Но странно здесь другое. Уже довольно давно Михаил Якимович вернулся из Испании, развелся и снова женился, сменил бизнес, прогорев на домах из клееного бруса, стал заниматься экспортом кофе, обосновался в Борисове, ходит с нами рядом одними тропинками, а мы о нем — ни сном ни духом. От гандбольных дел Михаил Иванович отошел очень далеко и давно, сразу как только со звоном вогнал в сетку ворот свой последний мяч в форме испанского «Сан–Антонио». С тех пор гандбол и Якимович идут параллельными путями, не пересекаясь.
— Я так себе собеседник, говорун из меня несильный, — отнекивался Якимович от интервью, но обещал позвонить, как только будет в Минске. И слово сдержал. Мы встретились в день стартового матча сборной Беларуси на чемпионате мира против чилийцев.
— У Чили довольно приличная команда, с ними просто не будет, — предостерег тогда Михаил Иванович и как в воду смотрел — наши проиграли.
— Ну а вообще, Михал Иваныч, как жизнь?
— Жизнь? Жизнь — хорошо. Она двигается, идет, каждый в ней занимает свою нишу. И я занял, в гандболе оставаться не захотел.
— А в Испании почему не обосновались? Ведь еще Остап Бендер говорил, что заграница — это миф о загробной жизни, кто туда попадает, тот не возвращается.
— Знаешь, когда в 1992 году ехал играть в сантандерскую «Теку», думал, денег заработаю — и сразу назад. Жить хотел только дома. А два года побыл, адаптировался, понял: нравится! Дети родились. В общем, возвращаться не планировал. Но так вышло, чего теперь жалеть? Живу в Борисове на берегу Березины, а не в испанском доме с видом на Бискайский залив. Зато регулярно бываю там наездами.
Михаил Якимович был всегда нацелен на бросок.
— Дорога из Борисова в Минск и обратно проходит мимо Дворца спорта «Уручье», в котором играет нынешний СКА, в котором играли вы. Когда проезжаете, в груди ничего не сжимается?
— Я был там один раз, в прошлом году. Не помню, правда, с кем армейцы играли — не то с Гомелем, не то с Брестом.
— Ну и как?
— Нормально, понравилось. Конечно, после реконструкции все стало совсем другим, не узнать. А насчет того, екнуло ли сердечко? Что–то в душе зашевелилось, конечно. От воспоминаний ведь никуда не денешься. Да и есть что вспомнить. Я пришел к выводу, что гандбол — это лучшее, что было в моей жизни. Даже не знаю, как это объяснить... Семья, дети — это все лежит в другой плоскости. Как и время после спорта. А игровая карьера — это как другая планета.
— Что–то вроде светлой тоски по детству, которое всегда кажется счастливым?
— Я когда после Испании продажей домов из клееного бруса занялся, ходил как пришибленный, все гандбол вспоминал: тебе нравится твоя работа, ты ее хорошо делаешь, тебя за это кормят, поят, спать укладывают. И деньги нормальные платят! Ну не сказка разве? А всего и нужно, что раз в день потренироваться, как в Испании это было, а потом час в неделю отработать в игре. И свободен. Самое лучшее время, такого больше не будет. И наслаждение получил, и титулы завоевал. Может, если бы не выиграл ничего, так по–другому говорил бы: мол, ну его, этот гандбол и такую жизнь, только здоровье убил!
— А действительно убили?
— Когда играл, по большому счету, все нормально было. Проблем с ногами никогда не знал. Ну, голеностоп подверну. Ну, мышцу надорву — пустяки. А связки, мениски, ахиллы — все целехонькое осталось. А тут в прошлом году поехал на речку отдохнуть. Разбежался, нырнул — показал, как надо. И что ты думаешь? Порвал ахилл!
— Вот тебе и на!
— Позвонил нашему гандбольному доктору Валере Колесникову, он договорился, прооперировали меня, выписали. И вот опять незадача. С ребенком играл — костыль поехал. И я вместо того чтобы сразу упасть, потому что в конечном итоге все равно упал, сперва три раза плотно на больную ногу ступил. Разошлись два шва. Стало кровить. Попала инфекция. Все зашитое вспороли, и два месяца провалялся в больнице.
