Издательство БЕЛТА выпустило в свет книгу воспоминаний бывшего Председателя Верховного Совета Белорусской ССР двенадцатого созыва Николая Дементея «Уроки жизни». Напомним молодому поколению: под руководством Николая Ивановича высший орган законодательной власти в июле 1990 года принял Декларацию о государственном суверенитете Белоруссии, положившую начало независимому становлению нашей страны.
Его воспоминания – это интересный, увлекательный рассказ о земле и людях Беларуси, которые воспитали автора, дали ему путевку в жизнь, помогали преодолеть ее трудности, были рядом в радости и беде. Понятно, значительное место в книге отведено повествованию о событиях, происходивших в Советском Союзе во второй половине прошлого века, рассказам о государственных и политических деятелях СССР и БССР, встречах с рядовыми тружениками и зарубежными политиками.
С разрешения автора «Р» предлагает вниманию читателей одну из глав книги, которая посвящена последнему визиту в Минск в должности президента Советского Союза Михаила Горбачева. В свое время приезд лидера страны широко освещался в средствах массовой информации, однако, думается, нашим читателям будет небезынтересно узнать и о том, что происходило за кулисами поездки Горбачева по Беларуси, о чем журналисты не писали.
По моим наблюдениям, президент СССР искал пути, чтобы как-то стабилизировать выходящую, как это особенно показали события в Вильнюсе, из-под контроля общественно-политическую обстановку в стране, предлагал даже ввести на какое-то время для наведения дисциплины и правопорядка чрезвычайное положение. Однако непоследовательность, двойственность в действиях не позволили ни одно из намерений довести до логического конца.
В феврале 1991 года М.Горбачев прибыл с визитом в Минск. Думаю, что выбор нашей республики им был не случаен. Подавляющее большинство населения Белоруссии выступало, и это убедительно засвидетельствовал мартовский референдум того же года, за сохранение единого государства. Во-вторых, в отличие от некоторых других союзных республик в начале 1991 года у нас было действительно спокойно, в обществе отсутствовали внутренние распри, хотя в других уже доходило до использования оружия. О событиях в Вильнюсе я уже упоминал, пролилась кровь и в Узбекистане, Таджикистане, Грузии, шла война из-за Нагорного Карабаха между Арменией и Азербайджаном.
Мне в то время поступало немало писем, в которых граждане Белоруссии, насмотревшись и наслушавшись всего этого, с тревогой спрашивали, будут ли и у нас погромы, почему увеличился выезд евреев за границу и т.д.? И не только интересовались в письмах, но и задавали такие вопросы во время встреч и по телефону. На что я, в том числе и публично, отвечал: уверен, не будет.
Согласно данным Госкомстата БССР, валовой национальный продукт в 1990 году увеличился по сравнению с предыдущим на 0,8 процента, национальный доход в фактических ценах – на 1,4 процента. Положительные результаты были достигнуты в промышленности, капитальном строительстве и некоторых других отраслях. Правда, в жилищном и социально-культурном строительстве, аграрно-промышленном комплексе, на транспорте непродуманные действия в экономике уже давали о себе знать: там наметилось некоторое снижение показателей деятельности. Тем не менее в других субъектах Союза ССР они были намного хуже.
Нашему благополучию, стабильности завидовало население многих регионов Союза. В связи с этим вспоминаю такой факт, о чем сообщалось в газетах. Где-то в феврале 1991 года одна из депутатов на сессии Верховного Совета РСФСР привела в пример Белоруссию и назвала по фамилиям руководителей республики, которые не восхваляют себя за то, что обеспечили нормальную жизнь людей. И это задело самолюбие «старших» братьев.
Не прошло и месяца, как в Минске появляются непрошеные гости из Свердловска, Ростова-на-Дону и других мест, присоединяются к нашим доморощенным любителям походить по улицам и покричать. И Ленинский проспект с площадью Ленина оказался запруженным ими. Один из митингов они устроили прямо возле окон Верховного Совета. Кричали, используя громкоговорители, что в Белоруссии все архиплохо, требовали выхода на площадь Председателя Верховного Совета. Я вышел на улицу и позвал организаторов и корреспондентов к себе. Сели за стол, стали выяснять, обсуждать вопросы, проблемы. Особенно все это интересовало многих иностранных корреспондентов. Я сказал, что жизненно важные вопросы и споры лучше решать не на улице, а путем переговоров, соблюдая законы, элементарный порядок. На том мы и разошлись.
Это был, пожалуй, единственный подобного рода случай. В целом же, повторюсь, общественно-политическая ситуация в Белоруссии оставалась стабильной, управляемой, не вызывающей особого беспокойства ни у руководства республики, ни у М.Горбачева. И я не исключаю, что Михаил Сергеевич, отправляясь в Минск, прежде всего хотел показать мировому сообществу, что большинство населения страны по-прежнему на стороне единого государства, а заодно и узнать общественное мнение, реакцию людей на его новые инициативы по сохранению Союза. Выбор для этих целей к тому времени у него уже был невелик. В Прибалтике после Вильнюса его уже не ждали, дымился Кавказ, один из секретарей ЦК компартии Украины, как жаловался сам М.Горбачев, уже грозился поставить вопрос не только об его освобождении с поста руководителя страны, но и о возбуждении против президента уголовного дела.
