Отмазки тех, кто считал себя самым умным — и потому в 20‑м оступился, а потом схоронился и думал переждать, — становятся всё… фантасмагоричнее, вот! Я, грит, перепутал шествия и думал, что идут за Лукашенко, — вылупив вочы от искренности, молвит один.
— Да, была я и на проезжей части, но вышла туда, только чтобы сфоткать противоправные деяния. И немедленно обратно на тротуар! — молит суд о снисхождении другая. Обыкновенные наши люди, в общем, напоминают прежних… только некоторая невероятность в мыслях их все еще немного портит.
Зато у беглых ничё не меняется. У поэтов эмиграции, этих сильных духом людей, крепких и стойких, смазавших лыжи заранее — и все равно упорно талдычащих: «Я выдатна разумею затрыманых хлопцаў, бо жыў такiм жыцьцём не адзiн год». С мое, мол, поживите, кровушкой умойтесь, сухарь пососите… — у них риторика остается прежней.
В Гродно за подписку на экстремистов оштрафовали предпринимателя — и снова слышен тоскливый забугорный вой не о том: «Он директор крупного шиномонтажа, у него двое несовершеннолетних детей, он занимается силовыми тренировками и бегом, он начал в 2011 году с одной точки и дошел до шести…» Ну, вы бы уже хоть определились, что здесь является смягчающим, что — отмазкой, а что — индульгенцией. Лучше покажите кого-то в вожделенной сытой Европе из бизнесменов, кто «дошел до шести» за десять лет — не найдете ведь!
Еще одна «просто прошла с людьми по проспекту до стелы» — а ей за это просто 2,5 года домашней химии. Вот уж действительно просто отделалась — но змагары как начали три года назад стагнаць аб невыносных пакараннях, так пластинку и не меняют.
Когда очередной из них, к примеру, донатил экстремистам, он же не думал ни о жене своей, ни о детях, ни что он семье нужен, ни о собственном здоровье… А об чем тогда думал? «Ня ведаю. Халера яго ведае».
Как у взрослого человека в голове до последних лет остается мозг подростка, науке неизвестно. Но такое случается. У невероятных — гораздо чаще, чем у остальных.
Нынче правоохранители обычно глубоко не копают: сколько всего было донатов, кому конкретно, а выходил ли, а гулял ли, а еще чего делал… нет смысла и рыть. Принцип такой, и мы его неоднократно озвучивали: ты знаешь, что ты сделал (-ла). Я тоже знаю. И не будем играть в «докажи — а не докажешь». Получай свое — и еще спасибо скажи, что не в два раза больше и не на строгом режиме.
Но беглым поэтам это в одно ухо влетело, в другое вылетело. «Суддзя ведаў, што ён пакутуе ад цяжкай хваробы» — и уже слеза котится, но не можешь забыть арестанта Кныровича, у которого «здоровье в колонии стало гораздо лучше, чем было», по его же собственным словам! То есть судьи знают, что не только исправление возможно, но и выздоровление, потому как ежели не Кныровичу, кому ж еще тогда верить?
Но слеза все-таки котится по отъетым на заграничном щетинистым мордасам: «Тры гады калёнii. І гэта не за нейкае там сур’ёзнае правапарушэньне. За данаты!» — все правильно, за донаты. За финансирование экстремистов. За деньги на терроризм. А что вы себе думаете про правонарушения — ну, думайте себе дальше.
И у нормальных белорусов понемногу все четче формулируется вопрос: все эти сдриснувшие поэты — они немного не в себе? По жизни, что ли, потому и поэты? Ответ нашелся, как ни странно, у Максима Богдановича.
«Ў белай пене праносяцца конi» — куда ж они несутся-то? «Мо яны, Беларусь, панясьлiся. За тваiмi дзяцьмi ўздагон, Што забылi цябе, адраклiся…» — это не про беглых ли речь? Которые сбежали, которые отреклись, испугавшись бороться, которые помнят только про потерянный уют и комфорт?
Про них. Просто больше так сказать не о ком.
«Бiце ў сэрцы iх — бiце мячамi. Не давайце чужынцамi быць!» — призывал поэт сто лет назад. Ну, вот мы и бьем. Вот и не даем. Комиссия закончила свою милосердную работу — и снова пора делать, как завещал поэт. Как считаете, он, милостивец, что имел в виду, когда предлагал сдриснувших в страхе отсюда настигнуть и немножко побить в сердце мечами?
Мы еще гуманны и милосердны. Даже, прежде чем осуждать за те же донаты, не меньше года рассказывали, что это преступление, что кара за него будет, что всех найдем. «Старадаўняй Лiтоўскай Пагонi, — писал Богданович, не зная еще ни про ВЧК-КГБ, ни про ГУБОПиК, ни даже про ДИП МВД РБ, но пророчески предвидя их появление и строя поэтическую триаду, — не разьбiць, не спынiць, не стрымаць!»
Умные и нервные, тонко чувствующие (типа поэтов, недожурналисток и урбанистов всех полов) сбежали. Тупые и наглые — остались. Итог всем виден.
Ну, а указывать фамилии судей (как и запенивать двери, поджигать машины, писать на стенах и подъездах, сливать личные данные и все такое) — это скотство. Тем не менее эмигранты продолжают им заниматься с той же старательностью, как и выть про очередных задержанных. Имманентная черта всех невероятных, и поэты тут не исключение.
«Господа! Господа, вы звери. Господа, вы будете прокляты своею страной» — они уже прокляты. И они знают об этом. И мы знаем.
А «Пагоню» пора у них забирать. Они ж про нее даже прочесть нормально не могут — навошта яна iм? Она тоже должна быть — наша.
Уж простите, накипело.
