Гитлеровцы безжалостно убивали детей, кололи штыками беременных: трагедии деревень Кобринского района, о которых забывать нельзя

Огненная осень сороковых

В Кобринском районе в годы Великой Отечественной войны от зверств гитлеровцев пострадали 16 деревень, в восьми из них было уничтожено почти все население, а дома сожжены. Деревню Орел не стоит искать на карте — ее нет, она так и не смогла возродиться… 

Мемориальный комплекс в деревне Каменке. 

Достучаться до сердец

В деревне Борисовке были убиты 206 человек, в Борках — 18, в Каменке — 180, в Луке — 30, в Новоселках — 67, в Черевачицах — 56… Местное население — белорусы, украинцы. Глинские и Мальчуки, Кочаны и Миронюки, Хоменчуки и Якуси, предки которых веками жили на землях возле Мухавца, наследники которых прославляют наш край и сейчас. 

В библиотеке Кобринского военно-исторического музея имени А. В. Суворова — самая полная информация о страшных событиях под оккупацией. Материалы начали собирать сразу после войны с подачи первого директора музея Алексея Мартынова. 

Библиотекарь Лидия Курашова показывает мне книги, скрупулезно подшитые газетные публикации за много лет, в которых рассказывается про огненные деревни:

— Мы проводим для школьников музейно-педагогическое занятие «Знак огня». Чтобы достучаться до детских сердец, используем эмоционально насыщенные материалы: картины, фотографии, фрагменты документальных фильмов, инсталляции. 

Разумеется, в музее хранится немало записей свидетелей тех страшных событий. 

— С сентября по октябрь 1942 года каратели проводили операцию «Треугольник» в Брестском, Кобринском и Малоритском районах. В ней участвовали 3-й батальон 15-го немецкого полицейского полка, спецрота «Нюрнберг», — рассказывает старший научный сотрудник музея Лилия Кирилюк. — Возможно, мы бы не знали имен исполнителей, но в январе 1943-го на Воронежском фронте красноармейцы захватили документы 3-го батальона, в том числе журнал боевых действий. Впоследствии эти документы были представлены на Нюрнбергском процессе как свидетельство бесчеловечных действий гитлеровцев на оккупированных территориях. Музей и сейчас продолжает краеведческую работу, делаем запросы в архивы, уточняем некоторые моменты, исправляем ошибки. 

Старший научный сотрудник Кобринского военно-исторического музея им. Суворова Лилия Кирилюк.

От Андреюков до Шостаков

Сегодня Каменку можно назвать небольшой. Затерянная среди лесов, она не разрастается, не застраивается. Деревня известна с XIX века. На въезде возле березы — поклонный камень, на котором выбит православный крест и дата — 1842 год. Кто бы знал, что через 100 лет деревня будет практически стерта с лица земли. 

Кровавым заревом пламени вошел в историю Каменки сентябрь 1942 года. Сохранились воспоминания жителя Ивана Логвиновича. Он был участником тех страшных событий. Пенсионер рассказал, что день 6 сентября был жарким. Люди копали картошку и увидели, что немцы окружают деревню. Но гитлеровцы поначалу вели себя мирно. Жители соседних деревень сдавали в Каменке молоко и возвращались обратно. Вдруг за ними побежали двое отставших. То ли припустили от страха, то ли просто хотели догнать, чтобы идти вместе. А им вслед — автоматная очередь. Это стало сигналом к расправе. Гитлеровцы приступили к уничтожению Каменки. Людей бросали на землю, били палками. Кого не убили — сожгли в сарае. Матери Ивана Логвиновича одной из немногих удалось спастись, прижав к груди ребенка… 

Рассказывают, что на месте погребения один из выживших установил 180 деревянных крестов. Кто их потом убрал — история умалчивает. А к 60-летию освобождения Беларуси в Каменке появился мемориал «Скорбящая мать и солдат с ребенком». 

Мемориал «Скорбящая мать и солдат с ребенком». 