— А раньше как на собаке затягивалось.
— Было да прошло. Сейчас, говорят, это от веса, он у меня избыточный.
— Сколько?
— Сейчас? 124 кило где–то. Заканчивал карьеру со 112. А потом, было дело, до 143 догнал, есть фотка такая, на ней меня трудно узнать — как есть шарпей! Хочу ниже планки 120 килограммов опуститься, но пока не получается.
2014 г. Пермь. Андрей Барбашинский и Михаил Якимович на 50-летии Александра Тучкина.
— Тогда можно было бы и мячик побросать, вспомнить молодость.
— Какие там мячики — не с моим плечом. Я ведь почему закончил? Плохо, кстати, закончил. По доброте душевной, из–за нее все мои проблемы. Тренер говорит: поиграй сезончик, ты нам поможешь! А как поможешь, если я даже бросать толком не мог? Нужно было оперировать и не думать, а у меня всегда дела и заботы команды на первом месте шли, личное — потом. 37 лет было, мог бы еще поиграть... Хотя Серега Рутенко вообще вот в 35 закончил.
— Рутенко — крутой?
— Серега очень хороший гандболист. Он — молодец. Но назвать его самым крутым, конечно, не могу — это будет несправедливо по отношению ко многим другим. Не знаю, есть ли вообще в гандболе самые крутые. Для меня «монстр» — это Андрей Лавров, например, трехкратный олимпийский чемпион! Мне кажется, выбрать лучшего игрока всех времен невозможно в принципе, потому что нельзя сравнивать эпохи. Да и как быть с амплуа, у каждого ведь на площадке разные задачи.
— Исландия, 1995 год. Чемпионат мира. Первый в истории суверенной сборной. Сборная Беларуси заняла 9–е итоговое место, выше которого с тех пор ни разу не поднялись. Вспоминается?
— Ай... На последний матч группового турнира против сборной Египта мы тогда вышли шапками их закидывать, на полном расслабоне. А египтяне нам после первого тайма шесть мячей преимущества привезли. И мяч в конечном итоге выиграли. За минуту до конца игры я пенальти не забил, Сашка Тучкин в штангу попал, у Андрея Климовца возможность была на последних секундах... А ведь ничейка нас устраивала, тогда бы сборная с третьего места в группе выходила в плей–офф и попадала на румын. А так попали на немцев, проиграли, а Румынию в матчах за 9 — 16–е места разгромили, но было уже поздно, поезд ушел. Могли ведь обеспечить себе место в восьмерке, был реальный шанс попасть на Олимпиаду.
— Кто знает, пробейся вы на Игры, может, все в истории белорусского гандбола пошло бы по–другому.
— Возможно, но что толку об этом сейчас думать.
— В Бресте на матчах БГК имени Мешкова в Лиге чемпионов не бывали?
— Желание есть, но пока недобрался. Хотел как–то съездить, когда Талант Дуйшебаев приезжал со своим «Виве», но не получилось. Мы ж с Талантом братья!
— Чем сейчас занимаетесь?
— В основном кофе и грузоперевозками. Ну и вообще продуктами.
— А что с деревянными домами?
— С домами все шло хорошо. Пока кризис не грянул — перестали покупать. Вначале очень тяжело было вкатываться, а потом стало нравиться. И продали–то немало, честно скажу... Но закончились заказы и бизнес зачах — закрылись.
— Дальше что?
— Стало трудновато жить. Пожалел в тот момент, что ничему, кроме спорта, так и не научился. Это, кстати, беда многих, 85 процентов спортсменов после окончания карьеры теряются. Кое–кто вложился, бизнес завел... Остальным одна дорога — в тренеры.
— Ну правильно. И у вас таких возможностей наверняка было хоть отбавляй.
