Скульптор Александр Финский — о пользе работы «в стол», проектах осуществленных и нереализованных, о жизни памятников и «северной» фамилии
Памятник Симеону Полоцкому в Полоцке, монумент в честь воинов-освободителей в Рогачеве, памятник Адаму Мицкевичу и знаменитый «нулевой километр» в Минске, скульптурные композиции в мемориалах «Детям — жертвам Великой Отечественной войны» в городском поселке Красный Берег Жлобинского района и жертвам гитлеровского геноцида «Яма» в столице, крылатый символ Национального конкурса печатных СМИ «Золотая литера» и музы на Оперном театре – все это работы известного белорусского скульптора лауреата специальной премии Президента Республики Беларусь «За духовное возрождение» Александра Финского (на снимке). Впрочем, этот перечень неполный. Есть же еще и парковые скульптуры, одна из которых установлена даже в далеком Китае, и станковые, малые, если можно так сказать, формы.
— Вообще-то, надо бы каталог сделать, да все не соберусь. Может, займусь, когда уж совсем работы не будет. Похоже, время такое подходит, с монументальным искусством сложно стало, вот думаю на станковую скульптуру пора переходить. Почти все мои проекты остановились. Особенно жалко задумку с мостом через Свислочь в историческом центре столицы, на его торцах планировались скульптурные фигуры Немиги и Свислочи. Хороший был проект. Два художественных совета единогласно приняли. Сказали: наконец-то на мосты внимание обратили. Ведь они все в Минске только функциональные, а образно никак не решены. Но, увы, четыре года, как заморозилось все, и, наверное, уже навсегда, — посетовал скульптор, к которому «Р» загянула в мастерскую.
— Александр Михайлович, а как в целом, по-вашему мнению, выглядит скульптурно Минск?
— Однобоко, я считаю. Особенно что касается истории города. У нас практически одни памятники вождям и связанные с советской историей, с войной. Знаете, в областях процесс интересней идет, там глубокий исторический пласт потихоньку поднимают.
— Поэт ищет рифмы, композитор – мелодии, а как нащупывает будущий образ скульптор?
— Бывает по-разному. Рождение самой идеи непредсказуемо. Она может развиваться годами, а может появиться мгновенно, например, из какой-то конкретной стуации или события, которые эмоционально «зацепили». Идеально, конечно, когда получаешь заказ, к которому ты готов. Понимаешь сразу: это твое, как для актера роль, о которой он мечтал.
— Выходит, скульптору не вредно работать «в стол»?
— Конечно, ведь если у художника есть «в столе», то ему есть что сказать. Багаж должен быть накоплен. Тогда будет из чего выбирать и что предлагать. Так бывает: приходит время и вдруг именно тот или иной эскиз понадобится, чтобы быть воплощенным в настоящую монументальную работу. Вообще, искусство – это каждодневный труд. Если просто сложа руки ждать и думать: вот придет заказ, тогда я возьмусь за него и сделаю, – получится вряд ли. Думаю, это так же нереально, как пианисту, который не играл год-два, вдруг потрясающе выступить с концертом.
Вообще, к чисто монументалистам я отношусь с сомнением. Считаю, монументальное искусство гораздо шире, чем создание только крупных форм, оно питается и другими видами и направлениями. А когда человек только монументалист, вырабатывается штамп, и он становится очевидным. Помню, в советское время на заседании секции в Союзе художников один известный тогда скульптор заявил: мол, я мастер больших форм, под 30 памятников сделал. На что я ему заметил, что великий Роден и тот создал всего пять. Все засмеялись, и этим было все сказано.
— Чем подпитываете вы свое монументальное искусство? Может, живописью?
— А почему бы и нет. Я же начинал с живописи, когда учился в Республиканской школе по музыке и изобразительному искусству, теперешнем лицее им. И.О. Ахремчика. Поступил туда после 4-го класса из Марьиной Горки и два года занимался живописью. Был у меня хороший педагог — Олег Иосифович Казак, с которым мы и теперь иногда встречаемся. Он каждый раз интересуется, занимаюсь ли я живописью. Отвечаю: да. Он хвалит. Но особенно станковая скульптура помогает. Она позволяет экспериментировать без особых материальных затрат, дает возможность шире смотреть на вещи и иметь большую палитру выразительных средств.
— Раз уж коснулись детских лет – вы из семьи художников? Фамилия Финский о чем говорит?
— В семье все медики. Но мои склонности именно к изобразительному искусству обнаружили быстро – вся бумага в доме была мною изрисована, и процесс этот был совершенно неуправляем. Смирились и направили его в нужное русло. А по поводу фамилии, так именно о том она и говорит – Финский. Мой двоюродный брат занимается составлением нашего родового генеалогического дерева. Оказалось, что фамилия Финский встречается по всему миру. Но интересно то, что корни очень многих людей ведут в деревню Турин Пуховичского района. Брат установил, что когда-то давным-давно там осели несколько финнов.
— Вернемся к скульптуре. «Навещаете» ли вы свои работы, недостатки, которые хотелось бы исправить, замечаете?
— Вообще, я человек не ностальгический. Люблю жизнь, которая сейчас, реальную. А то, что было, – да, было, его не исправишь. Вряд ли найдется человек, который скажет, что все сделал идеально. Тогда надо отлить самого себя в бронзе и встать на пьедестал.
