В Вильнюсе началась и завершилась писательская карьера Винцента Дунина-Марцинкевича

Первая книга будущего классика вышла в Вильно в 1846 году, в прославленной к тому времени типографии Юзефа Завадского (именно в ней в 1822 году дебютировал сборником баллад и романсов еще один наш земляк Адам Мицкевич). Это была «Селянка», которую в 1852 году поставят в Минске на музыку Станислава Монюшко, и с тех пор отсчитывается история белорусской национальной оперы.

Типография Завадского, по некоторым данным, находилась в здании по нынешнему адресу: ул. Бернардину, 8 / Шилтадаржё, 8, а ее продукция распространялась через фирменный книжный магазин на ул. Пилес, 8 / Бернардину, 1.

Так на виленских мостовых зазвучало слово Дунина–Марцинкевича. В этом городе он бывал с тех пор нередко. В июне 1847 года здесь выступали с концертом дети писателя — Камила и Мирослав. В 1850–е сам литератор не раз бывал в городе — на собраниях интеллигенции у известного журналиста Адама Киркора, к которому заглядывали на огонек Владислав Сырокомля, Винцент Коротынский, Микалоюс Акялайтис, Антоний Эдвард Одынец, Игнатий Ходько, Станислав Монюшко, Евстафий Тышкевич. 2 октября 1850 года Дунин–Марцинкевич написал в Вильно стихотворение «Литвинка». По–польски. Он владел этим языком не хуже белорусского. И мог бы войти в историю польской литературы. Но предпочел стать белорусским песняром, или как он сам себя нарек, «дударем» — от дуды (волынки), еще распространенной в ту пору на селе.

Трудно судить, кто был читателем сочинений Дунина–Марцинкевича, кроме интеллигенции Вильно и Минска и некоторых других селений. Дунин–Марцинкевич в феврале — марте 1851 года посылал письма владельцам виленских книжных магазинов Маурицию Оргельбранду и Завадскому. У одного просил прислать ему 25 экземпляров «Селянки», у другого — 30. То есть книга еще была на складе. А прошло более 5 лет с момента ее выхода в свет...

Следующие книги печатались в Минске. Но за разрешением на издание надо было обращаться в Виленский цензурный комитет, а конкретно — к цензору Павлу Кукольнику. Тот препятствий не чинил. Поэтому в 1855 году вышли повесть в стихах «Гапон», книга поэзии «Вечерницы и Сумасшедший». На «Гапона» очень быстро отозвался с критическим (но дружеским) очерком Сырокомля: писал он свой отзыв в Борейковщизне — ныне Барейкишкес, селение по пути из Вильнюса в Минск; а публикация появилась в «Газете варшавской». Так слава пана Винцента расширялась на Литву и Польшу.

Все шло хорошо. В 1856–м Кукольник вновь одобрительным росчерком пера дал позволение на печатание в Минске очередной книги — «Интересуешься? Прочти!» А в 1858–м Виленский цензурный комитет не обнаружил препятствий для разрешения издания перевода с польского на белорусский поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш». И вот сигнальный экземпляр с первыми главами «Пана Тадеуша» через год выходит в виленской типографии Абеля Сыркина. Но не доходит до читателей. Задерживается весь тираж в 1000 экземпляров, из которых 92 должны были уйти по подписке вложившим средства в издание — Артему Вериго–Даревскому, Эустахию Врублевскому, князю Миколаю Радзивиллу, нескольким жителям Вильно и других местностей.

В чем дело? Нет, не в авторе. А в том, что из Главного управления цензуры, из Санкт–Петербурга, пришло указание «о воспрещении печатания азбук, содержащих в себе применение польского алфавита к русскому языку». Воскликнете вы: что за чушь! Когда это по–русски писали польскими буквами? Но вернемся в XIX век. Тогда самостоятельности белорусского языка не признавали, а считали его диалектом русского. Вот в чем загвоздка. Вот почему Дунин–Марцинкевич, публиковавший свои произведения польским алфавитом, но по–белорусски, отныне делать этого не мог. Впрочем, в Петербурге ограничение было создано лишь для того, чтобы «сочинения на малороссийском наречии (т.е. по–украински. — В.К.) печатались не иначе, как русскими буквами».

