошибок, неиспользованных возможностей и упущений, но общий вывод бесспорен: объединенная судебная система общих и экономических судов обеспечила достаточно качественное и оперативное осуществление правосудия в судах всех уровней. Необходимые структурные и функциональные реформы проведены в короткий срок. Кстати, я хочу отметить, что наши коллеги в Российской Федерации, проводя аналогичные преобразования, законодательно установили для этого шестимесячный переходный период. А мы прошли те же шесть месяцев в ежедневном рабочем режиме, проводя важные изменения как в судопроизводстве, так и в судоустройстве одновременно.
— Насколько трудным оказался этот этап?
— Можно сказать, что правосудие выдержало еще один серьезный экзамен. Это был действительно период испытания на прочность как общего кадрового потенциала судебной системы, так и ее способности адаптироваться к работе в новых условиях. Ведь нам пришлось буквально на ходу формировать новые структурные подразделения, осваивать новые функции судебного обеспечения и администрирования. При этом никто не снимал с судей ответственность за непосредственное осуществление процесса правосудия. Так вот, самое главное достижение — то, что в этот сложный период проведения серьезных структурных реформ и освоения новых функций объединенная судебная система не допустила системных просчетов или серьезных ошибок. Впервые за последние годы у нас не было ни одного случая необоснованного осуждения граждан, что является главной задачей, сформулированной общим судам в Послании Президента.
— Удалось ли сохранить потенциал экономических судов?
— Признаюсь, насчет этого были некоторые опасения, которые, однако, не оправдались. Экономические суды справились с возросшей нагрузкой, сохранив кадровый состав, необходимую специализацию и качество правосудия. И сейчас можно констатировать, что экономические суды в своих процедурах и судопроизводстве все более соответствуют общепризнанным, общеевропейским стандартам правосудия.
— Как проходила ликвидация военных судов? Какие проблемы возникли, удалось ли их преодолеть?
— Определенные сложности этого процесса были связаны с кадровыми решениями: трудоустройство судей, изменение их статуса, увольнение с воинской службы. В соответствии с желанием конкретных судей и наличием реальных возможностей мы сделали все для их трудоустройства в суды различного уровня. Абсолютное большинство руководителей межгарнизонных военных судов назначены на дополнительно введенные должности заместителей председателей областных судов. В интересах ряда бывших военных судей по нашей инициативе Президентом была изменена дата их увольнения с военной службы.
Таким образом, все кадровые вопросы были решены с максимальным учетом интересов бывших военных судей и не повлекли за собой каких–либо нареканий или жалоб.
— Возросла ли нагрузка на общие суды в связи с тем, что в их юрисдикции сейчас оказались и воинские преступления?
— Нет, этого не произошло. Дело в том, что все поступающие уголовные и гражданские дела, связанные с военнослужащими, мы рекомендуем рассматривать тем бывшим военным судьям, которые назначены судьями общих судов и уже приступили к своим обязанностям. Таким образом, ликвидировав суды, мы сохранили специализацию судей.
— В этом году судебная система получила финансовую и организационную самостоятельность: те функции, которые раньше должно было исполнять Министерство юстиции, теперь возложены на Верховный Суд. Как это повлияло на материально–техническое обеспечение судов? В частности, как обстоят дела со строительством новых зданий?
— Известно, что за последние несколько лет не было введено в строй ни одного нового здания суда. Почему это происходило? Дело не только в недостаточном финансировании. Даже выделенные бюджетные деньги распылялись на множество объектов, а в результате ни один не был завершен. Поэтому Верховный Суд первым делом принял решение о концентрации выделяемых средств на нескольких объектах с высокой степенью готовности, изыскал дополнительные ресурсы и уже в первом полугодии ввел в строй новое здание суда Столинского района. До конца года мы обязаны завершить строительство новых зданий судов Ушачского и Воложинского районов. Не исключаю, что может быть завершено строительство нового здания суда Гродненского района.
Вообще, прошедшее время показало, что эффективное выполнение новых функций по материально–техническому и финансовому обеспечению объединенной судебной системы является одной из самых сложных задач. Это связано с отсутствием опыта у наших руководителей, трудностями формирования новых структурных подразделений, запущенностью материально–технической базы судебных учреждений. Тем не менее удалось определить основные болевые точки и пути решения проблем. В судах проведена полная инвентаризация. Начато приобретение транспорта. На очереди все более широкое внедрение электронного делопроизводства. Мы намерены не только серьезно обновить компьютерную базу судов, но — главное! — наполнить ее современными актуальными программами и возможностями. В Верховном Суде завершается работа по переходу на видеоконференцсвязь с областными и экономическими судами. Теперь большинство рабочих совещаний, заседаний президиума Верховного Суда по актуальным вопросам мы будем проводить без вызова судей и руководителей в Минск. Технически мы уже опробовали этот современный вид связи и будем его максимально использовать по судебным делам. Это будет серьезным вкладом в экономии командировочных, транспортных и почтовых расходов.
Кстати, Верховный Суд посчитал необходимым разработать новую и по форме, и по качеству мантию для судей при осуществлении правосудия. Это не только вопрос «формы» — при отправлении правосудия мелочей нет.
Добавлю, что концентрация финансирования в одном органе, разумное, рациональное и справедливое использование средств позволят нам уже до конца этого года справиться с некоторыми из накопившихся проблем. Их решение тоже прямо связано с качеством осуществления правосудия, его культурой, укреплением авторитета судебной власти.
— Валентин Олегович, насколько сложна ситуация с судейскими кадрами?
— Сегодня не наблюдается дефицита желающих работать судьями. Впервые за последние годы возросло количество кандидатов в судьи из числа адвокатов, прокуроров, следователей. В областных центрах, городах областного подчинения все более реальным становится конкурсный отбор кандидатов, о чем мы ранее могли только мечтать. Это позволяет не только пополнить судейский корпус молодыми и сильными юристами, но и дает возможность для переаттестации нынешнего состава судей, самоочищения от тех, кому нельзя доверить эту должность по морально–нравственным и деловым качествам.
Верховному Суду вместе с Администрацией Президента удалось исключить лишние формальности, ускорить процедуру назначения судей и за первое полугодие назначить 164 судьи, а 117 присвоить более высокие квалификационные классы. В июне за счет ликвидации военных судов укреплен кадровый состав общих и экономических судов.
— Снизилась ли нагрузка на судью?
— В значительной степени. Если еще несколько лет назад среднемесячная нагрузка на судью превышала 100 дел и материалов, то в первом полугодии этого года фактически она составляет 64 дела, а при заполнении всех вакансий вообще 58 дел. Причем в структуре этой нагрузки более половины составляют административные дела, а сокращенное судебное следствие, приказное производство, изложение только резолютивной части по 95% решений в гражданском правосудии в целом значительно снижают интенсивность и напряженность судейского труда. Тем не менее Верховный Суд продолжает работу по упрощению или исключению необязательных судебных процедур.
В этом году законодательно введена альтернативная подведомственность целого ряда наиболее распространенных административных дел, упрощены процедура их рассмотрения и правила составления судебных документов. Все это позволило уже в первом полугодии сократить количество административных дел в общих судах более чем на 20%. Сейчас мы работаем над законодательным снижением нагрузки в областных экономических судах, которая значительно выше, чем в общих судах. В структуре этой нагрузки более 70% составляют дела приказного производства. Уже подготовлен законопроект, по которому по аналогии с общими судами значительная часть дел приказного производства должна быть передана для разрешения в нотариальном порядке.
— Волокита была одной из самых болезненных проблем нашего правосудия. Сейчас, когда организация работы судов уже не обеспечивается органами юстиции, что изменилось?
— Созданы специальные структурные подразделения по организационному обеспечению правосудия, которые пока только становятся на ноги. И анализ поступающих в Верховный Суд жалоб на организацию работы судебных учреждений показывает, что 54% из них по–прежнему связаны с нарушениями процессуальных сроков, то есть с судебной или досудебной волокитой. В результате проверок 15% этих жалоб признаются обоснованными и влекут определенную ответственность виновных. Почти половина обращений связана с неудовлетворительной организацией работы судов Минска, и каждая пятая такая жалоба является обоснованной. Особенно много справедливых нареканий от граждан поступает на организацию работы минских судов Советского, Первомайского, Фрунзенского и Центрального районов. И тот факт, что столь тревожная ситуация складывается не во всех столичных судах, говорит об отсутствии общих объективных трудностей и проблем.