— Мой испанский партнер и приятель Урдиалес завязал с гандболом аккурат в одно время со мной. И буквально тут же возглавил клуб элитного дивизиона «Каха–Кантабрия» из Сантандера. Предложил мне пост второго тренера. Признаться, даже не думал — сразу отказался. Хотя клуб этот мне не чужой, в его составе в середине 1990–х я Лигу чемпионов выигрывал, чемпионом Испании становился. Тогда он, правда, назывался «Тека». Но вот не знаю, не мое это, не лежит душа. Нужно, чтобы нравилось то, чем занимаешься, а просто тупо приходить и отбывать номер не могу. Себя обманывать, других — зачем? Да и чтобы хорошим тренером быть, нужно характер политика иметь. А у меня не такой.
Семья. Жена Екатерина и сын Иван.
— А кого из тренеров в своей карьере можете выделить?
— Ну Спартак Миронович — это совершенно отдельный случай. А в Испании мне нравилось работать с Хавьером Гарсией Костой. Он, правда, всего три месяца «Теку» потренировал, но был человечный. Это как раз подтверждение моих слов о характере тренера — именно человечность его и сгубила: наши результаты пошли вразнос.
— Советские тренеры сильно отличались от западных?
— В советском спорте всегда был жесткий диктат, близкий к репрессиям. В 28 лет игрока считали старикашкой и выбрасывали на обочину. Мы с Талантом в Испанию приехали, нам по 24 года было. С командой знакомили, говорят, а вот это наши молодые — одному 22 года, второму 21... А у нас если до 18 не заиграл — неперспективный. Потому в Испании люди до 40 спокойно и играют.
— Со Спартаком Мироновичем давно виделись?
— Так с тех пор, как я на матче СКА был, и не виделись. Он еще тогда главным тренером был, сейчас Игорь Папруга у них. Я когда эту новость узнал, удивился: а почему не Саша Каршакевич, что ж ему в СКА вечно вторым быть?
— Я думаю, что ваше поколение далеко не полностью реализовалось в матчах за сборную Беларуси, вам не кажется? Говорили, что дисциплина хромала, сильно гуляли, вот и не осилили...
— Гуляют все, хотя и не говорят об этом. Мы тоже отрывались иногда, но на поляне выкладывались потом на сто процентов. Приезжали, скажу честно, всегда с двумя целями. Пообщаться. И поиграть. А то, что не все получилось... Стечение обстоятельств. Возьми нынешнюю сборную, она ведь не сильнее той, а на топ–турнирах постоянно. Это тоже во многом случай — попали, что называется, в струю. Система такая, что при жеребьевке нам попадаются более слабые соперники. Но если мы из элитного пула вылетим, вернуться обратно будет очень трудно.
— Из СКА вашего времени связь с кем–нибудь поддерживаете? Каршакевич, Барбашинский, Папруга...
— Не...
— Тучкин.
— К Тучкину летал на юбилей в Пермь. А с кем я сейчас общаюсь — это Талант и Кися, Олег Киселев. О! Еще с Юрой Карпуком! Надо как раз к нему в Брест съездить и на БГК имени Мешкова сходить. Сколько раз уж звал, а я никак.
— А на БАТЭ ходили?
— Хотел, да недошел. На «Барселону» собирался, но как раз тогда в больницу угодил. На чемпионат страны идти желания нет, не на что там смотреть. Разве что когда будет мой родной «Слуцк» играть... А вообще, футбол меня интересует в несколько другом формате. Раньше любил в испанский спортпрогноз играть.
— Получалось?
— Конечно! Как и в любом деле, здесь немножко удачи нужно. Мне она всегда сопутствовала. Во всех передрягах и приключениях. Даже накануне Олимпиады в Барселоне в 1992–м. Как–то всегда перло.
— А что случилось перед Олимпиадой?
— Небольшое ЧП. Ключицу вывернул. Упал. Тренерам сказал, что на мяч наступил, хотя на самом деле было немножко иначе, встрял кое–куда. Хотели плечо оперировать, но обошлось как–то, само на место стало.
— А вообще Олимпиаду часто вспоминаете? Олимпийский чемпион — звание серьезное, далеко не каждый может им похвастаться.
— Атмосфера там потрясающая — ни с одним турниром не сравнишь. Олимпиада — это мощно! Ажиотаж, спортсмены мирового уровня, знакомства...
