В период оккупации Сморгонского района фашистские варвары замучили пытками, заморили голодом в тюрьмах и расстреляли 3572 человека. Под угрозой оружия и арестов им удалось увезти на каторжные работы 562 местных жителя. Значительная часть невинно убитых — еврейского происхождения. Благодаря кропотливой работе историков и правоохранителей, которую активизировали в последние годы, есть основания полагать, что эти цифры могут поменяться.
Главный хранитель фондов Сморгонского историко-краеведческого музея Павел Картавик: «Белых пятен в расследовании фактов о геноциде белорусского народа еще действительно немало».По следам сестер Хатыни
По данным архивных материалов Сморгонского историко-краеведческого музея, уничтожать деревни в Сморгонском районе начали в июне 1944 года. Тревожные известия о блокадах партизанских зон в соседних районах доходили до жителей Сморгонщины, поэтому они начали готовиться, копать в лесах землянки и запасаться провизией.— По-прежнему остается открытым вопрос, какие именно немецкие формирования принимали непосредственное участие в геноциде мирных жителей сморгонской земли, — говорит главный хранитель фондов Сморгонского историко-краеведческого музея Павел Картавик. — Расследование продолжается, и мы очень рады, что к этим непростым поискам подключилась прокуратура. Белых пятен еще действительно немало. Например, сведения о том, как фашисты в начале войны захватывали Сморгонь, нам удалось найти только в архиве Герберта Гувера в Соединенных Штатах Америки. Вся работа направлена на то, чтобы ни одно злодеяние не осталось забытым.
Известно, что северо-восточная территория Гродненской области потерпела от рук нацистов меньше, чем западные районы. Массовые карательные операции против мирного населения в Сморгонском районе начались ближе к концу войны, однако даже за такой короткий промежуток времени были полностью или частично сожжены 13 деревень.
— В массовых убийствах и поджогах кроме немецких подразделений участвовали полицаи, служившие в комендатуре в деревне Войстом, — продолжает наш собеседник. — Они знали местных жителей и следили за каждым их шагом. Местная прокуратура передала нам дела, заведенные на сотрудников литовской полиции, которые непосредственно расправлялись с мирным населением. К примеру, доподлинно известно, что в деревнях Солы и Васюки людей убили за неуплату налогов. В годы оккупации фашисты вводили повинности для каждой крестьянской семьи. Моя бабушка рассказывала, что наша семья каждую неделю должна была приносить определенные продукты. По результатам года подводились итоги, и если кто-то не выполнял норму, то его ждала жестокая расправа. После войны десятки лет предатели думали, что им удастся избежать наказания за свои жуткие дела, однако им пришлось убедиться, что это не так. Их задержали правоохранительные органы, были заведены уголовные дела. Кстати, в одном из дел есть история о девушке, которую расстреляли только за то, что она повздорила с дочерью местного солтыса.
В результате расправы над жителями 13 деревень Сморгонского района погибли 83 человека, было сожжено 529 домов.
— По воспоминаниям местных жителей, сожгли также деревни Спяглица и Кривск, — делится Павел Картавик. — О трагических моментах, произошедших в некогда процветающей деревне Трилесино, сегодня напоминает табличка. В июне 1944 года здесь было уничтожено 160 домов и убито 49 мирных жителей. Полностью восстановить деревню после пережитого горя сельчане так и не смогли. До начала войны в деревне Ротковичи проживало около 250 человек. За связь с партизанами жизнью поплатились 16 жителей деревни. Некоторых убили не в самом селе, а за его пределами, в сморгонской тюрьме. Фашисты сожгли 30 дворов, что составляло почти половину населенного пункта. Выжившим не оставили ни еды, ни домашних животных. Однако люди не только выстояли, но и нашли в себе силы передать эту память потомкам. В Укропенке сожгли все 49 хат, в Новоселках — все 39, в Нестанишках — 42 из 47…
«Вместо лиц — кровавое месиво»
Анна Кизик, 1932 года рождения, жительница Ротковичей, вспоминает (книга «Памяць»):
«...Это было как раз на Покров. Нацисты согнали всех жителей посреди деревни и начали звать по списку: Михаил Карнач, Александр Кублицкий, Семен Жук, Зина Садовская, Яков Ляошко, Юлиан Домащиц, Филипп Кизик, Женя Гисич (это кого я помню). При упоминании имени Гисича он крикнул из толпы, что его нет, и пошел в Засковичи. Но полицай был из местных и узнал его. Женя убежал, спрятался в сарае, потом побежал в другой сарай. Немцы бросили в первый сарай гранату и думали, что он погиб, но мальчик выжил. А всех остальных привели в дом Антона Гисича, били плетьми, ломали руки и ноги, расспрашивали о партизанах. А потом, когда допрос закончился, задержанных везли по деревне. Это было ужасное зрелище. Люди были неузнаваемы, вместо лиц — кровавое месиво. Они шли, едва передвигая ноги. У некоторых, как плети, болтались руки, они были сломаны.
