Каждый бывший осужденный устраивается как может. Одним это удается, другим — не очень. Некоторым, искренне желающим начать новую жизнь, мешают... обстоятельства. Нелепые, но решающие: или — или. Многое зависит от того, кто окажется рядом. Либо человек удержится, либо вернется за решетку.
Такой случай — у 30–летнего трижды судимого Андрея Мороза. Кстати, имена действующих лиц этой истории, по которой вполне можно снять жутковатый триллер, — настоящие. Андрей написал в редакцию отчаянное письмо: «...Если вы ничем не поможете, то нет смысла вообще жить на этом свете». Потом часто звонил. Дескать, если будете помогать, то поспешите, иначе меня депортируют или опять упекут, чтобы отнять квартиру. Сейчас, говорил, живу в Могилеве, в реабилитационном центре. Если меня не застанете, то обращайтесь прямо в милицию: я наверняка буду там.
Газета — не та инстанция, которая должна защищать от милиции бывшего заключенного. За решеткой, известно, умеют рассказывать и сочинять. Но интуиция подсказывала, что в истории и впрямь что–то неладно. Надо попытаться помочь, если человек так просит. Была и загадка. С разбежкой в несколько дней редакция получила два письма от бывших заключенных, Андрея Мороза и Татьяны Козловой, с одинаковым обратным адресом: Могилев, улица Полевая, 24а.
Натура для триллера
У кого бы ни спрашивал (коллег, работников учреждений, прохожих в могилевском Заднепровье...), никто не слышал про реабилитационный центр по такому адресу. Это жилой дом в частном секторе. Выглядит странно, этакий мини–небоскреб. Мелкоячеистые рамы на окнах — как решетки. Вокруг высокого забора я ходил около часа, пока собака заходилась от лая. Крепость, а не дом! Вдруг ворота открылись, вышел парень со скромной улыбкой, мало похожий на рецидивиста. Оказалось, что на месте все обитатели дома: хозяин Юрий Терентюк, его жена Елена и автор второго письма Татьяна Козлова.
История дома, мягко говоря, неоднозначна: в нем жили несколько убийц. Причем одно из убийств совершилось здесь же. Это и есть реабилитационный центр? Именно! Юрий Терентюк — директор, жена — заместитель: родители одного из убийц...
Все это мне сообщили, прежде чем я начал разговор с Андреем, ради которого приехал. Еще сюрприз! Два года назад, 23 марта 2010 года, другой журналист «СБ» описал убийство, совершенное сыном хозяина, в статье «Милый сердцу душегуб». Но имена были изменены, связать преступление с этим домом я не мог. Выходит, что сюда меня как бы заманили. Не для того ли, чтобы опровергать статью коллеги? Основанную, кстати, на фактах, установленных судом.
Каково?! Голова шла кругом.
Итак, несколько лет назад муж и жена озаботились реабилитацией бывших заключенных. Подвигла их к этому отчасти вера, отчасти судьба двоих сыновей. Один — родной, другой — приемный: оба не дружили с законом и были судимы. Озаботились супруги предметно. Еще в 2005 году «Вестник Могилева» рассказывал о бывших заключенных, которые нашли в доме приют.
Однажды родной сын Терентюков, Дмитрий, пожалев, привел в дом сироту, которому негде было ночевать. А тот возьми да и убей человека. В доме, который его приютил. Труп вывез на машине хозяев. Об этом тоже писали. А вскоре убийство совершил сам Терентюк–младший — уже в Минске, куда отец с сыном отбыли на международную конференцию по проблемам наркомании и где квартировали на улице Ангарской.
Дмитрия осудили на 16 лет за убийство хозяйки квартиры. Отец, Юрий Терентюк, замывал кровь на полу и перетаскивал еще живую женщину (ему суд назначит исправительные работы). Постояльцы отбыли в Могилев, не вызвав «скорую». Утром соседи учуяли запах газа и вызвали аварийку. Хозяйка квартиры была мертва, газовая конфорка открыта, на столе стояла погасшая свеча... Из материалов дела следует, что конфорку открыли постояльцы. Вероятно, надеясь, что газ взорвется и... концы в воду. Эти события и описывала статья в «СБ» двухгодичной давности.
Супруги очень недовольны изложением и приговорами. Но я предпочел воздержаться от обсуждения и отстраниться от прежних преступлений, чтобы перейти к проблеме Андрея Мороза.
