Парадокс, но факт: самый белорусский в глазах всей планеты коллектив — вокально-инструментальный ансамбль «Песняры» основали два уральца. Это екатеринбуржец Владимир Мулявин и уроженец Оренбурга (правда, с белорусскими корнями) Владислав Мисевич. Оба в Беларусь попали на время службы в армии, там и подружились, оба в итоге нашли здесь свою родину. Владислав Мисевич в коллективе играл на кларнете и саксофоне и носил прозвище Змей — и за бескомпромиссный характер, и за саркастичные шутки, а еще потому, что именно он отвечал у Мулявина за духовно-нравственное состояние коллектива, дисциплину и борьбу с алкогольными возлияниями. Что, конечно, не всегда добавляло ему любви товарищей по сцене. Однако именно Мисевичу мы обязаны самыми веселыми воспоминаниями о жизни суперпопулярного ВИА — Змей и сегодня ценит хорошую шутку, балагурит и подает пример активной творческой жизни даже в солидном возрасте. Впрочем, этого самого возраста ему на вид даже близко не дашь…
— У вас очень уютно, но скромно и без пафоса — живете не во дворце, не в личном особняке... При том, что «Песняры» некогда зарабатывали для СССР гигантские суммы, в том числе в валюте. А сколько выплачивали самим участникам ансамбля и почему на пресловутый родовой замок вы, получается, так и не накопили?
— Классная тема! Начнем с того, что я, как ни крути, пенсионер. Причем по документам — местного значения. Вообще, о пенсии, как я сегодня вижу, надо думать с самого детства. В будущем году исполняется 55 лет «Песнярам», с которыми связана вся моя жизнь. Ансамбль мы с Володей Мулявиным задумывали вместе, наше сотрудничество началось еще во время службы в армии. В начале существования ВИА, когда мы были еще «Лявонами», у нас с Володей при окладе 100 рублей с мелочью была ставка по 4 рубля за концерт. Потом добавили до 6 рублей с копейками. Володя получал по высшей ставке 7 рублей 50 копеек. В месяц ты максимум, гоняя по колхозам, сделаешь 20 концертов, плюс командировочные. И вдруг мы (уже «Песняры») выигрываем всесоюзный конкурс, становимся известными, и дают нам статус камерного вокально-хорового коллектива при филармонии. За выход мы должны были каждый получать по 15 рублей, а за сольный концерт — 33. А концертов стало возможно давать в день один, два, три — сколько сможешь.
Рекорд был в Учкудуке, в Узбекистане, где золотые прииски: шесть концертов в день по час сорок. Живых, сольных.
— Но это же чудовищная нагрузка…
— То есть деньги буквально кровавые. Мы, работая в день по три концерта (не считая времени на переезды и отпуска), в среднем в год давали 400 — 500 концертов, в месяц от 20 до 40. Это за тысячу рублей зарплата. Отец-инженер получал 120 рублей за месяц, ну а я за день. Квартиры постепенно дали бесплатно, машины по очереди.
— И куда же тратились такие сумасшедшие по тогдашним меркам суммы? Вторую квартиру купить было нельзя, машину тоже…
— Да куда… Пошел, погулял — вот и потратил. С заграничных гастролей везли в основном вещи — валюту у себя нельзя было оставлять, это уже уголовщина. Так что советские «Песняры» — это был первый и самый яркий этап: неимоверный взлет, резонанс общественный в большой стране и за границей, славное прошлое и ноль на выходе.
— Это распад СССР по вам так ударил?
— Ударило то, что сами мы распались. Из ансамбля я и ушел на пенсию как духовик, когда развалились «Песняры», в 1992 году, и составляла она 50 — 60 долларов. Бутылка водки стоила доллар. В то же время со мной развелась жена, так что я остался без квартиры, без семьи, без ничего. Это все я называю «мой путь к пенсии». У меня был фундамент дачи на участке, общага... и вторая жена Ольга, которая в этой общаге со мной 8 лет прожила (и до сих пор мы вместе).
— Получается, в 50 с лишним лет вам пришлось начинать жизнь с нуля?