Людей вели по деревне из одного конца в другой, чтобы остальные видели, что будет с каждым, кто примкнет к партизанам. На обратном пути каждого из задержанных завели в свой дом и расстреляли, а дома подожгли. Так же умер и наш отец Кизик Филипп, а дом сгорел. От подожженных домов загорелись и те, что стояли рядом.
Огонь уничтожил дома Войтеховичей, Толерков. Возможно, сгорела бы вся деревня, но после расправы фашисты быстро ушли и люди бросились тушить пламя...»
По национальному признаку
До войны только в Сморгони проживало более двух тысяч евреев. Притом что городское население составляло пять тысяч человек.— Одно гетто в нашем городе находилось в конце нынешней улицы Каминского, — продолжает экскурс в военное прошлое Павел Картавик. — Второе — в центре. Там, где сейчас здание «Беларусбанка», были ворота. Если деревни стали уничтожать в бессильной злобе ближе к концу 1944 года, то преследования и убийства еврейского населения начались с первых дней оккупации.
По воспоминаниям свидетелей, в августе, а по данным Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК), в июле — августе 1941 года, немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, согнали жителей Сморгони и близлежащих деревень, кроме местечек Крево и Солы, где были свои гетто, в одно место.
— До этого, в июне — июле, убивали в основном евреев из числа активистов и коммунистов. Ликвидацией «неугодных рас» занимались айнзацгруппы. Точно не известно, какая из них действовала на территории Сморгони. Параллельно немецкие солдаты проводили погромы в еврейских домах, забирали все, что могло представлять какую-либо ценность, а в августе 1941 года начались массовые расправы. В 1942-м пришел приказ Гейдриха, который гласил о скорейшем завершении решения еврейского вопроса. И уже в феврале 1943 года в Берлин из Сморгони ушло донесение о ликвидации всех гетто в районе. Некоторые узники были расстреляны, многих отправили в лагеря смерти. Больше всего сморгонских евреев содержалось в Саласпилсе и Штуттгофе. Но встречались наши земляки также в Бухенвальде, Дахау и других лагерях.
Гетто в Солах и Крево были ликвидированы зимой 1942 года, а гетто в Сморгони — в феврале 1943-го. Часть евреев из Сморгони, Засковичей и других мест убили около деревни Залесье во рву возле железной дороги, недалеко от братской могилы русских солдат, погибших во время Первой мировой войны. Спастись удалось лишь нескольким десяткам человек, которые затем пополнили партизанские отряды. Всего в Сморгонском районе было уничтожено 3280 евреев.
Спасение летчика
Еще одним элементом нацистского «нового порядка» были концлагеря. С августа 1941-го до начала 1943 года лагеря для военнопленных существовали в Сморгони, Солах и Залесье. В городе концлагерь располагался на территории районной больницы. Пленные советские воины строили вторую линию железной дороги Вильнюс — Молодечно, а зимой их направляли на расчистку дорог от снега. После войны лагерь исследовали специалисты Чрезвычайной государственной комиссии, которые установили, что в большой братской могиле захоронено 320 человек.— В экспозиции можно увидеть фотокарточки местных жителей, которые помогали пленным военным и не только, — демонстрирует экспозиционные снимки сотрудник музея. — К примеру, священник Владимир Ровдо и его прихожане собирали продукты, чтобы хоть как-то поддержать людей, содержащихся в концлагере. Вот это фото принадлежит местной жительнице с интересной фамилией Кабак, которая помогла выжившему при крушении бомбардировщика летчику Виктору Табакову спастись от неминуемой гибели. Эмма Кабак работала медсестрой и рисковала жизнью, когда носила ему медикаменты. В результате молодой офицер выжил, ушел в партизаны, а потом вернулся в строй. Уже после войны он часто приезжал сюда, чтобы встретиться со спасительницей. А это — новая фотография, которую нам передала прокуратура. На ней отец Михаил Ливанчук, настоятель церкви Александра Невского из Крево. Он был убит участниками Армии Крайовой. Батюшке было приказано не хоронить активистов деревни Чухны, которые были расстреляны за связь с партизанами, но он предал земле убиенных, как того требует православная вера, за что и был казнен. Вместе с ним уничтожили всех членов семьи. Выжить удалось только приемному ребенку, который прятался в подвале.
vrublevskaya@sb.by