— Я, кстати, на Олимпиаде в Рио в прошлом году повстречал Магнуса Висландера, знаменитого линейного сборной Швеции. Он для шведского телевидения экспертом выступал. Вам, наверное, интересно было бы с ним пообщаться.
— С Висландером? Не–ет, он же швед, а шведы — наши заклятые враги, ты что?! Они, как бы это сказать помягче, редиски — отобрали у нас звание чемпионов мира в 1990 году. А ведь сборную СССР тогда называли командой 21–го века, фильм про нас сняли! До финала дошли без вопроса, а в решающем матче тык–пык и не пошло. С того момента и по сей день — шведы мои враги.
— Со шведами вы на Играх в Барселоне поквитались — 22:20 их в финале бахнули!
— Хорошо играли! С французами в группе поупирались. Три мяча горели, но 23:22 в итоге победили. Испанцев налегке прошли. В полуфинале с исландцами непросто пришлось, хотя мы им всегда по десятке спокойно привозили. Первый тайм 12:11 выиграли, Талант пять раз забросил, я — шесть и Кися один за две секунды до конца тайма с центра площадки. Потом начали уступать. Помню, тяжело было как никогда: казалось, что матч будет вечно продолжаться, уж сил никаких не осталось. 23:19 в итоге победили. Ну а финал... Во многом повезло, но везет всегда сильнейшим. Шведам это было в наказание за выигранный у нас чемпионат мира. Над ними, кстати, не иначе как олимпийское проклятье висит. В 1992 году в финале нам проиграли, в 1996–м — хорватам, в 2000–м — россиянам. А в Лондоне–2012 уже другое поколение парней в финале французам уступили.
— Олимпийское золото хорошо отметили?
— Даже медаль одну потеряли. Решили их в раздевалке замочить, понятное дело, положили все в одну кучу, а когда разобрали, вдруг выяснилось, что одной не хватает. Гвалт подняли: где, что, кто? И не нашли. А потом я приезжаю домой, распаковываю сумку, а там лежит она, родимая. Оказалось, это я случайно две прихватил. Вернул, конечно. Как раз Борис Ельцин российских олимпийцев у себя принимал, премии раздавал, а я по пути в Испанию к ним заскочил. «На, — говорю Игорю Васильеву, — твоя медаль!» Он от счастья чуть дар речи не потерял. А когда в себя пришел, заорал: «Ребята, я теперь двукратный олимпийский чемпион — угощаю!» Самое смешное, что, когда медаль пропала, я больше всех ругался и возмущался.
— А где сейчас ваши медали?
— Дома, в Борисове. Стенд для них сообразил, висят... А случаев много разных было. На контрольных играх перед Олимпиадой мы проиграли почти всем, и на нас никто не ставил ломаного гроша. Собрали нас тогда начальники, сказали: «Ребята, если в тройку призеров попадаете, всем выдаем бесплатные лицензии на переход в зарубежные клубы!» План мы перевыполнили. Я вообще считаю, что спортивная жизнь мне удалась. Хотя и хватало в ней косяков.
— Например?
— Ну вот случай. «Сан–Антонио» играл финал Лиги чемпионов с «Монпелье». В Памплоне мы их 27:19 дернули! За минуту до конца матча я прыгнул, бросил, забил очередной гол, приземлился — повредил ногу. Но был уверен, что в любом состоянии нас подними — победу не упустим. Пока ехали на ответную игру, все обсуждали в автобусе, как назад поедем. Через Барселону или через Тулузу, потому что во Франции после 23.00 на бензоколонках алкоголь не продают, а мы уже в мыслях выиграли и думали, как праздновать будем. Но так все сложилось, что я хромой, Джексон Ричардсон не в полном порядке, судьи душат... Как итог — минус 13 в ответной встрече и прощай трофей. Загрузились в автобус — тишина, как на кладбище: руки все опустили, глаза спрятали, сидят в трауре, помирать собрались. Я не пойму, зачем этот пафос, себя и других обманывать. Что ты своим трауром изменишь? На площадке нужно переживать, там умирать. А тут уже поздно и ни к чему. Для меня это тоже шок был, но не вешаться же из–за него. Не знаю, моя философия такая, что слезки и слякоть мужику разводить несолидно. Я вообще по жизни веселый пацан. У нас в сборной СССР свои компании были. Талант больше времени с Киселевым и Димой Филипповым проводил, а я общался с теми, с кем в карты играл. Вратари Андрей Лавров и Игорь Чумак, Валера Гопин... Играли в преферанс. А в СКА главными картежниками, помимо меня, были Юра Карпук и Саша Миневский. Нас один раз даже наказали за это.