Дрожь пробирает, когда читаешь списки убитых жителей. Максимук Петр и Максимук Матрена — вероятно, супруги, а дальше — Владимир, Ульяна, Елена, Степан, Ирина, Мария, Александр, Анна… Все они Петровичи, значит, дети Петра. Волк Алексей и Анна, следом Алексеевичи — Доминика, Василий, Елена… Практически на каждую букву алфавита фамилии, размещенные на 15 плитах мемориального комплекса, — от Андреюков до Шостаков.

В Каменке нам встретился Алексей Савчик, который на пенсии вернулся из Кобрина в родительский дом.

— В могиле лежат два моих брата по отцу — Петр и Василий, — поведал нам Алексей Маркович. — Отец рассказывал, что немцы согнали жителей, а один сказал: «Убегайте, кто может». Мой отец сумел спастись, а два его сына и жена Степанида погибли. Отец позже женился на моей матери — она из соседней деревни, но не мог забыть того страшного 6 сентября. 

Месть Черевачицам 

Деревня Черевачицы впервые упоминается в 1417 году. Уютными хуторками она раскинулась между железной дорогой и рекой Мухавец. Даже война поначалу не внесла особых изменений в сельский уклад жизни: трудились, любили, рожали детей… 

6 ноября 1943 года в полночь партизаны подорвали гитлеровский эшелон, а через два часа началась стрельба, послышались крики и плач людей. Оккупанты стирали с лица земли деревню Черевачицы…

Мемориальный комплекс в деревне Черевачицы. 

В соседних с Черевачицами Шиповичах живет Мария Осийчук. Сейчас — пенсионерка, в прошлом — учитель истории Батчинской школы. В здешних местах оказалась после трагедии на ЧАЭС, с семьей приехала в Беларусь из Украины. Мария Васильевна — краевед, для украинки история новой белорусской родины стала делом жизни. От Кобринского центра экологии, туризма и краеведения она вела кружок краеведения, потому удалось собрать немало материала. Мария Васильевна приобщила к краеведению и младшую дочь Инну, она также педагог, преподает историю. 

— В Черевачицах установлен памятник погибшим жителям, — рассказывает Мария Осийчук. — Мне захотелось встретиться с людьми, пережившими трагедию. Со школьниками мы постарались найти свидетелей гитлеровских зверств, чтобы сохранить воспоминания для потомков. 

Местный краевед Мария Осийчук занимается темой соженных деревень в районе.

В толстой папке — воспоминания Лидии Мазур, которые Мария Осийчук записала в 2009-м. В день трагедии Лидии Павловне было 8 лет. Читаешь — страх и ужас одолевают. Разве такое можно забыть, разве можно простить? «У нас семья была из восьми человек <...>. Мужа сестры вывели за дом и били так, что его мозги вылетели на забор. Он, пока мог, кричал: «Убегайте». Сестра была на седьмом месяце беременности, она бросилась к мужу, но была тут же убита. Затем ее кололи штыком в грудь и живот. Тетя бросилась к ней и была убита. Все это было на крыльце на моих глазах. Мама меня оттолкнула, падая. Она и не ойкнула, ибо выстрел был в затылок. У нее вырвало губы и нос. В этот момент я оглянулась и осколком от мамы была ранена. Через нее я переступила, на тетю в калитке наступила и босиком по снегу бежала четыре километра в деревню Залузье. Стреляли из церкви. Меня легко ранило в ногу. Так я осталась круглой сиротой, двое суток не плакала, ибо от перепуга все закаменело. Зато потом выплакала, сколько могла, сиротский хлеб тяжелый и горький. В детдом меня не отдали, потому что родственникам нужна нянька, пастух и прислуга. Выросла, стала на ноги, вышла замуж, родила детей…» 

В ту ночь гитлеровцы сожгли в Черевачицах 18 дворов. Убитые были похоронены на местном кладбище, а позже в деревне установили обелиск с фамилиями погибших на плитах. 

Мария Осийчук рассказывает, что ей хочется, чтобы все материалы, собранные и оформленные, были доступны многим. Потому для сохранения памяти нужна музейная комната. 

kozlovich@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter