Белорусские Рокфеллеры, полесские Морозовы — хоть Скирмунты никогда не принадлежали к аристократии Речи Посполитой, в свое время слава этого шляхетского рода шагнула далеко за пределы Полесья. Писатели, скульпторы, дипломаты, священники, реформаторы и предприниматели — своими заслугами Скирмунты оставили позади многие другие знатные семьи. Роман, последний владелец Поречья на Пинщине, отличился особенно: он избирался в органы власти трех стран, продолжал промышленное дело деда и отца, а между тем никогда не чурался простых людей и мирно уживался с местными полешуками. Корреспондент “НГ” выяснил, почему же его жизнь оборвалась столь трагично.
Роман Скирмунт в последние годы жизни (фото из Национального цифрового архива Польши).
От Палемона до Александра
Древний Пинск — одно из тех мест, где долгие годы жили Скирмунты. На улице Ленина до сих пор стоит “Мур” — каменный городской дворец, построенный Матеушем Бутримовичем незадолго до окончательного развала Речи Посполитой. В эти стены Скирмунты приезжали на зиму с начала XIX века, когда внучка Бутримовича стала женой Александра Скирмунта, владельца знаменитого имения в Поречье.
— По легендам история этого рода очень древняя. Скирмунты якобы берут начало от римского патриция Палемона. Известно, будто он и еще пятьсот знатных римских семейств укрылись от гонений императора Нерона на белорусских землях. Один из его потомков — новогрудский князь Скирмунт — и считается родоначальником этой знатной полесской фамилии, — рассказывает Екатерина Северин из Музея Белорусского Полесья в Пинске.
Архивные документы противоречат старому преданию и дают несколько иную картину истории рода. В бумагах Скирмунты начинают фигурировать лишь с середины XVI века. Именно тогда королева Бона Сфорца пожаловала Богушу Скирманту имение Плотница в Пинском повете.
Подъем семьи начался лишь с блестящей карьеры Симона Скирмунта. К 1792 году он добился значительных успехов на посту брестского маршалка и депутата сейма Речи Посполитой. Также Симон удачно женился на Елизавете из рода Ожешко, и это позволило новой семье скопить неплохое состояние.
В это время могущество старых магнатских родов Речи Посполитой и ВКЛ стало угасать. Жить на широкую ногу и содержать былые имения многим уже было не под силу. Поэтому Огиньские, владевшие Поречьем и Молодово в нынешнем Пинском районе, вынуждены были расстаться с привычной собственностью. За 468 тысяч злотых Симон Скирмунт выкупил у Михаила Клеофаса Огиньского, автора полонеза “Прощание с Родиной”, сразу две деревни с окрестными землями.
— Новый дворец в Молодово построили всего за три года. Гобелены, портреты Скирмунтов и Огиньских, старинная мебель, английский парк. Поначалу Симон просто продолжал магнатскую традицию легкой и приятной жизни. Но имениям Скирмунтов было суждено стать чем-то большим, чем просто красивой панской затеей. Изменения начались с Александра, сына Симона. Именно он решил превратить этот глухой полесский угол в промышленный центр региона, — говорит сотрудница Музея белорусского Полесья.
Промышленная революция в отдельно взятой деревне
Старый английский парк площадью 60 гектаров в Поречье сегодня разделен надвое автомобильной дорогой. По левой стороне он уже больше напоминает лес. По правой проложены дорожки для прогулок, а в конце одной аллеи виднеется здание из красного кирпича. Это сахарный завод Скирмунтов, теперь крахмальный — последнее напоминание о том промышленном великолепии, которое основали здесь полесские предприниматели в середине XIX века.
С самого детства Александр Скирмунт отличался пытливым умом. В 20 лет он окончил физико-математический факультет в Виленском университете, позже изучал практическое применение химии в Германии и Франции. К 30 годам он получил от отца в полное распоряжение все имение и затеял в полесской глуши промышленную революцию с размахом, какого здешние места еще не знали.
Уже после смерти Александра стараниями сыновей в здешних имениях появляются винокуренные и кирпичный заводы, водяные и паровые мельницы, сыроварня. По устроенной здесь системе каналов и Ясельде на продажу даже сплавляется местный заготовленный лес.
Со временем богатство Скирмунтов только росло, хорошел дворец в Молодово. В Поречье появился второй дворец семьи — его перестроили из скромного фабричного здания. Но к полешукам, чьим трудом Скирмунты и зарабатывали себе состояние, они относились далеко не как к бездушной рабочей силе. Антонина Сидорук, в прошлом учительница белорусского языка базовой школы в Поречье, рассказывает, что в период промышленного бума рабочим в Поречье обеспечивали все условия для полноценной жизни:
— При суконной фабрике было четыре дома на девяносто квартир, еще четыре общежития построили для несемейных. Работали больница на двенадцать коек и училище, где способных ребят учили ткацкому ремеслу. В Поречье было две школы — для деревни немыслимая роскошь! Одна в специально построенном здании, вторая в имении. И все эти “тридцать три удовольствия” были бесплатные: Скирмунты полностью оплачивали квартиры, питание и обучение рабочих. А самых способных отправляли учиться на другие предприятия и за границу.
К началу Первой мировой войны Поречье было единственным промышленным центром на всем белорусском Полесье.
Имение оказалось в прифронтовой зоне, и собственность Скирмунтов серьезно пострадала. Во время сражений производственные здания были разграблены и разрушены. Оборудование суконной фабрики немецкая армия просто-напросто вывезла при отступлении, а часть хозяйственных построек солдаты сожгли. Война стала для имения началом конца — к былому размаху Поречье не вернется уже никогда.
Роман Скирмунт с жителями Поречья в 30-е годы ХХ века.