Зато в Виленском цензурном комитете проявили инициативу и послали в августе 1859–го в Санкт–Петербург запрос: «Хотя вышепомянутое относится, собственно, к малороссийскому наречию, но, как и белорусское наречие, составляет отрасль русского языка и некоторым образом может подходить под означенное постановление Главного управления ценсуры, то комитет встретил сомнение, может ли быть дозволено печатание сочинений на белорусском языке польским шрифтом».

Польский шрифт — это, по сути, польский вариант латинского алфавита. То, что Дунин–Марцинкевич им пользовался, вполне понятно. Вышли бы вы на улицу Минска или Вильно того времени — скорее всего, услышали бы в обиходе образованных людей не белорусскую и не русскую речь, а польскую. Дунин–Марцинкевич пытался эту очевидность растолковать цензуре: «В наших провинциях из ста крестьян, наверно, можно найти 10, которые хорошо читают по–польски, когда, напротив, из тысячи насилу сыщется один знающий русский язык. То напечатав какое–либо белорусское сочинение русскими буквами, смело можно запереть оное в сундук, ибо высший класс общества, имея под рукою русскую, польскую, французскую и немецкую литературы, не возьмет и в руки простонародной книги, а крестьяне хотя бы и желали читать повести и рассказы, но, не зная русских букв, не в состоянии удовлетворить своего желания».

Виленский цензурный комитет в ноябре 1859 года докладывал в Санкт–Петербург, что «сколько Комитету известно, все белорусские сочинения печатаны были доселе польскими буквами». Мол, что тут такого? Так сложилось. Традиция.

Но Главное цензурное управление было неумолимо. Там твердо определились: «Не допускать употребления польского алфавита при печатании сочинений на белорусском наречии, книгу «Pan Tadeusz» Мицкевича, отпечатанную польским шрифтом, не выпускать в свет».

Попытки Дунина–Марцинкевича убедить не налагать запрета на уже вышедший тираж «Пана Тадеуша» ничем хорошим не увенчались. Ему лишь вернули 76 рублей, а типографу Сыркину — 100 руб. 60 коп. А ведь потрачено было сверх того 600 руб. на бумагу и изготовление специальных букв для белорусского текста (заметьте: писатель, по сути, изобрел белорусскую версию латинского алфавита!). Литератор всерьез опасался, что, «не имея средств рассчитаться с пренумераторами (подписчиками. — В.К.) безвинно доведен буду до крайней нищеты».

Как бы там ни было, в 1861 году в Вильно в типографии Сыркина вышло очередное сочинение Дунина–Марцинкевича — «Люцынка, или Шведы в Литве». По–польски. По–белорусски его бы уже никто не напечатал.

В 1859 году издание литературы по–белорусски в Вильно прекратилось — до 1906 года, когда здесь увидела свет первая газета на родном языке «Наша доля», между прочим, и «русскими», и «польскими» буквами, а говоря современными языком — кириллицей и латиницей.

«Люцынка» же стала последним печатным трудом писателя, жившего тогда в имении Люцынка нынешнего Воложинского района.

6 февраля 1867 года Дунин–Марцинкевич обращался в газету «Виленский вестник» с предложением опубликовать его белорусскоязычные «Былицы, рассказы Наума», переписанные в угоду неумолимой цензуре с латинского алфавита на кириллицу. Увы, получил неприятный ответ редакции: «Стих ваш не будет напечатан, а предложение не может быть принято. Редакция с удовольствием даст место в своей газете памятникам белорусского народного творчества или произведениям вроде Кольцова, если бы такие были возможны; но она считает более чем бесполезным попытки создания белорусской искусственной литературы».

Сегодня произведения Дунина–Марцинкевича изучаются в школе, охотно ставятся в театре. Кто бы мог подумать о подобном 150 лет назад? Сам автор удивился бы. Впервые на сцене в Вильне творение «дударя белорусского» было поставлено 25 января 1915 года Белорусским музыкально–драматическим кружком в зале «Филармония» на нынешней ул. Наугардуко. Публике тогда представили оперетту «Залёты», написанную по–белорусски и по–польски в 1870–м «в стол». Перевел целиком эту комедию на родной язык Янка Купала. Ее публикация увидела свет только в 1918 году в Минске, в газете «Вольная Беларусь». Но нам, конечно, важно знать, что и в Вильно в свое время творчество Винцента Дунина–Марцинкевича ценилось, хотя именно здесь его творческий полет был приостановлен. Умер писатель в Люцынке в 1884 году, вдалеке от славы, которую ему сулили поначалу большие города.

vk@sb.by

Советская Белоруссия № 121 (24751). Суббота, 27 июня 2015