— С чем же тогда связан низкий уровень организации работы некоторых судов?
— Верховный Суд задался этим вопросом и провел одновременный мониторинг организации правосудия в восьми общих и двух экономических судах. Мы получили объективный хронометраж рабочего времени каждого судьи и, образно говоря, фотографию рабочего дня каждого суда.
Общие итоги неутешительны.
Эффективность организации правосудия в этих крупных судах составляет только 50%. Реально это означает, что половина назначенных к слушанию дел не находит своего оперативного разрешения и откладывается слушанием по различным причинам и основаниям.
При этом руководители этих судов не управляют и не влияют на эти процессы. Им только постфактум сообщается об уже принятых решениях. Накануне судебных заседаний никто не изучает их готовность, причины массовой неявки участников процесса не анализируются. Непродуманная специализация, непродуманные графики отпусков судей, элементарная неподготовленность ряда судей приводят к массовым отложениям, перерывам и приостановлениям.
Дело, я считаю, в недостаточном профессионализме руководителей этих судов. Они видят негативные явления, но не принимают никаких управленческих решений для исправления ситуации. Проверки показывают, что многие, особенно вновь назначенные председатели крупных судов, практически не умеют, не понимают и не знают, как организовать эффективную работу крупных коллективов. Их никто не учил этому прежде и пока недостаточно учит сейчас.
— Как решить эти проблемы?
— Не исключаю, что при подборе кандидатов на должности председателей крупных судов следует отдавать предпочтение судьям, обладающим управленческими административными навыками, определенными чертами характера и пониманием элементарных основ науки управления. Также необходимо использовать все формы обучения, обмен опытом, институт наставничества, практику и командировки в другие суды.
Особая роль в новых условиях возлагается на вышестоящие суды. Им необходимо не только проверять законность принятых в нижестоящих судах решений, но еще и отслеживать, анализировать организацию самого правосудия в своих регионах от начала до завершения.
Повысить экономичность и оперативность белорусского правосудия помогут и другие меры. Например, Верховный Суд готовит законодательные предложения о переходе с кассационной проверки законности в уголовном и гражданском судопроизводстве на апелляционную. Очень важным является и наведение порядка в судебной статистике. Не получая реальную картину оперативности правосудия, очень трудно принимать правильные управленческие и кадровые решения. К сожалению, не все относятся к этому делу ответственно.
— Но ведь бывают очень непростые дела, которые требуют проведения длительных экспертиз. Их все–таки невозможно рассмотреть в положенный по закону двухмесячный срок...
— Да, есть несколько таких сложных категорий гражданских споров. Поэтому сегодня следует искать разумный баланс между качеством и разумными сроками правосудия. Думаю, что в поисках этой золотой середины приоритет должен отдаваться качеству судебного вердикта, ибо его отмена и последующее повторное рассмотрение приводят к гораздо более тяжелым результатам в контексте экономичности и оперативности правосудия. Идеальный вариант организации правосудия, на мой взгляд, — это рассмотрение самого сложного гражданского спора в двух судебных заседаниях: предварительном и окончательном с вынесением решения по существу. К этому будем стремиться.
— Уголовное и административное правосудие беспокоит вас в меньшей степени?
— На это есть объективные причины. Наблюдается общий рост объемов гражданского и экономического правосудия. И анализ свидетельствует, что оно становится все более непростым с каждым днем. Подавляющая часть ежедневной нагрузки в общих судах связана с разрешением сложных гражданских споров отдельных категорий. Поэтому сегодня именно на этом направлении, которое становится приоритетным, должны быть сконцентрированы лучшие судьи. Хорошие судьи–цивилисты всегда были в дефиците, но сейчас ситуация еще более обостряется. Таких специалистов нужно срочно готовить. А уже действующим судьям следует повышать квалификацию. Кстати, вот–вот будет издан подготовленный Верховным Судом учебник–пособие по рассмотрению наиболее актуальных гражданских дел. Тираж этого пособия 2 тысячи экземпляров, и мы обеспечим им каждого судью.