Наследник
Этот клубок тоже распутаешь не сразу. Мороз был судим трижды. Самый долгий срок, 7 лет и 7 месяцев, получил за разбой, по амнистии вышел на год раньше. В 2009–м опять сел на 2 года: грабеж. Освободился в ноябре 2011 года из оршанской ИК–8, где и познакомился с Дмитрием Терентюком. Родители последнего встретили Андрея у ворот колонии и привезли к себе. С тех пор он в Могилеве, хотя мог бы жить в Полоцке, в родных стенах.
Родился Андрей в Воркуте, куда его родители переехали из БССР. Работая там, они построили в Полоцке квартиру. Когда отец умер, мать вернулась с сыном на родину и вскоре тоже умерла. Андрей тогда отбывал очередной срок. Он прибыл в Полоцк несовершеннолетним гражданином России, без паспорта. Между ходками в «зону» так и не успел его получить. Сейчас у него ни паспорта, ни работы, ни квартиры. Чтобы вступить в права наследования, нужно получить справку, которую председатель ЖСК отказывается давать.
Но Терентюк подозревает, что дело в другом: кто–то уже положил глаз на квартиру и намерен отобрать ее у наследника. Рассказывает похожие истории своих подопечных. Если человек имеет долг по коммунальным платежам (за время заключения суммы набегают приличные), если соблазняется спиртным — квартира, считай, пропала. Быстро найдутся доброхоты, которые и долг погасят, и ящик водки привезут. Вскоре бедолага должен уже им. И расплачивается квартирой. Сначала потребуют доверенность... Схема отработана.
26–е число: эта дата вселяет в Андрея страх. В этот день истекает срок его регистрации в Могилеве. Штамп стоит на справке, выданной ему после освобождения в Оршанском РОВД. Она идентифицирует личность Андрея Мороза как гражданина Российской Федерации, который «осуществляет транзит»... Логика Андрея такова: 27–го числа его или упекут за нарушение, или «депортируют». Хотя с Россией его ничто не связывает, там никого и ничего. Его родина и дом — здесь.
Пытаюсь успокоить: «Тебя нельзя депортировать. Границ между странами нет, ты сейчас не заключенный и не подсудимый. Это все равно что «депортировать» из Могилевской области в Минскую».
За квартирой тоже долг несколько миллионов. Без документов ехать в Полоцк Андрей опасается. И даже здесь, в Могилеве, из дому предпочитает не выходить: мало ли что. Терентюкам, своим благодетелям, благодарен безмерно. Где бы он сейчас жил и на что, если бы не они! Скорее всего, уже вернулся бы на нары. Этого он категорически не хочет. Нашлась его биологическая дочь Юлия, первоклассница. Живет с бабушкой, поскольку мать оказалась непутевой. Андрей горделиво показывает фото дочери, мечтает забрать ее к себе в Полоцк...
Не менее драматична история Татьяны Козловой. Она тоже мечтает о детях, с которыми разлучена: лишена родительских прав. Отсидела 5 лет за разбой, тоже без жилья, без работы и паспорта. К тому же является гражданкой... Латвии. Ей без помощи Терентюков тоже не обойтись. Татьяна говорит об этом со слезами. Надо ли повторять, что на свои преступления каждый (Терентюк, Мороз, Козлова) имеет свою точку зрения: и было все не так, и суд был не таким. Воздержусь от комментариев.
Право не верить
Недоверие взаимно: со стороны Терентюков — в адрес правоохранительных органов и наоборот. Я понимаю сотрудников уголовно–исполнительной инспекции Октябрьского РОВД Могилева. Их работа, в сущности, в том и состоит, чтобы не доверять бывшим преступникам, проверять их и контролировать, не допуская новых преступлений. Не верят по долгу службы — и правильно делают.
Они многозначительно переглянулись, едва услышав фамилию Терентюк. Мне сказали примерно так. Если сын стал рецидивистом и в конце концов убил, то разве его родители совсем ни при чем? Тем более если один из них проходил по тому же делу. Есть к ним претензии и сейчас. Милиция проверяла пребывание поднадзорного по улице Полевой. Но Терентюк преднамеренно препятствует: спускает собаку и двери не отпирает. И вообще в этом якобы реабилитационном центре у него какой–то свой интерес.
За Морозом установлен надзор, поскольку в колонии он имел нарушения. Надзор и гарантирует, что до 14 мая (когда срок истечет) он может жить в Могилеве, не опасаясь «депортации». Но обязан 2 раза в месяц являться в РОВД и находиться дома с 22 часов до 6 утра. Впрочем, может выезжать и выезжал — в Минск, например, в российское посольство. Для этого получал разрешение, путевой лист, который потерял, — нарушение.