— Да, так что мой основной песняровский период в плане благосостояния в итоге не принес ничего. Пять лет я сражался, пытался вести бизнес, ну вы помните, какие это были трудные времена. И за этот период все-таки сумел купить себе квартиру. В 1998 году внезапно состоялся мой возврат в «Песняры» в качестве директора. И там мы собрались все нищие. Мгновенно нашли общий язык с Володей, он был в тяжелом состоянии и нравственном, и физическом, и просто по-человечески в тяжелой ситуации. Объективно это был развал. Я со своей стороны пытался удержать коллектив, но буквально через 3 — 4 месяца все надежды рухнули. Это была не проблема государства, которое нам поверило, а наша внутренняя проблема, поэтому когда Володя порвал все прежние договоренности, я смиренно написал заявление об уходе. Тогда я и принял решение собрать новый коллектив и здесь, раз мы не оправдали ожиданий руководства страны, не мешаться и ничего не клянчить. Никто нам никаких преград не ставил, мы спокойно сели и уехали в Москву — на пустую поляну. И там мы пробыли 20 лет, в отрыве от семьи. Тогда уже все изменилось: люди, страна, песни. Эстрада такая вещь: уйдешь, два года прошло — и тебя на улице уже не узнают. И ты думаешь: неужели со мной все это было?
Вот тогда я оценил школу песняровскую, потому что, если люди чему-то обучены, это всегда видно. И в Москве мы отличались именно этим. Почему вспоминаю про «Белорусских песняров», потому что 20 лет, как ни крути, с ними связано.
— И несмотря на столь долгий общий путь, вы не пожалели, что в 2020 году порвали отношения с бывшими коллегами по ансамблю?
— Ни на минуту. Я всю эту «революцию» из окна видел, у меня во дворе она делалась. И я посмотрел — пошел и проголосовал, не скрываясь, за действующего Президента. А с этими — даже по именам их называть не буду — больше никаких дел иметь не хочу.
— Вы написали воспоминания о «Песнярах» — они веселые и, откровенно говоря, по большей части совершенно хулиганские. Складывается впечатление, что участники ВИА только и делали, что пили, гудели и шутили друг над другом, сплошной дым коромыслом…
— Это как снимают через фильтры сейчас — чтобы реальность мрачнее выглядела, или наоборот. В каких очках ходишь, то и видишь. А я в армии с 14 лет, с суворовского училища, где был воспитанником военного оркестра. Естественно, там был один выход: шутить, балагурить и искать во всем положительные моменты. Они есть всегда — в любой жизни.
— Вам не кажется парадоксальным, что самый белорусский ансамбль во всем СССР основали два парня с Урала — Мулявин и вы?
— Если б СССР не развалился, ничего необычного в этом никто бы не увидел. В программе Советского Союза самым положительным моментом была дружба народов. Посмотрите, что теперь без этой дружбы делается… Хотя бабушка и дед по материнской линии у меня белорусы из Мяделя. Так что все «прелести» и жизни при царе, и польской оккупации моей семьи коснулись. У меня хранится свидетельство о браке: дед и бабка венчались в мядельском костеле. Отец мой был московский поляк, хотя не верующий, не католик. А Володя просто проникся белорусской культурой, и первой женой его стала Лидия Кармальская.
Судьбы таких, как мы с Мулявиным, — это памятник СССР.
И кстати, многие с той стороны — уехавшие, которые сейчас не здесь, — именно из-за этой дружбы народов смотрят на «Песняров» (и я с этим сталкивался) как на врагов своего народа.
— Напомните, с какого года вы живете в Минске?
— Приехал в Беларусь я в 1962 году, но сначала была армия, а потом гастроли. Вечные. Я жить в Минске наконец-то начал только три года назад. Это издержки профессии. Моряки в море, а мы на гастролях. Рестораны, бабы, далее по списку. Мы сами создавали себе жизненный климат любыми способами — это армейские задатки, иначе это было не выдержать. Это первые три года, пока мы еще «Лявонами» были, маршрут складывался: общага — филармония — деревня. Там не погуляешь, да и кто с тобой будет романы крутить — кто ты такой вообще? Ставка 4 рубля! А дальше, после конкурса, рвались на гастроли, потому что именно там можно понять, на какой стадии развития или деградации ты находишься. Ходят ли на тебя, есть ли у тебя имя (артист без имени — никто), караулят ли тебя поклонницы. И вот так как заведенные: концерты, гостиницы, программы — аттракцион такой. Потом уже выезды за рубеж начались, то же американское турне: Мулявин за все отвечал, и надо было вывернуться наизнанку, чтобы показать уровень.
Володя в «Песняров» больше всех вложил — и в итоге больше всех потерял: и до пенсии не дожил, и семьи нормальной не создал…
— Жизнь в разъездах семейному климату не способствует?
— Конечно, а как иначе. Я был одним из последних в коллективе, кто развелся. Держался как мог, пока жена сама не подала заявление, потому что видел, что каждый развод — катастрофа. В день развода с нашим участковым (квартира, которую жене оставил, была на Кульман) выпили на Комаровке и заночевали на складе, куда астраханцы грузили фрукты. Просыпаюсь в арбузах, 500 рублей в кармане — так моя первая холостяцкая ночь и прошла. Жил потом то у одних друзей, то у других, пока через полгода в общагу не вселился. Так что развод у меня был трагический, но смешной. Я как-то подсчитал, вся моя биография: с 14 до 22 лет — казарма, после в филармонии общага, затем квартиру дали, но я в ней практически не бывал, жил в разъездах в гостиницах, и после развода снова общежитие на 8 лет.
