ФОТО АП.В Чехии сейчас в общественный транспорт и магазины можно заходить только в маске — это обязательное требование. Иначе ни транспорта, ни магазина. Страна на карантине уже три недели, и, как рассказывают друзья, депрессия накрывает всех — и тех, кто сидит дома, и тех, кто боится потерять работу, и тех, кто не боится уже ничего, но и не хочет тоже ничего. Это самое сюрреалистическое начало весны, которое мы когда‑либо переживали. А он говорит — персидские принцессы…
«Современная культура обнажает почти все: не только нагота лица, но и нагота тела потеряли всякую загадку. Пандемия коронавируса — ужасная вещь, и в ней не найти ничего хорошего. Однако принимаемые на ее фоне меры могут напомнить о некоторых вещах. Например, что загадка и очарование — две сестры, идущие рука об руку. Милые женщины и девушки, в масках вы вовсе не выглядите смешными, некрасивыми или непривлекательными. Вы и в это тяжелое время — персидские принцессы», — написал Петр Кукал. Наверняка хотел поддержать моральный дух, но его не поняли. Жаль. Жаль, что не понят, жаль, что уволен, жаль, что мы стали нетерпимы друг к другу. Жаль, жаль, жаль…
Я еду в поезде из Гомеля в Минск. Вагон полупустой, соблюдать требования о социальной дистанции нетрудно — это вам не супермаркет, где каждый дышит друг другу в затылок, надеясь, что так очередь пойдет быстрее. Быстрее — нет, более нервно — точно. По диагонали от меня (у меня билет на место напротив, но из шести мест четыре свободно, и я располагаюсь по диагонали — дистанция, сами понимаете) сидит мужчина в марлевой маске. Средних лет, крупный, с коротким седым ежиком, в джинсах и кожаной куртке — средней руки бизнесмен, думаю я, начинавший в 1990‑е и так не вышедший из образа. Я не могу рассмотреть выражение лица, скрытого за маской, но настроение его становится быстро известным всему вагону. По телефону он громко, никого не стесняясь (меня всегда коробит от привычки некоторых людей разговаривать по телефону так, как будто вокруг них никого нет): «Ты даже не представляешь себе, какие эти белорусы… — посмотрел на меня, вокруг, голос не понизил, но слово как будто попытался подобрать, — беспечные. Я тут один в маске на весь вагон (рядом сидят две женщины в масках, но «персидские принцессы», наверное, не в счет. — И.П.)! А им хоть бы что!» Далее следует длинный отчет о командировке и о том, что он не намерен снижать цены, потому что «нефиг им». Когда в Жлобине по соседству освобождается место, я пересаживаюсь туда, чтобы не нервировать человека своим безмасочным видом. В сумке у меня две маски на случай кашля или насморка — своего или чужого.
…Лицо матери — первое, что мы видим, понимаем и запоминаем в жизни. А потом всю жизнь угадываем настроение людей по их лицам, а иногда и читаем свое будущее в их глазах — любит/не любит, уволит/не уволит? Неврологи говорят, что вся наша культура сформировалась именно благодаря тому, что мы видим лица, губы, глаза и подбородки друг друга. Может быть, на самом деле на поэта Кукала накатила депрессия от того, что остались только глаза? Когда не видишь лица, трудно говорить: нет обратной связи, а ведь все наше общение на ней, этой связи, часто невербальной, построено. Глаза — зеркало души, но для общения мало одних только глаз.
Иногда мне кажется, что белорусы действительно излишне беспечны, как жаловался мой попутчик в поезде. В гомельской маршрутке, где я одной ногой подпирала чемодан, чтобы не упал, пытаясь расплатиться, водитель рявкнул: «Подойди ближе! Чего боишься?» Потом я вспоминаю, как во многих городах Азии люди ходили в масках задолго до нынешней эпидемии, защищаясь от загрязненного воздуха, и как странно было видеть корейских туристов в масках в Карловых Варах с их волшебным лесным воздухом. «Это все сила привычки», — объясняла я себе тогда. «Это все отсутствие навыка», — говорю я себе сегодня, видя вокруг лица, а не глаза «персидских принцесс». Мы справимся.
