«Люд беларускi! Рвi свае путы!»
В дни переломов и потрясений народу нужны те, кто способен выразить его чаяния и стремления в остром поэтическом слове — или же языком прозы рассказать о том, что на душе у простого человека. Такой знаковой фигурой для белорусов стал Якуб Колас, лишившийся в 1921 году своей малой родины: его любимая Николаевщина осталась там, за межой, на долгие годы он оказался оторван от родных корней. Смирился ли Песняр с этой утратой? Конечно же, нет!…Нас падзялiлi — хто? Чужанiцы,
Цёмных дарог махляры.
К чорту iх межы! К д’яблу гранiцы!..
Нашы тут гонi, бары!
<…>
Змоўкнi жа, сцiхнi, песня пакуты!
Заварушыся, наш край!
Люд! Вызваляйся, рвi свае путы,
Новыя песнi спявай!
Эти строки звучали в сердце каждого — и белорусы собирались в партизанские отряды, шли в тюрьмы за право говорить и думать на родном языке. Много их прошло через подполье — тех, чьи имена вписаны на скрижали истории: воевали в партизанах знаменитый Дед Талаш, увековеченный Якубом Коласом, будущие Герои Советского Союза Василий Корж, Станислав Ваупшасов, Александр Рабцевич… Они так в 1941-м и шагнули из войны в войну, вновь уйдя в леса тайными путями, нахоженными тропами, и били новых пришельцев, очищая родную землю от тех, кто пришел на Беларусь с мечом. В этом героическом ряду и поэт Валентин Тавлай, вступивший в белорусскую литературу под говорящим псевдонимом Янка Бунтар, которого 8 лет польские власти продержали в камере:
I мацi не адна
Глытае моўчкi слёзы:
Зноў сына па дарозе
Пагналi ў кайданах…
<…>
Мо вернецца, мо згiне
Таварыш дарагi,
Услед за iм другiя
Ўзнялiся, як сцягi.
Фольклорист Григорий Ширма собирал на своей квартире подпольное министерство культуры Западной Белоруссии, жил от ареста до ареста окруженный шпионами польской дефензивы виленский «король поэтов» Максим Танк, писатель Пилип Пестрак 11 лет провел в заключении — и в итоге поднял восстание в Гродненской тюрьме (после прозаик опишет события своей молодости в романе «Встретимся на баррикадах», которым будут взахлеб зачитываться дети Советского Союза). Его, как и Тавлая, накануне прихода Красной армии польские власти приговорили к расстрелу — слова оккупационные власти боялись не меньше, а то и больше, чем партизанского штыка, — но привести приговор в исполнение не успели. Он, как и Тавлай, два года спустя, в 1941-м, уйдет в партизанский отряд сражаться с очередными захватчиками: Пестрак — рядовым бойцом, а Тавлай — разведчиком, руководителем целой агентурной сети. «Гвозди бы делать из этих людей!» — эти слова Владимира Маяковского как раз о них, о великом, несгибаемом поколении, которое поставило интересы народа выше личного удобства и мелочных благ, подарив потомкам не только счастье жить на свободной земле, но и бесценное творческое наследие.
«Вызваленыя браты»
1939 год, в воздухе пахнет грозой, впереди новая, невиданная по масштабам и жестокости мировая война. Но здесь и сейчас белорусский народ счастлив, он празднует свободу и единение после двух десятилетий разора и бед. Всем сердцем приветствует возвращение Западной Белоруссии в родную гавань Янка Купала:Ты з Заходняй, я з Усходняй
Нашай Беларусi,
Больш з табою ўжо нiколi
Я не разлучуся.
Твае конi, мае конi,
Пасля дзён трывожных,
Будуць пасвiцiся разам
На лугу мурожным.
Разам будзем араць поле
Трактарам сталёвым,
Сеяць жыта i пшанiцу
На загонах новых.
Частавацца будзем разам,
З кожным новым годам,
Верашчакаю калгаснай
I калгасным мёдам…
Вторит ему Максим Танк, натерпевшийся от панского произвола:
Здарова, таварышы! Доўга чакалi
Мы вас i чакала ўся наша зямля.
Не раз мы выходзiлi ў сiнiя далi,
Не раз углядалiся ў сонечны шлях!
<…>
Начамi паўзлi да калючага дроту,
Якiм нас хацелi навек раздзялiць,
Мы рвалi яго, звалi вас на падмогу, —
I вы, дарагiя, пачулi, прыйшлi!..
Откликаются на грандиозное событие поэты БССР, которых также коснулось горе разделенного народа. Маршевыми ритмами гремит Петрусь Бровка:
Даволi мучыў вас пракляты польскi кат!
Руку братэрскую прымi, таварыш — родны брат!
Хай згiне польскi пан! Прабiў рашучы час!
Чырвоны, вольны сцяг навек з’яднае нас!
Петр Глебка отзывается стихотворением «Родным братам», в котором выплеснуто все, что теснилось в груди поэта, — вся обида за братьев-страдальцев и вся решимость восстановить справедливость:
Родны брат мой, таварыш гаротны,
Сонца праўды i волю вiтай.
Станавiся ў шарэнгi свабодных
Будаваць свой разбураны край!
Нас адна нарадзiла краiна,
Ды няроўнае шчасце дала:
Мы квiтнелi, раслi безупынна, —
Ваша доля пакутнай была.
<…>
Край заходнi зямлi беларускай,
Край, растоптаны панскай нагой!
Колькi слёз на палях тваiх вузкiх,
Колькi здзекаў, палiтых крывёй!
Годзе гэтых пакут i знямогi,
Вызваляйся з няволi i з крат!
Па-братэрску руку дапамогi
Падаём мы табе, родны брат.
О том, как жилось белорусскому народу под панами, расскажут потом многие — и тонкий, мучительно-ироничный Максим Горецкий в «Виленских коммунарах», и Янка Брыль в горькой повести детства «Сиротский хлеб», и Михась Машара в целой серии романов «Кресы борются», «Солнце за решеткой», «Лукишки», «Шел двадцатый год», «И придет час…». Подвиг народа бессмертен — и те, кто боролся за освобождение белорусов от польского гнета, первыми шагнули в легенду. Им посвятил свои строки поэт Пимен Панченко:
Расступалiся дрэвы з дарог,
Лiхаманкава бiў кулямёт...
Слава тым, хто пад Вiльняй лёг,
Слава тым, хто пад Гродняй лёг
За цябе, беларускi народ!