— Давайте поговорим про вторую вашу супругу: получается, что Ольга в вашей жизни появилась, когда вы были фактически голым и босым — ни прежней славы, ни ансамбля, ни жилья, ни денег…
— Она меня поддержала тогда и поддерживает до сих пор. Все житейские истины до меня доходили по ходу жизни.
Говорят, если хочешь узнать, какой будет твоя жена, — посмотри на тещу. Я в истинности этого утверждения буквально убедился в первом браке. И когда встретился с Ольгой, попросил: «Познакомь меня с мамой». А мама оказалась непростая — Герой Соцтруда, орденоносец, красавица, умница, потрясающая женщина. Это был ключевой момент в отношениях: я уже потерял веру в тещ!
Правда, поженились мы с Олей официально через 20 лет после знакомства. Причем произошло это 29 февраля.
— Не говорите, что специально так подгадали, чтобы годовщины пореже отмечать…
— Просто пусто в этот день в загсе было. Ехали на гастроли из Бреста в Витебск, это у меня оказался выходной. Звоню в свой районный загс — нет проблем, приходите. Расписались, и я поехал с концертами дальше. Только потом глянул в свидетельство о браке: елки-палки, 29 февраля!
— Сейчас вы ведете активную жизнь, у вас новые проекты — вы запели соло, выступаете с детьми…
— Так жизнь устроена, что если ты ничего не будешь делать, то просто ляжешь и умрешь. Нужно постоянно двигаться, просто чтобы удерживать свою позицию, установка такая по жизни. Поэтому я пробую разные варианты — проекты с народным оркестром им. Жиновича, с учениками музыкальной школы № 2, запись новых песен… 20 лет дружу с Госпогранкомитетом и другими силовыми ведомствами. И на сцену выхожу с их солистами — в армии много талантов, и в качестве члена жюри на конкурсы меня привлекают. У меня по-прежнему есть рабочий график. Но возраст заставил задуматься о том, что для всех этих задач нужно здоровье.
— Поделитесь, как поддерживаете форму?
— Лето — не мое время года, так что я вспомнил детство: Оренбург — это снег и лыжи, плюс еще до армии я занимался беговыми коньками. На коньки я вернулся, на лыжи тоже, причем и на обычные, и на горные. А в этом году летом встал на лыжероллеры, они самые сложные из всех. Раньше смотрел со стороны и боялся, а тут попробовал! Мой друг Володя Маркашанский — заслуженный тренер по лыжному спорту, так что я четыре раза в неделю бегаю на лыжах в Веснянке. График расписан на месяц вперед. Начинаю с пяти километров, а к концу сезона уже километров по десять бегаю. Причем если в молодости можно заниматься спортом от случая к случаю, то в нашем возрасте это нужно делать постоянно, каждую неделю.
— Просто здорово!
— Ничего нового я не сказал. Если бы мы знали, чем кончается жизнь, мы бы это учитывали с самого начала. Самое большое возрастное открытие: всеми вещами надо заниматься системно. Жизнь без системы обречена. И тогда будет физическая форма и активность. Мой вывод из пенсионного возраста: главное, что ты свободный человек. Сейчас мне предложи: «Поехали на гастроли», — фиг вам! (Смеется.) Ни за какие коврижки! Лучше я на лыжи…
Так было
«Мулявину как руководителю предстояло определять творческое будущее коллектива, — вспоминает Владислав Мисевич в своих мемуарах. — Наверное, на стыке всех этих фактов и появился эксперимент с белорусским языком, а потом и с белорусским фольклором… Не заинтересоваться этой темой Володя не мог. Уже не один год он жил в Минске, конечно, оценил красоту и мелодичность «мовы», самой манеры пения. Я вот, к примеру, сразу для себя отметил: запоет белорус — и его безошибочно узнаешь среди других славян по каким-то тонкостям, которых и словами не передать...»
Хулиганский Ясь
Народная песня «Касiў Ясь канюшыну» стала самой популярной обработкой «Песняров». «Косьбу» во вступлении придумал Мулявин, движение руками и гитарами изображать договорились на репетиции, а вот свист от взмаха предложил имитировать Леонид Борткевич. Фольклористы ругались, а слушатели пришли в восторг. Настолько, что даже в мультфильме «Ну, погоди!» появился эпизод, где хулиган Волк машет в поле косой, а потом гоняет на комбайне под «Яся».