Прилетев в Минск, Михаил Сергеевич посетил Верховный Совет республики, где как раз проходило пленарное заседание. Выступать, однако, перед депутатским корпусом он не стал, ограничившись пожеланием успехов в законотворчестве и приглашением на встречу в Академию наук, где вечером он должен был произнести большую речь. Затем мы побывали на нескольких столичных предприятиях и в назначенное время прибыли в Академию наук.
Выступление Горбачева было страстным, эмоциональным. Его смысл, если говорить коротко, сводился к тому, что он ни как человек, ни как руководитель государства не представляет свою жизнь вне Советов и вне социализма, что именно в них он видит перспективу Союза и будет делать все для сохранения страны. Свои доводы президент подкреплял конкретными, заранее подготовленными и тщательно подобранными примерами, широким фактологическим материалом.
Особенно запомнились заключительные слова его выступления. «Попытки, — говорил он, — становиться в позу ментора по отношению к Советскому Союзу – великому государству, которое столько сделало и делает для нашей цивилизации, неприемлемы. Мы будем делать то, что нам нужно. Об этом надо сказать и тем, кто в поездках за рубежом потерял чувство ответственности и патриотизма, предает анафеме все, что связано с трудными временами своей страны. Мы останемся верны своему выбору и новому мышлению, будем продолжать свой мирный курс, который отвечает кровным интересам всех народов».
Зал, и я в том числе, были восхищены патриотизмом, смелостью и актуальностью мыслей лидера государства. Выступавшие активно поддерживали Михаила Сергеевича, обещая оказывать ему всяческую помощь в его благородных намерениях по укреплению Союза, наведению порядка в обществе и на производстве.
Поблагодарив М.Горбачева, я, обращаясь к залу, сказал, что после этой встречи Михаил Сергеевич, наверное, понял, как надо вести перестройку, чтобы она шла на благо народу, а не служила наживой для всяких проходимцев.
Горбачев, широко улыбнувшись, ответил, что теперь ему все действительно ясно.
Эту тему, вернее, то, в каком направлении идут перестроечные процессы и куда они могут привести страну, я затронул и во время ужина в правительственной резиденции, откровенно посоветовав президенту прекращать все эти заигрывания и взяться за настоящую работу. Горбачев не возразил.
— Не думал, Николай Иванович, что вы так смело можете разговаривать с начальством, резать правду-матку в глаза, — говорил мне потом первый вице-премьер республики Михаил Владимирович Мясникович, который тоже был за столом.
Назавтра предстояла поездка по районам, пострадавшим от аварии на Чернобыльской атомной станции. Прихватив с собой картину с белорусским пейзажем, которую мы решили подарить Горбачеву на память о пребывании в нашей республике, я около восьми утра приехал в Заславль. Охрана и помощники генсека сообщили, что он еще в номере. Я решил подождать. Прошло десять, двадцать минут – Михаил Сергеевич не появлялся. Я начал тревожиться: а не случилось ли что-нибудь с генеральным секретарем?
— Все нормально, — ответил один из телохранителей. – Он еще не оделся.
График поджимал, и мне пришлось зайти к Горбачеву, чтобы поторопить его. Михаил Сергеевич в белой полосатой пижаме с телефоном в одной руке и стопкой бумаг во второй, видимо тех, по которым вчера выступал, нервно ходил вперед-назад по комнате. Вид у него был явно подавленный.
— Ты даже не представляешь, — стал жаловаться он мне, — сколько я выслушал всяких гадостей за вчерашнее выступление. Все недовольны.
Я попытался перевести разговор в шутку, заметив, что вряд ли стоит из-за этого так переживать, ведь сегодня в Быхове, где было запланировано второе выступление генсека, он может дать ответ любому оппоненту. Горбачев, однако, шутки не принял, он был не в духе.
По дороге в загрязненные радионуклидами регионы мы к этому разговору больше не возвращались. Почти все время он разговаривал по телефону. Так как мобильная связь в то время была в новинку, я, сидя рядом с генеральным секретарем, помню, удивлялся впервые увиденному телефонному аппарату, с которого можно звонить в любую точку планеты, сидя в салоне несущегося автомобиля. К слову, спустя полгода, когда Горбачев, по его словам, из-за отключения связи несколько дней не мог связаться со страной из Фороса, я вспомнил о том телефонном аппарате в его ЗИЛе и подумал, почему он не воспользовался им. Объяснения этому не нашел до сих пор.
(Окончание в следующем номере)
