Осы-Колеса, Белые, Мосты, Толстый Лес, Парщаха... Эти деревни Глусского района, находившиеся в партизанской зоне, были уничтожены карателями в годы Великой Отечественной войны. На карте их больше нет, но в каждой остались могилы, где похоронены зверски замученные оккупантами старики, женщины, дети. И несколько раз в год уроженцы и жители соседней деревни Евсеевичи, вооружившись лопатами, граблями, кистями и красками, сквозь лесные чащи и болота едут на места трагедий.
Экспозиция Глусского историко-краеведческого музея хранит память о трагических днях войны.
Ад на земле
Староста деревни Евсеевичи Наталья Голуб за могилами в погибших селах ухаживает лет 15.— В деревне молодежи уже не осталось, одни пенсионеры, а раньше мы в прицеп трактора не вмещались — столько было желающих заняться благоустройством этих мест, внести свою лепту в увековечение памяти, — уточняет Наталья Ивановна. — Они и теперь есть. На лето в наши края приезжают дети, внуки — из Бобруйска, Могилева, Минска. Скидываемся на материалы. Председатель Заволочицкого сельисполкома Дмитрий Осадчий выделяет инвентарь, местный житель Александр Мачковский — технику. Едем в села, которых больше нет. К слову, Сашин отец Николай чудом выжил в том аду.
— Я родился на хуторе у деревни Парщаха. Когда началась коллективизация, наша семья — бабушка, родители и трое детей — переехали в Мосты. Там нас и застала война, — рассказывает Николай Васильевич. — Когда в 1943-м нагрянули оккупанты, люди, наслышанные о карательных операциях, кинулись врассыпную. Соседа, 14-летнего Колю Клыгу, изверги сперва ранили в ногу, затем добили. Ворвались в нашу хату. Немецкий офицер взял паспорт моего отца, долго читал, потом вынул пистолет и дважды выстрелил папе в голову. Это происходило на моих глазах, а мне было семь лет... Нас погнали в соседние Евсеевичи. Когда проходили мимо поля, бабушка Ейга сказала моей маме Домне, чтоб она с нами, детьми, спряталась в высоком вереске. Мы побежали... Когда воротились в сожженное село, в одной могиле похоронили отца и Колю Клыгу.
Семья Натальи Голуб в войну уцелела, а 58 жителей Евсеевичей погибли от рук фашистов. Об этом свидетельствует табличка на памятнике, установленном тут в 2015 году. Еще раньше, в 1965-м, в селе заложили парк в честь убитых земляков.
О том, что творилось тут в Великую Отечественную, Наталья Ивановна рассказывала сыну и дочери, теперь — шестилетней внучке Полине, которая с трех лет ездит вместе с бабушкой в «спаленыя вёскi» ухаживать за могилами.
— В наших краях все такие: живя сегодняшним днем, думаем о будущем и помним о прошлом, — подчеркивает староста села.
Могила в лесу
Ирина Шимчик.
Бобруйчанка Ирина Шимчик в Евсеевичи, на родину предков, перебирается на лето. Краевед-любитель, она изучает историю сожженных деревень, что находились на границе Глусского и Осиповичского районов: благоустраивает захоронения, собирает воспоминания очевидцев зверских расправ
— Война коснулась каждой семьи. В 1943-м в Парщахе, что в нескольких километрах от Евсеевичей, каратели сожгли сестру моего деда Софью Лыч с трехлетней дочкой. А всего там в один день погибли 68 человек, — говорит Ирина Ивановна. — В тот же год гитлеровцы уничтожили село Белые, или, как его еще называют, Белое. Судьбы деревень на стыке двух районов тесно переплетены: между ними было небольшое расстояние, родственники людей из Белых, Ос-Колес жили в Мостах, Толстом Лесу, Парщахе...
Несколько лет назад в ходе экспедиции в Белые Ирина Шимчик обнаружила на окраине леса безымянную могилу с вросшим в землю деревянным крестом.
— Было видно, что ее давно не навещали, — вспоминает Ирина Ивановна. — Крест и оградку мы с земляками поправили. А поскольку таблички не было, стала искать информацию: кто же тут похоронен? Написала статью в местную газету. На публикацию откликнулась минчанка Таисия Дубинчик, мать которой Ольга Титовна (в девичестве Пархимчик), как выяснилось, была одной из немногих, кто уцелел в уничтоженной немцами деревне.
Житель сожженной карателями деревни Белые Константин Дубинчик на могиле своих детей.
— Когда началась война, папа и мамины братья ушли в партизаны. А 20 января 1943-го в село нагрянули фашисты. Нескольким сельчанам, в том числе и моей маме, приказали гнать в Осиповичи скот. Когда она вернулась, обнаружила, что от хат осталось пепелище. Метнулась к месту, где стоял их дом, кричала, звала детей, которых было трое: шестилетняя Валя, четырехлетний Толя и трехлетний Костя. Увела ее односельчанка Екатерина Золотаревич, которая сама едва стояла на ногах, поскольку была ранена и сильно обгорела.
Рассказала, что каратели согнали всех мирных жителей в сарай, стали расстреливать. Чтобы проверить, погиб ли человек, брали горящую солому, тыкали в лицо. Если кто-то начинал стонать, добивали. Поэтому сама Катя, когда ей обжигали щеки, не издала ни звука. А когда изверги подпалили сарай, ей, лежавшей у выхода, удалось незаметно выползти на улицу.
От нее мама узнала о соседской девочке, которая пыталась спрятаться от страшных людей, вооруженных автоматами, на березе, но те увидели ее и закололи штыками.
Ольга Дубинчик.— После трагедии мама ушла в партизаны, к мужу. В сентябре 1943-го у них родился сын, — продолжает Таисия Дубинчик. — Мой отец фронтовыми дорогами дошел до Берлина, где 9 мая 1945-го был ранен. Домой вернулся инвалидом, у них с мамой появилось еще трое детей, в том числе я. Село Белые не возродилось, мы жили за несколько километров, в Кохановке, родители каждый год навещали могилку в лесу. Сколько мама жила, столько не отпускала ее боль потери.
— В Белых каратели уничтожили 36 мирных жителей. И таких деревень, безымянных могил, мест массового уничтожения мирного населения в районе, области, стране множество. Лучшее, что мы можем сделать для тех, чьи судьбы искорежила война, — помнить, — подчеркивают жители деревни Евсеевичи.
Деревни Белые больше нет.
kislyak@sb.by