— Почему? Преферанс — хорошая, умная игра.
— 1987–й шел, я еще совсем салагой был. В Астрахани во время тура к нам в номер после отбоя зашли старшие товарищи во главе с Толиком Галузо. А мы там с Юрой Карпуком и Сашей Миневским расписываем пулю. Ну а это, по их понятиям, очень большая наша ошибка, играть в карты, да еще после отбоя. За что нас и полечили лаптями, чтоб знали и больше так не делали. Я тебе, Сергей, говорить не буду, но ты и сам догадываешься, кто меньше всех тогда получил лаптей. Конечно же, я. Мы должны были наказывать сами себя, то есть я бью Саше, он — Юрке, ну а Юра мне. Мозгов хватило лечь первому. Замах у Юры был очень сильный, но удар не получился — только погладил. После этого старшие товарищи решили бить сами. Ну а я как уже получивший стоял и смотрел на своих партнеров по картам со стороны. Им досталось порядком. А ты, кстати, не знаешь историю, как меня освободили от дежурств?
— Нет, не знаю.
— Ну так слушай. Взяли меня молодого в 1986 году на последний тур чемпионата СССР. Первой игрой моей оказался матч против ЦСКА — заклятый соперник! А законы в армии простые — молодые таскают мячи и все остальное. Я перед матчем честно все оттаскал, а ЦСКА мы после этого влетели со счетом 20:40! Никогда этих цифр не забуду! Толик Галузо после матча подошел: «Чтоб больше, — говорит, — ты перед играми мячей даже пальцем не касался!» Вот так я отскочил, больше ни разу мячей не носил. Я же тебе говорю, по спорту мне всегда реально везло.
— Вам гражданство испанское предлагали принять?
— Конечно.
— Почему отказались?
— Понимаешь, как раз в тот момент подоспело время поездки в Беларусь на целую неделю, отборочный турнир предстоял. Как я мог не поехать? Для меня это было главное в жизни: увидеть друзей и поиграть за родную команду.
— Сейчас спортсмены мыслят иначе, другие приоритеты.
— А я, ты знаешь, не жалею. Ни о чем. Ни тогда не жалел, ни сейчас. Хотя, стань я испанцем, наверное, по–другому бы моя послеспортивная жизнь сложилась.
— Когда в Испании последний раз были?
— Да вот недавно приехал из Валенсии.
— Узнают на улицах?
— Не так, как раньше, но подходят, здороваются, спрашивают, как дела. В Борисове пошел однажды на волейбол, болельщики окружили, говорят, давай, Миша, гандбольную секцию в городе организовывай, мы тебе своих детей приведем. Я как–то сразу загорелся идеей, а потом поразмыслил — нет. Не мое это: организация, тренировки... Да и гандбол — не теннис, экономически невыгодно.
— На футбол и гандбол вы не ходите, а на волейбол пожаловали. Странно.
— Ничего странного, у меня тесть бывший волейболист. Говорит, пошли, хороший матч — БАТЭ–БГУФК с минским «Строителем» играли. В Испании я на футбол, помню, ходил, на «Расинг». Андрей Зыгмантович, Дима Радченко и Дима Попов тогда за этот клуб играли, пригласительными обеспечивали. С двумя Димами мы с Талантом постоянно соревнования устраивали, то в баскетбол, то в теннис большой или бильярд играли, а иногда даже прыгали в длину, выясняли, что круче: гандбол или футбол.
— Родной Слуцк не забываете?
— В августе ездил.
— В местную спортшколу заходили?
— Не–а.
