Его любили зрители и коллеги, дирижеры и режиссеры. Любило ли начальство — я не знаю. Его невозможно было не любить. Семен Александрович Штейн, который двадцать лет, не вступая в должность главного режиссера, фактически руководил всей театрально-постановочной деятельностью театра, неизменно называл Бастрикова в числе своих любимых актеров. А если уж он кого-то любил, то предельная занятость этому человеку была обеспечена, и именно так — насыщенно и ярко — жил Юрий Георгиевич Бастриков в Большом театре БССР и Беларуси.
Еще в студенчестве он влюбился в свою однокурсницу по Уральской консерватории имени М.П. Мусоргского очаровательную Наталью Гайду. Они поженились, прожили вместе жизнь. Вместе на четвертом курсе были приняты в Свердловский театр оперы и балета, причем их обоих там до сих пор вспоминают добрым словом.
— О, помню, помню! — улыбнулся в бороду уральский композитор Максим Басок, когда я в композиторском доме творчества «Иваново» спросила его об этой паре. — У Бастрикова уже тогда был роскошный голос, хоть для баритона он был почти мальчишка.
Сохранилась даже фотография свердловских времен, где юная Наталья Гайда поет Джильду, а Юрий Бастриков, в суровом старческом гриме, — Риголетто.
Дж. Верди «Риголетто» (Свердловск). Наталья Гайда - Джильда, Юрий Бастриков - Риголетто
Пройдут годы, и все, что мы будем знать о Бастрикове, — все будет из ее уст, потому что она стала его летописцем. Что думал о себе он сам –сын гастролирующего шахматиста, зарабатывавшего на жизнь сеансами одновременной игры, аристократ духа в неизменно накрахмаленной рубашке и галстуке-бабочке, великий актер и носитель великого голоса, — он по большей части унес с собой. Остался лишь голос, настолько могучий и прекрасный, что перепутать его ни с кем и ни с чем невозможно.
Юрий Бастриков в роли Амонасро (Дж. Верди, «Аида»)
Советское время было временем свободного перемещения актерской рабочей силы. Объявлялся, допустим, конкурс на вакантное место баритона — и претенденты съезжались со всей огромной страны. Выбирай не хочу. И выбирали! Так в Большом театре БССР оказалась в начале 1980-ых Мария Гулегина. Приехала, спела конкурс, и ее тут же взяли. И точно так же и Бастриков с Гайдой в 1969 году.
Откуда узнавали о конкурсе? Ведь интернета не было, а руководители оперных и балетных трупп вовсе не были такие дураки, чтобы вешать у себя на досках объявлений информацию о конкурсных прослушиваниях в театрах-конкурентах.
Вот тут-то и суть. Певцов — и не только певцов — присматривали и приглашали.
Юрия Бастриков в роли Альфио П. Масканьи, «Сельская честь»
Любопытное совпадение: в 1967 году в Большом театре БССР начинается масштабная реконструкция. Пока идут строительные работы, театр почти все время проводит на гастролях, странствует по городам и весям, как антрепризы XIX века. В 1968-1969 годах заезжал и в Свердловск, и именно тогда главным дирижером нашего Большого театра становится заслуженный деятель искусств Татарстана и России Кирилл Климентьевич Тихонов, прежде работавший в Свердловске.
Вслед за Тихоновым и явно по его приглашению в Минск переезжают Бастриков и Гайда. Бастриков выигрывает тот самый конкурс на вакантное место баритона, а Гайду, по ее собственному признанию, берут «в нагрузку»: великолепных колоратурных сопрано в белорусском театре тогда было достаточно.
Дж. Пуччини, «Чио-Чио-сан» (Пинкертон - М. Галковский, Шарплес - Ю. Бастриков) 1976 год
Гайда уходит из Большого театра БССР одновременно с Тихоновым, но дирижер возвращается в Свердловск, а певица резко меняет траекторию своего творческого пути и становится примой только что открывшегося Минского театра оперетты.
И только Бастриков из всех свердловчан остается в стенах Большого. Десять лет спустя к нему прибавится еще один замечательный уральский баритон — Николай Моисеенко. Славные люди, славные голоса. Славный и очень напряженный творческий путь.
Чайковский, «Иоланта», постановка 1975 года. Юрия Бастриков - Эбн-Хакия, Инесса Одинцова - Иоланта
Кроме голоса, в Бастрикове поражает еще и творческий диапазон, невероятная легкость переключения между разными, порой очень далекими друг от друга амплуа. Сегодня он поет Вожака обезьян в опере Лебедева «Волшебник Изумрудного города», а назавтра Валентина в «Фаусте» Гуно. И каждый раз полное погружение.
Но это крайности. А лучше всего ему удавались драматические партии, полные страстей. Риголетто, Ренато в опере Верди «Бал-Маскарад», Набукко, Амонасро в «Аиде». Из русских опер, конечно же, Грязной в «Царской невесте». Мрачные страсти — это был его конек. Он был из тех немногих, кому удавалось моцартовского Фигаро сделать таким, каким его задумал композитор, — разочарованным, ревнивым и желчным. Но он мог быть и блестящим, и веселым, и ярким — к примеру, в знаменитой арии с шампанским из моцартовского «Дон Жуана».
В.А. Моцарт. «Свадьба Фигаро». Юрий Бастриков - Фигаро, Виктория Курбацкая - Сюзанна
Убедителен он был и в операх XX века. Особенно хорош был его Наполеон в «Войне и мире» Прокофьева. Я всегда ждала его выхода в этой роли. Когда-то театр очень гордился этим спектаклем, поставленным к 40-летию Великой Победы и открывал им каждый сезон. Удачно получался у него и Белорецкий в «Дикой охоте», а в прежней постановке это был скорее лиричный, задумчивый персонаж, не то, что в нынешней.
Юрий Бастриков в роли Наполеона С. Прокофьев, «Война и мир», 1985 год
В 1990-ые годы Бастриков как певец и актер достиг своего пика. Его мастерство стало зрелым и мудрым, голос обрел новые краски. В 1998 году его князю Игорю аплодировала весьма разборчивая публика на фестивале в швейцарском Солотурне.
И, наверное, его голос продолжал бы звучать великолепно. Подвело сердце. Инвалидность. В 2002 году — вынужденный уход из театра, в 2011 — смерть.
«Потрясающий голос!», «Гениальный певец!» — так говорят и его современники, и те, кто слышал этот удивительный голос только в записи.
«Его путь — пример самоотверженного, честного служения национальному музыкальному искусству», — читаем мы в некрологе.
А ведь Бастриков, как и многие другие наши певцы того поколения, не был уроженцем Беларуси, но целиком посвятил себя нашей стране и людям.
И, конечно же, мы будем помнить. Хотя бы потому, что забыть невозможно.
Фото Большого театра Беларуси