“Простой мужик”
После окончания войны Поречье переходит Роману Скирмунту. Рижская классическая гимназия, университеты в Варшаве и Вене — наследник состояния не возвращался к теме развития промышленности, но решил сделать ставку на образование и политику.
Свои “краёвые” и отчасти пробелорусские взгляды Роман Скирмунт активно продвигал в госорганах тех стран, на территории которых с разной периодичностью оказывалось его имение. Где бы ни находилось Поречье, владелец усадьбы неизменно говорил о самом себе так: “Я сам уроженец белорусского Полесья, мои предки до XVII века пользовались белорусским языком как домашним. Простой мужик”.
— Мало кто знает, но за деньги Романа Скирмунта в семнадцатом году даже издали “Русинский лементар”. Это была полноценная азбука для детей полешуков, которые говорили на местном диалекте. Книгу издали на высоком полиграфическом уровне, причем и кириллицей, и латинкой, — листает уникальное издание Антонина Сидорук.
В перспективе Роман Скирмунт видел бывшие земли ВКЛ автономией в составе империи. А нацией, на которой будет основано новое государство, должны были стать те, кто осознает себя “гражданином края”, то есть Беларуси и Литвы. Однако продвинуть свои идеи, даже будучи депутатом Думы и Совета, у него не получилось. Не помогли и переговоры с Временным правительством о провозглашении независимого белорусского государства после Февральской революции.
Второй попыткой проявить свои таланты стал пост премьер-министра провозглашенной в 1918 году БНР. За год до того Роман Скирмунт возглавил Белорусский национальный комитет. В 1930 году он стал депутатом от “Беспартийного блока сотрудничества с правительством”.
Всего за девять лет до трагической гибели Роман Скирмунт оставил занятия политикой и полностью посвятил себя имению. Те жители Поречья, чьи молодые годы пришлись на это время, вспоминают местного пана добрым словом. Помещик проложил к деревне даже автобусный маршрут. Не говоря уже о том, что давал работу тому, кто хотел трудиться, говорит Антонина Сидорук:
— Моя мама тогда еще маленькая была. Но она хорошо помнит, как работала у Скирмунта. Когда она рассказывала, я смеялась: что ты там в десять лет могла делать? А мама, оказывается, граблями ровняла песчаные дорожки в парке. И за это ей два злотых платили — можно было два пуда зерна купить, серьезные деньги. И так со всеми.
Молодоженам и погорельцам Роман Скирмунт давал лес на строительство из собственных угодий. Многие сельчане вспоминали, как еще на подходе к крестьянам пан первым здоровался издали. А еще, что говорил с ними только “по-своему”, то есть на местном диалекте, в котором смешались белорусский, украинский, русский и польский языки. И попасть на встречу с владельцем Поречья было просто — достаточно было постучать в дверь.
— А перед самой смертью пан оказал Поречью последнюю услугу. Здесь узкоколейка раньше была и по ней к деревне подъезжал поезд. Те, кто был за Советы, подумали, что это с востока едут. Мужики с красными флагами вышли. А оказалось — польские солдаты ехали по людям стрелять. Скирмунт тогда лично к ним вышел, встал на колени с иконой и стал просить: “Это мои люди, не стреляйте, они ничего не сделали”. И спас деревню, — добавляет Антонина Сидорук.
К сожалению, от собственной смерти доброта Романа Скирмунта не уберегла. В сентябре 1939 года владелец имения и не думал бежать из села — надеялся, что его отстоят жители и новое начальство. Но 7 октября на собрании сельчан, которые всячески пытались отговорить начальников от убийства, некий комиссар Холодов принял решение за всех: помещика расстрелять.
83-летняя Кристина Терлецкая из Поречья рассказывает, что убийство Романа и Болеслава Скирмунтов поручили троим местным мужикам. Причем один из убийц за несколько лет до случившегося выиграл приз на сельскохозяйственной ярмарке, которая по инициативе пана Романа стала традицией в деревне. Женщина говорит, Скирмунтов привели в урочище Корень за Поречьем и Роману приказали копать себе могилу:
— Он отказался. Сказал, что этого не заслужил. Пархомчик и Цудило пробовали его застрелить, но не сумели нажать на спусковой крючок. Третий докончил — Сильвестр Лукашик, кличка у него была в деревне Соловей. Я сама слышала, как он подвыпивший про это рассказывал. Он потом высох весь, страшный стал, никто с ним разговаривать даже не хотел, — вспоминает Кристина Терлецкая.
Тайна любви
Годы накануне трагической смерти Роман Скирмунт провел в Поречье вместе со своей сестрой Хеленой и ее мужем Болеславом. Антонина Сидорук рассказывает, что жены у владельца имения никогда не было. Зато были в деревне слухи, мол, помещик имел связь с женщиной, которая служила во дворце. Звали ее Екатерина Терешко. Женщина она была красивая и годами как раз подходила пану.
— Муж ее умер еще в начале ХХ века, а в 1920-е годы она уже постоянно жила во дворце. “То была засакрэчана любоў”, — зачитывает учительница воспоминания односельчанки Марии Кучинской. — Люди рассказывали, что она родила от Скирмунта четверых сыновей. Все они получили образование и жили в имении. Весьма вероятно, что они и были детьми Скирмунта.
Впрочем, судьба их сложилась по-разному. Кого-то сослали в Сибирь, кто-то переехал в Польшу сразу после присоединения Западной Белоруссии к БССР...
Местные полешуки, похоже, получали от Романа Скирмунта гораздо больше любви и заботы, чем его предполагаемые жена и сыновья. Пожалуй, первым он и посвятил свою жизнь.
artem.kirjanov@gmail.com