— С тех пор, как вы там пацаненком бегали, наверное, немногое поменялось.
— Даже шутят: там, где Мишка Якимович однажды в детстве упал, до сих пор в паркете вмятина.
— Вас ведь в «Барселону» звали.
— Тренер Валеро Ривера, который сейчас сборную Катара тренирует. Не знаю, может, я не прав в своей позиции, но всегда считал так: если я на сто процентов отрабатываю в игре, то почему не могу отказать себе в некоторых вещах? Например, выйти вечером в город погулять? В Сантандере так и делал. А тут приехал подписывать контракт с «Барселоной», позвал меня к себе Ривера и начал рассказывать про устав и порядок в клубе: чтобы выйти из гостиницы нужно поставить в известность капитана команды, тот доложит тренеру, а тренер даст или не даст свое позволение. Я сижу и думаю: куда попал? И уже пожалел, что приехал. Но ситуация так сложилась. В Германии выступать не хотел, а в Сантандере наступал крах. Из Памплоны, правда, активно названивали, приглашали в «Сан–Антонио», но я Ривере слово дал, что в «Барселону» перейду. Хотя душа в Памплону тянулась, там команда новая, амбициозная, а «Барса» к тому моменту гремела, выиграла пять подряд титулов в Лиге чемпионов. И когда Ривера стал для меня комендантский час устраивать, я понял окончательно, что это не мое и здесь я не останусь.
— С какой мотивировкой вы им отказали?
— Да они сами стали вдруг контракт переигрывать. Хотя, я думаю, и без моего участия, конечно, тоже не обошлось — учудил на зло традициям, так сказать. Были у врача клуба Гути дома, он предложил выпить. И выпили. Проблема в том, что, кроме меня и Гути, там были еще три человека из директората команды — они чуть не обалдели от такого нахальства. Не, ну смешные, ей–богу, я взрослый человек и буду у них разрешения на улицу выйти спрашивать!
— Вы, говорят, не очень любили тренироваться...
— Сачком никогда не был. Однако если можно было обмануть, недоделать, то мне это было по приколу, вместо 20 упражнений сделать 18. Ко мне в СКА из–за этого всегда персонального контролера приставляли — Шуру Жиркевича. Он следил, чтоб я не филонил. Знаешь, я много титулов завоевал, но есть такой, который никогда не выиграл бы — «фэйр–плей». Потому что, если для победы нужно будет, обману, схитрю и не признаюсь. Как Марадона с его «божьей рукой». Расскажу еще один случай из спортивной жизни. Это тоже в 1987 году случилось. После победы в Кубке чемпионов в Гданьске мы купили настольную игру «Монополия». На сборах в свободное от тренировок время проводили за ней время. Мордобоя не было, но страсти кипели нешуточные, каждый хотел оказаться победителем. Как–то в одной игре мне для победы не хватало одной улицы, которая лежала рядом с моими картинками. Что делать? Я аккуратненько и незаметно ее перевернул, и она оказалась моей. Вот тут–то мне и поперло! Правда, не надолго. Кто–то вдруг вспомнил, что эту улицу еще не покупали. Начали разбираться. Вердикт был суровый — пожизненная дисквалификация на игру в «Монополию»! Как сейчас за допинг дают. В этой игре, кстати, отличился и Сашка Малиновский. Он был «банкиром» и неправильно давал себе сдачу после покупок недвижимости. Что самое интересное, мы с Сашей постоянно на тренировках работали в паре, парой нас и дисквалифицировали. Да хорошие были времена, есть что вспомнить...
— И последний вопрос: во всех справочниках датой вашего рождения значится 13 января 1967 года. Но это ведь не так. Откуда путаница?
— С годом все правильно, а 13 января мой отец родился. И я, в принципе, тоже появился на свет 13–го, но только в декабре. Мать меня родила в 00.20, но так как папа был «косячный», не очень фартовый человек, мама недолго думая записала меня на 12 декабря. Но знаешь что интересно? 13–й игровой номер мне всегда приносил удачу!
s_kanashyts@sb.by
Советская Белоруссия № 19 (25154). Суббота, 28 января 2017