Но, признаюсь, мне приятно, проходя, например, по Октябрьской площади, видеть, что возле знака «нулевой километр» всегда есть люди, значит, он не холодный, притягивает, прижился. Или, например, осенью был в Красном Береге. 240 км от Минска, воскресный день, но мемориал не пустует, экскурсии приезжают и уезжают постоянно, и не только из Беларуси, есть туристы из Германии, России, Польши, Украины. «Греет» и такой факт — с момента открытия мемориала прошло только два года, а у него уже появился свой ритуал. К одной из композиций комплекса, «Белому паруснику», на котором размещены самые распространенные славянские имена, такие же, как могли быть у детей, прошедших через располагавшийся здесь концлагерь, приезжают молодожены, чтобы выбрать имя своему будущему первенцу.
— Мемориал в Красном Береге «Детям — жертвам Великой Отечественной войны», уже получивший в народе название «Детская Хатынь», созданный на месте одной из деревень, где фашисты устроили сборный пункт для отправки детей в Германию в качестве доноров для своих раненых, пожалуй, самая трагическая тема в вашем творчестве.
— Не менее трагичен и мемориал «Яма». Кстати, его, как и комплекс в Красном Береге, мы делали с заслуженным архитектором Республики Беларусь Леонидом Левиным. Воздвигнуть мемориал «Детям — жертвам Великой Отечественной войны» было его давнишней задумкой. По-моему, еще в конце 1980-х, после республиканского конкурса «Детство, опаленное войной», планировалось установка такого памятника на трассе Брест – Москва, но эта идея так и осталась неосуществленной. Ко мне Леонид Левин обратился после нашего сотрудничества на мемориале «Яма». К тому времени, к середине 1990-х, уже было принято решение о создании мемориала в Красном Береге. Правда, едва начались работы, объект заморозили, и он простоял довольно долго. Но, как говорится, нет худа без добра. Наверное, эту паузу нам дала судьба, чтобы вызрела нужная идея. Дело в том, что первоначально мною был сделан и уже почти осуществлен совершенно другой эскиз фигурки девочки – знаковой композиции, открывающей мемориал. Словом, к моменту, когда работы возобновились, я предложил Леониду Левину другое решение этой скульптуры, которое он одобрил и которое было воплощено.
В целом же весь ансамбль мемориала придуман Левиным, это его архитектурная режиссура — «Площадь Солнца», расходящиеся от нее по яблоневому саду «лучи»-аллеи, и тот же «Белый парусник», похожий на бумажный кораблик, как символ детской мечты, и «мертвый класс» из белых парт и школьной доски, где располагаются витражи. Кстати, это довольно уникальное явление. Я не помню, чтобы витражи в подобных мемориалах применялись. Они были сделаны художником Светланой Катковой. Ее отец, тоже известный художник и педагог Сергей Катков, после войны руководил детской изостудией, между прочим, там в свое время занимался и Леонид Левин. Работы тех ребят были найдены в архиве, стилизации для витражей сделаны на их основе. Лично у меня использование этого символического детского творчества в мемориале вызывает ассоциацию о необходимости защиты не только жизни ребенка, но и его внутреннего мира, его души, что в сегодняшней жизни немаловажно.
— В соавторстве работать легче или сложнее?
— Сложнее, конечно, но это и обогащает. Ведь совместная работа знакомит с различными творческими подходами, с другими взглядами, а это опыт, из которого умный человек всегда найдет, что для себя взять. Тем более что монументальное искусство в одиночку не сотворишь. Это всегда коллектив авторов плюс еще строители и другие исполнители. Кстати, на этом проекте в Красном Береге строители все сделали очень хорошо. Спустя два года мемориал в идеальном состоянии. Вообще, у всех, кто приобщился к его созданию, возведению было особенное отношение к этому месту и этому памятнику. Сейчас разрабатывается его развитие в перспективе. В Красном Береге планируется регулярное проведение международного детского пленэра, причем лучший из рисунков, созданных его участниками, будет переводиться в технику витража и размещаться на одном из «лучей» мемориала. В комплексе есть амфитеатр. Недалеко – красивая, в псевдоготическом стиле усадьба 19-го века, где после реставрации будет устроен музей. Мемориал будет жить.
----------------------------------
Справка «Р»
В годы Великой Отечественной войны на территории деревни Красный Берег Жлобинского района немецкие войска создали сборный пункт для детей в возрасте от 8 до 14 лет, которых насильно отнимали у матерей в Жлобинском, Рогачевском, Стрешинском, Добрушском и других районах. Их отправляли в Германию в качестве доноров для раненых немецких солдат и офицеров. Всего с этой целью фашисты увезли около 2 тысяч детей, в том числе 15 детей из Краснобережского сельского Совета, фамилии которых известны. Эти трагические события стали основой для создания памятника-мемориала «Детям — жертвам Великой Отечественной войны», спроектированного творческой мастерской заслуженного архитектора Республики Беларусь Леонида Левина. Мемориал, аналогов которому на территории СНГ нет, был открыт в 2007 году.
За создание мемориала «Детям — жертвам Великой Отечественной войны» его авторы архитектор Леонид Левин, скульптор Александр Финский и художник Светлана Каткова выдвинуты на соискание Государственной премии Республики Беларусь 2010 года в области литературы, искусства и архитектуры.
------------------------------------
Фото: Валерий ХАРЧЕНКО