Также необходимо изучать положительный опыт наших лучших судов, которым есть чем гордиться. В этом году 310 судей не допустили отмены решений по гражданским делам. Также в 86 судах (из 142) не допущены нарушения сроков рассмотрения гражданских дел.
— Валентин Олегович, сейчас в стране идет общественное обсуждение законопроекта «О борьбе с коррупцией». Какова степень участия Верховного Суда в подготовке этого документа? Чем вызвана нужда в новом законе?
— Верховный Суд был одним из активных идеологов, организаторов и исполнителей этих новаций. Поэтому, зная об их предыстории, я с недоумением воспринимаю звучащие сейчас домыслы о том, будто появление законопроекта связано с конъюнктурой или даже какими–то политическими процессами. Это совершенно непрофессиональные рассуждения. На самом деле изменения, которые превратились в новый закон, были запланированы достаточно давно и готовились длительное время. Их появление продиктовано необходимостью адаптации нашего антикоррупционного законодательства ко многим международным требованиям и стандартам. В нашем законодательстве не хватало как раз тех моментов, которые заложены в обсуждаемом сейчас законопроекте. Это не столько уголовные, сколько гражданско–правовые, административные и дисциплинарные меры борьбы с коррупцией. Подробно регламентированы вопросы принятия на работу и освобождения от нее, превышения расходов над доходами, декларирования, как личного, так и семейного, и другие. Как видите, речь идет уже не о наказании за коррупционные преступления, а об их предотвращении. Предусмотрен максимум мер для исключения самой возможности совершения таких преступлений.
— Но почему потребовался именно новый закон, а не просто включение изменений и дополнений в уже действующее законодательство?
— Из–за объема и значимости этих изменений. Все–таки это не косметические доработки, а целых 16 новых статей в дополнение к тем 29, что есть в действующем законе о коррупции. Новый закон будет максимально полным: он должен содержать как законодательные новеллы, так и те нормы, которые были разбросаны по всей нашей правовой базе. По сути, тем самым он превращается в единую национальную программу по борьбе с коррупцией.
— Какие нововведения, на ваш взгляд, особенно значимы?
— Главное, что в законе четко прослеживаются четыре принципа, на которых должна базироваться вся антикоррупционная работа в стране. Это справедливость, равенство всех перед законом, гласность и неотвратимость ответственности. Если говорить об отдельных моментах, то меня удивляет, что до сих пор никто — в том числе и эксперты — не отметил такую важную новацию, как разъяснение юридических терминов, которые в судебной и следственной практике не всегда толковались однозначно. Теперь дано четкое определение, что такое «должностное лицо, занимающее ответственное положение», что такое «лицо, поступившее на государственную службу путем избрания», что такое «совместное проживание и ведение общего хозяйства» и так далее. Раньше все эти понятия были весьма неопределенны, а новый закон позволяет исключить их неединообразное толкование.
— Можно сделать вывод, что вы стараетесь следить за ходом обсуждения законопроекта...
— Слежу очень внимательно и хочу отметить вот какую деталь. Вы заметили, что среди мнений практически нет критики в адрес нашей судебно–карательной практики? Никто не говорит, что у нас слишком мягко или, наоборот, излишне жестко наказывают коррупционеров. Это говорит о том, на мой взгляд, что у нас эффективные и достаточно жесткие уголовно–правовые меры борьбы с этим явлением. Можно и цифрами подтвердить: если в целом по всей уголовной преступности у нас выносится 23 процента приговоров, связанных с лишением свободы, то по такой статье, как получение взятки, — 80 процентов. Причем сроки доходят до 12 — 14 лет, почти как за убийство. Как видим, в коррективах эта практика не нуждается, общество считает такое наказание вполне адекватным содеянному.
— В то же время звучат мнения, будто новый закон существенно ударит по управленцам, которые будут находиться в столь жестких рамках, что не смогут нормально руководить. Мол, они станут жертвами наветов и объектами тотального контроля...
— Да, когда читаешь закон, может сложиться впечатление, что все наши беды от чиновников. Но это иллюзия, которая возникает благодаря тому, что в законе идет речь именно о субъектах коррупционных рисков. Если бы такими субъектами были, допустим, сантехники или ветеринары, речь бы шла о них. Но так как взятки обычно дают другим людям — тем, которые занимают ответственное положение и выполняют юридически значимые действия, то есть руководителям различных уровней, то вполне естественно, что закон сконцентрировался на этой категории людей. На самом деле надо понимать, что их основная масса — это наша управленческая элита, которая достаточно эффективно выполняет очень важные государственные и производственные задачи. Поэтому немудрено, что на них и направлено повышенное внимание государства.
— Но в законе много говорится о запретах и барьерах и ни слова о стимулах и поощрениях. А ведь это тоже элементы борьбы с коррупцией.
— Я думаю, все понимают, что безупречный государственный служащий должен соответственно вознаграждаться. Социальный пакет и бонусы за честную работу должны быть таковы, чтобы даже не возникало мысли о каких–то противоправных способах обогащения. Но различные стимулы для людей, свято блюдущих интересы службы, оговорены в законе о госслужбе и других нормативных актах. В рассматриваемом законопроекте речь идет все–таки о том, как предотвратить предательство этих интересов, и об ответственности за такое предательство.
— Как вы считаете, на какие еще аспекты борьбы с коррупцией стоит обратить внимание?
— Зарубежные криминологи говорят, что брать взятки перестанут тогда, когда их прекратят давать. То есть надо менять менталитет, создавать нетерпимость к явлению на самом низком, бытовом уровне. Вот сейчас эксперты спорят, какая коррупция опаснее — бытовая или «беловоротничковая», в высоких сферах. Я считаю, что оба вида одинаково опасны. Бытовая коррупция, когда люди считают, что никаких вопросов нельзя решить без подношений, разъедает все население страны, а «беловоротничковая» разрушает систему управления государством. Также, помимо изменения общественных настроений, на мой взгляд, нужно сокращать само число вопросов, требующих решения административным путем. Все эти разрешения, визирования, согласования — зона повышенного коррупционного риска. Чем меньше у нас будет избыточных административных процедур, тем меньше лазеек для мздоимства.
— Однажды вы назвали зоной коррупционного риска и работу судей. Удается ли снижать уровень этого риска?
— Сегодня 1.300 белорусских судей — это живые люди со всеми присущими им склонностями, привычками, недостатками. Но они в отличие от большинства находятся в среде, где уровень различных соблазнов необычайно высок. Потому что решают вопросы, связанные с чужими существенными интересами, иногда очень весомыми имущественными и экономическими. И, разумеется, многие фигуранты судебных процессов ищут способы влияния на то, чтобы решения были вынесены в их пользу. Противостоять этим попыткам не у всех получается. Поэтому за последние 8 лет у нас осуждены четверо судей. И хотя это явление в судебной среде не приобрело системный характер, Верховный Суд это очень беспокоит. Тем более что с этого года мы сами отвечаем за подбор своих кадров. Поэтому факты коррупции в судах влекут сейчас особо суровую и принципиальную оценку. Хочу отметить, что последние уголовные дела в отношении судей возбуждены в результате проверок Верховного Суда, то есть стараемся принять меры к самоочищению судебной системы.
— Что более всего возмущает в подобных преступлениях?
— То, что находившиеся рядом руководители и коллеги не могли не видеть образа жизни, поведения этих судей на работе и в быту. Но закрыли глаза, не обратили внимания. Более того, в суде Советского района города Гомеля вместе с ныне арестованным заместителем председателя в его кабинете распивали спиртные напитки другие судьи, которые уже освобождены от занимаемых должностей. По результатам рассмотрения двух уголовных дел в отношении судей, которые сейчас находятся в производстве Верховного Суда, будет решена и судьба председателей районных и областных судов, где стали возможными эти явления.
Что касается мер уголовной ответственности за профессиональное предательство бывших судей, которые принесли присягу и давали клятву, то в случае установления виновности она будет предельно жесткой.
Фото БЕЛТА.
Советская Белоруссия №161 (24542). Вторник, 26 Августа 2014.
