До войны Станислава жила в Минске со своей мамой и старшим братом. Отец умер в 1937 году от туберкулеза. Когда началась война, ей было неполных восемь лет, а брату — десять.
— В это время у детей уже начались летние каникулы, — начала свой рассказ Станислава Фелициановна. — Поэтому мама отвезла меня и брата в деревню Белицковщина Дзержинского района к дедушке и бабушке. Война настигла нас там. Когда начали бомбить Минск, бомба попала в соседнюю с нашим домом постройку. Она загорелась, а огонь перекинулся и на наше жилье. Все это время мама оставалась в Минске. Она работала в роддоме, откуда их не хотели отпускать. Сотрудники переносили рожениц в подвалы, кого-то выписывали. Позже маме разрешили сходить домой. Но, когда она пришла, от дома осталось только пепелище. Чуть позже многие врачи и другой персонал начали эвакуироваться. Мама успела сесть в последнюю машину, которая увозила людей. Везли их ровно столько, сколько хватало бензина. Когда он кончился, водитель сказал всем добираться самостоятельно. А мы в это время ждали маму в деревне. И вот ее нет день, второй, третий. Мы ее уже похоронили. А через неделю она пришла с женщиной, которая работала в бухгалтерии роддома, и ее дочкой.
Уже с 1941 года на территории Минска организовали гетто. Немцы устраивали облавы и расстрелы. Лишь малой части еврейского населения удалось скрыться.
— Девочка, которая пришла вместе с мамой, оказалась моего возраста, — рассказывает Станислава Фелициановна. — Она была черненькая, кучерявая. Еврейка. Я помню, что ее звали Маргаритой, а ее маму — Ниной. Они прожили у нас с июня и до глубокой осени 1941-го. После соседи начали шептаться, что у Липня (фамилия дедушки) живет еврейская семья. Из-за этого Нина с дочкой ушли. Куда и что с ними было потом, мы не знаем.
Деревне, в которой жили дедушка и бабушка Станиславы Фелициановны, можно сказать, повезло. Там не стояли немцы. Но они часто проводили облавы: окружали деревню и проверяли документы. Много молодежи забрали и отправили на работу в Германию. Потом люди начали прятаться и убегать. Некоторые заключали фиктивные браки, потому что женатых не забирали.
В доме Станиславы Фелициановны дневали партизаны, отдыхая после ночных операций.
— Один раз у нас отсыпались двое партизан. И именно в этот день в деревню приехала полиция. Когда мы с мамой увидели их, очень испугались. Сразу вспомнился случай, который произошел в соседней деревне. В ней тоже дневали партизаны. И кто-то донес об этом полицаям. Немцы окружили дом и выгнали его хозяев на улицу. Народные мстители спрятались на чердаке, начали отстреливаться. В результате они убили немца. После этого полиция подожгла дом — бойцы сгорели. Поэтому мы очень переживали, что с нами может случиться что-то подобное. Но в этот день они приехали по другой причине: им нужно было собрать людей на сенокос. Фашистские прислужники сказали маме запрячь лошадей и поехать убирать сено. Из-за того, что я сильно испугалась, мама не оставила меня дома и взяла с собой.
Бабушка и дедушка Станиславы Фелициановны.Но горе войны, к сожалению, не обошло стороной семью Станиславы Фелициановны. Сына ее дедушки и бабушки расстреляли немцы. Ему было всего 30 лет.
— Моя бабушка была героем. Она никогда не показывала свое горе. Но сейчас я вспоминаю, как она стояла возле печки, а ее плечи дрожали. Только потом я поняла, что она тихо плакала, пряча свои слезы от детей.
Последствия тех страшных событий не оставляют женщину до сих пор. Станислава Фелициановна признается, что все еще боится темноты. Видимо, такой отпечаток оставили страхи, пережитые в детстве.
— Когда я работала на автозаводе, у нас была вторая смена, — вспоминает долгожительница. — Возвращаться домой приходилось ночью. Из-за этого страха мой муж и сын всегда встречали меня после работы.
Маргарита ДРОБЫШЕВСКАЯ, студентка 4-го курса факультета журналистики БГУ.