Но в целом претензий к нему начальник инспекции Андрей Попков не имеет и настроен, как мне показалось, очень доброжелательно. Дескать, если есть любой вопрос — звони или приходи, двери всегда открыты. Подскажем, посоветуем, поможем. Нужно ехать в Полоцк решать квартирный вопрос — езжай.
Но пока туда направляюсь я. По дороге заезжаю в оршанскую колонию, где сидит Терентюк и где сидел Мороз. Что скажет о нем начальник ИК–8? Подполковник Николай Шульгин был очень скуп на слова. У нас, дескать, не пионерский лагерь: сидят только рецидивисты, некоторые имеют по 5 — 6 судимостей. Мороз имел три, причем допускал нарушения: это кое–что значит. Но потом Шульгин произнес очень важные слова (которые, кстати, многое говорят о нем как о начальнике колонии): «Бороться стоит даже за одну судьбу. Если парню поможете, большое дело сделаете».
Мороз и Полоцк
Мороз в данном случае — не фамилия, а состояние погоды: было очень холодно и очень неуютно. Дел еще много, но в 12 часов пришлось освободить гостиничный номер и остаться на улице. Даже мне, опытному человеку с серьезным удостоверением, пришлось обойти несколько кабинетов, чтобы понять, отчего квартирное дело Андрея уперлось в тупик. Что первично: гражданство, паспорт, судимости, вид на жительство, справка ЖСК? Мнения слышал взаимоисключающие.
Андрей, утративший ориентацию в обществе и боящийся каждого куста, точно ничего бы не понял. Но запросто мог бы выпить, например, пива (чтобы согреться или от отчаяния), потом нарваться на милицейский наряд и проверку документов... На этом его новая жизнь могла бы закончиться.
Главное. Квартира в девятиэтажке по улице Зыгина, где Андрей жил с матерью, опечатана. Бывший председатель кооператива Вера А. соседствует с ней на этаже. Да, она подтвердила, что не поставила печать на нужную Андрею справку. И не могла: срок ее полномочий истек, она устала и от должности отказалась. А печать ЖСПК–37 сдала два года назад и за год до того, как Мороз освободился. Потом кооператив прошел перерегистрацию, но некому было заказать новую печать: на собрание по выборам нового председателя никто не приходил.
Вот та самая нелепость, которая могла бы перевернуть судьбу: какая–то печать! Обжаловать бездействие председателя Морозу официально рекомендовали обращением к общему собранию или в суд. Это реально? Я представил, как он ходит от кабинета к кабинету: днями, неделями. Конечно, желателен помощник, если не поводырь. Вот почему долгое пребывание Андрея в чужом доме было спасительным. Не рискованным ли? Вера А. обронила многозначительную фразу: тут, дескать, уже ходит какой–то мужчина, вроде как новый владелец, который должен оплатить большую задолженность...
Начальник отдела по гражданству и миграции полоцкого ГОВД Инна Кулаго хорошо помнит Мороза. Таких проблемных личностей, формально иностранцев, знает около десяти. Своих гораздо больше. Возвращаясь из мест заключения, они не имеют ни кола, ни двора, ни родной души. «Видя их, плакать хочется. Регистрируем как бомжей. Только и надежда, что какая–нибудь женщина кого–то приютит...»
Про Андрея помнит, что между отсидками на свободе пребывал недолго. Заметила, между прочим, что иностранному гражданину (каковым Андрей и является) можно законно отказать в виде на жительство — за совершенные им преступления. Морозу надо бы об этом помнить. Он не должен бесконечно винить обстоятельства: в 30 лет человек отвечает за себя сам. Терентюка, кстати, Инна Кулаго тоже знает: он лично ей звонил, говорил резко и неадекватно. Обвинял, что она намерена прибрать квартиру Мороза к рукам.
Главный специалист отдела ЖКХ Полоцкого горисполкома Мария Матюшенко назвала ситуацию «дурацкой». Но заверила, что никто на квартиру Мороза не покушается, а горисполком сделал все, чтобы он ее получил. Организовал выборы нового председателя. Наталья К., будучи в декретном отпуске, согласилась принять пост на 2 месяца — только чтобы заказать печать и выдать нужную не справку, а согласие кооператива на передачу пая Морозу. Печать готова, Мороз может приезжать и начинать процедуру: оформление в БТИ, получение паспорта...
Все это я и сообщил по телефону Андрею и его «опекуну». Реакция Терентюка: вас вводят в заблуждение. Андрея, дескать, стараются выманить в Полоцк, где найдут повод «упаковать» в зону. «Уверен! Можете это записать!»
Печати я не видел. Она оказалась почему–то не у председателя, а у некоего Николая. То ли друга Мороза, то ли его помощника. Кое–кто подозревал, что он и есть тот благодетель, который положил глаз на квартиру. Дозвониться до него не удалось: абонент недоступен.
Последний шанс?
«Здесь не бывает еще одного шанса. Здесь у всех один шанс!» — это сказал Томми Ли Джонс, игравший полицейского, Анджелине Джоли в роли бывшей заключенной. Вечером в номере полоцкой гостиницы я смотрел фильм о ресоциализации по–американски. У Андрея Мороза, похоже, тоже остался один из последних шансов. Моя роль в его судьбе скромна. Мое появление в могилевских, оршанских и полоцких кабинетах означает лишь то, что газета отслеживает историю его квартиры. Это достаточная гарантия, что все будет сделано по закону.
Но я должен вернуться к судьбе «реабилитационного центра». Разговорами о нем началась встреча с Терентюками, ими и закончилась. Согласен с могилевскими милиционерами: это не совпадение, что Татьяна Козлова и Андрей Мороз одновременно написали в газету. Письма явно инициировали Терентюки, заинтересованные, очевидно, в публичной рекламе. Елена показала несколько газетных вырезок со своими статьями, где так или иначе презентовала свою организацию. Но муж пока еще не директор, жена — еще не заместитель.
Сейчас де–юре имеется (зарегистрирована управлением юстиции) лишь областная общественная благотворительная организация «Милосердие». Центр реабилитации только в планах, но задуман с размахом. Подразумевается фермерское хозяйство, где бывшие заключенные (их может быть 200 человек и более!) будут жить и работать: в швейном производстве, в строительстве, сельском хозяйстве. Здесь могла бы жить со своими троими детьми и Татьяна Козлова — пока органы опеки не убедятся, что ей можно вернуть права матери. Так замышляется. Образцы для копирования имеются якобы в России.
Место супруги присмотрели в Шкловском районе, где просят продать им неиспользуемые объекты за одну базовую величину и где якобы местное руководство их поддерживает. Прошу это подтвердить. Мне показали письмо за подписью председателя райисполкома А.Бойко, из которого следует иное: для начала желательно видеть, помимо учредительных документов, еще и бизнес–план.
Логичный, но неоднозначный ответ, согласитесь. Терентюки уверяют, что помощь и даже инвестиции им обещают шведы и немцы (если так, то и это еще не бизнес–план). Утверждают, что проект поддерживают (и даже лоббируют) высокие должностные лица в Минске. Допускаю.
Но не хотел бы, чтобы они, потрясая этой статьей, точно так же говорили, что их проект лоббирует газета. Буду откровенен: я желал бы ему успеха, но пока скорее сомневаюсь.
Мне не по душе слишком враждебное отношение Терентюков к действующей системе исполнения наказаний. Которая, дескать, только калечит заключенных. Лично я благодарен этой системе уже за то, что она надежно содержит тех, кому и положено быть подальше от нормального общества. Например, рецидивистов, с которыми каждый день имеет дело начальник ИК–8 Николай Шульгин. Не система побуждает их вновь и вновь совершать преступления. Разве она толкнула к убийству Терентюка–младшего?
Эта система, конечно, не сюсюкает с преступниками, зато работает надежно. Доказывает это простое обстоятельство: по нашим городам, большим и малым, взрослые и дети гуляют без опаски даже по вечерам. Такому уровню безопасности могут только завидовать соседи — как на востоке, так и на западе. Утверждаю не голословно. Пару лет назад имел повод сказать об этом в прямом эфире латвийского телеканала. Удивился даже ведущий, заметив, что в Риге это (свободно гуляющих по вечерам детей) трудно представить. Запись храню, могу подтвердить.
Немного найдешь добровольцев содержать в своем доме и перевоспитывать убийц. Похвально, что супруги за это взялись. Неоднозначность их судьбы (и даже судимость самого Терентюка), возможно, в данном случае скорее плюс. Во всяком случае, в среде специфического контингента их подопечных. Сомнения в другом.
Дела–то серьезные! Браться за такие, очевидно, должны люди успешные, многим и не единожды показавшие, на что способны. На что способны Терентюки? Чем прежде занимались, на что живут сейчас? Ответ уклончивый: пенсионеры. А ведь нужно уметь зарабатывать, причем много. Одно дело — содержать двоих бывших заключенных, другое — две сотни. На пожертвования? Нет, надо уметь организовать их работу не только за швейной машинкой. Но агробизнесом и строительством, насколько я знаю, супруги не занимались. Фермерское хозяйство лишь зарегистрировано: откуда уверенность, что дело пойдет?
Главная причина сомнений. Вырезка, которую мне подарила Елена Терентюк, датирована октябрем 2005 года. Журналистка могилевской газеты не пожалела восторженных слов в адрес супругов. Статью сопровождает и мнение начальника управления исполнения наказаний по Могилевской области. Цитирую: «Если вести речь о поселении, то почему бы не организовать его в Краснопольском или Хотимском районах... Я не вижу в этом проблемы...»
Ответственный работник публично, на станицах массовой газеты, поддерживал намерения супругов. Это сильно расходится с их утверждением, что имеется, дескать, негласное распоряжение «Терентюков не пущать». Потому–то они бесплодно обивают пороги кабинетов. Правда, 7 лет назад их сын еще не совершил убийства.
Еще цитата: супруги «...присмотрели место в Шкловском районе, сначала думали домик поскромнее поставить. А потом решили, что если не ставить больших целей, то никогда ничего не достигнут».
Подчеркну: 7 лет минуло! Может, и надо бы начать с малого, не замахиваясь сразу на глобальный проект. Надо было как–то подтвердить намерения и умения — не только словами. 7 лет ходить по кабинетам, жалуясь на враждебность и непонимание, — многовато. Так долго винить обстоятельства Терентюкам тем более не пристало. Проще переубедить сомневающихся делом. Начать с малого, не дожидаясь «иностранных инвестиций» и поддержки в инстанциях, не поздно и сейчас. Дешево купить домик в деревне: никто этому не помешает. Начать обустройство силами бывших «сидельцев» и одновременно их ресоциализацию. Действуйте! Иначе подозрения, высказанные мне в Могилевском РОВД (что за декларациями супругов скрываются какие–то иные мотивы), будут, согласитесь, небезосновательными.
Поэтому могу утверждать лишь то, что видел. Бывший заключенный Андрей Мороз жил в доме супругов Терентюков в самый трудный период после освобождения — полгода. Татьяна — более года: без работы, без денег, без документов — на полном обеспечении, в тепле и заботе. Надеюсь, что супругами движет, помимо мотивов служения и милосердия, еще и стремление самим реабилитироваться перед обществом. Это серьезная мотивация. Даже двое, кому они помогли удержаться, — уже серьезный результат.
С Татьяной все неоднозначно. Редакция получила копию письма на ее имя из УВД Могилевского облисполкома. Сказано, что гражданка Т.Козлова судима за совершение особо тяжкого преступления, что лишена родительских прав в отношении всех своих детей и обязана возмещать расходы на их содержание. Эти обстоятельства дают законное основание для отказа в выдаче разрешения на постоянное проживание... Комментировать не берусь, как и предсказывать дальнейшие события: как Татьяна возместит около 30 млн. рублей долга, где будет жить, где работать?..
С Морозом яснее. Начальник уголовно–исполнительной инспекции Андрей Попков сказал, что вскоре после моей командировки его поднадзорный выехал в Полоцк. Председатель ЖСПК–37 Наталья К. подтвердила, что Андрей получил нужную справку и уже оформляет права на квартиру. Николай заверил, что всячески ему помогает. До самого Андрея дозвониться не получилось. Сказали, что он сменил сим–карту. Мне он тоже не звонит. Надо полагать, в помощи больше не нуждается. Надеюсь, начал новую жизнь.
И последнее. Услышав эту историю, начальник управления Полоцкого горисполкома Александр Борисов сказал мне, во–первых, что в ближайшие годы в соседнем Новополоцке появится центр для временного пребывания лиц без определенного места жительства. Это предусматривает специальный план, рассчитанный на 2012 — 2015 годы, утвержденный председателем облисполкома Александром Косинцем. Но такой центр уже действует в Витебске. Поэтому, во–вторых, Мороз мог бы в нем жить какое–то время, разбираясь с квартирой, и даже решить проблему трудоустройства. «Работа у нас найдется!» Жаль, что парень, имеющий, кстати, строительную специальность, об этом не знал.
Государство небезразлично к судьбам тех, кто по разным причинам оказался на обочине жизни, и тоже предоставляет им шанс. Но значит ли это, что не нуждается в содействии тех, кто готов помочь, — будь это общество «Милосердие» или кто–то еще? Помочь даже не столько государству, сколько гражданам Морозу, Козловой и людям с похожей судьбой: их много. Предполагаем обсудить эту проблему в редакционном конференц–зале.
Минск — Могилев — Орша — Полоцк — Минск.
Фото автора.
