В Бресте можно встретить заботливых племянниц, сестер и троюродных братьев, умоляющих подать на операцию родне или помочь материально “беженцам” из Донбасса. Словом, тех, кому протягиваешь деньги с уверенностью: эти твои два рубля не пропьют. На табличках — фото, расчетные счета, в папках — документы. Не поверить трудно. Хотя есть пословица доверяй, но проверяй. Что мы с участковым Ленинского РОВД Анатолием Чернооким и сделали.
Идем к центральному рынку. По выходным в его окрестностях попрошаек найти несложно. Они стоят в самых многолюдных местах. По пути Анатолий вводит в курс дела:
— Есть две категории. Местные и так называемые залетные. Первых мы знаем. Это, как правило, бомжи или тунеядцы. Они особо не маскируются. Просят милостыню на выпивку. Здесь, можно сказать, все по-честному. Протягивая им деньги, нетрудно догадаться, на что подаешь. А вот те, которые прячутся за портретами и бьют на жалость, как правило, приезжие из других городов. Гастролеры.
Искать их долго не пришлось. У входа в торговый центр на коленях стоит женщина лет 35. Одета очень опрятно. В руках — раскрытая папка с файлами. На развороте — крупное фото младенца, просьба помочь больному ребенку на операцию. Рядом лежит украинский паспорт и иконка. Все, чтобы разжалобить сердобольного прохожего.
Проверяем документы. Паспорт настоящий. Раиса Ибриян. Гражданка Украины. Родилась в Николаевской области, потом перекочевала в Одесскую. Затем переехала в Беларусь. У нас, правда, нигде не зарегистрирована. Вида на жительство нет. Только миграционная карточка, которую она заполняла на границе 8 ноября. Там вообще указана деревня Макановичи Гомельской области. А милостыню просит в Бресте, да еще и не известно, на какого ребенка. Пытаюсь распутать клубок. Даю слово самой Раисе:
— Родилась в Николаевской области. Потом жила в Луганске. Когда началась война, муж погиб, я переехала в Одессу. Сама получила ранение. В Беларусь переехала после Майдана. Там сейчас очень тяжело. Я нигде не работала. Здесь мне помогают: кто едой, кто одеждой. Как-то полмешка картошки подали. На работу и тут не устроюсь. Неграмотная.
— А что за ребенок?
— Ребенок настоящий, племянник. Живет в Молдове. Там — двоюродная сестра. У него врожденное ДЦП. Я высылаю ему переводом деньги. Много не получается. Надо самой выживать. Жизнь тяжелая. А тут хорошо если в день до 30 рублей подадут. Но я долго не сижу. Час какой-нибудь.
— А в Макановичах вам дали жилье как беженке?
— Нет. Живу у одной доброй женщины. Я ее давно знаю. Через родню.
— Так, может, все-таки на работу устроиться? Разнорабочим сначала. Получить официально жилье. Не будете же всю жизнь на паперти стоять?
— Вы, наверное, очень добрый человек (улыбается).
За этой улыбкой вопросы, на которые ответа я так и не получил. Как, например, безграмотная Раиса оформляет международный почтовый перевод? Где распечатала цветную картинку? Надо же уметь обращаться с компьютером. Сколько она реально отправляет племяннику (если, конечно, он есть) и какую сумму оставляет себе? 30 рублей за час в день — это 600 рублей в месяц. Нормальная зарплата. И такая ли уж тяжелая у дамы жизнь? За разговором Раиса достает недешевые сигареты с капсулой. Обращаю внимание на очень хороший маникюр. А когда у нее в кармане раздался звонок, барышня вынула отличный смартфон.
Что из рассказов Раисы правда, проверить сложно. Анатолий предполагает, что она могла Макановичи назвать наугад. В миграционных карточках можно написать любой населенный пункт. А в действительности живет она, например, где-то под Брестом. Или реально приезжает сюда на поезде из Гомельской области. Час-два “гастролей” — и можно возвращаться назад с 30 рублями в кармане.
Впрочем, Николай Шалейко, и.о. председателя Защебьевского сельсовета, на территории которого находятся Макановичи, о такой жительнице не слышал:
— В связи с событиями в Украине к нам тоже приезжают беженцы. Всем, кто хочет трудоустроиться, не отказываем. Доярка у нас в хозяйстве может заработать до 400 рублей.
Следующая история еще более запутанная. На парковке у гипермаркета знакомимся с девушкой из Дрогичина. Она представляется Надеждой Вокульчук (фамилия по мужу). Собирает деньги на лечение онкологии своей тети Василины Вакальчук. Схожие фамилии, правда? В руках кипа потрепанных документов об обследовании, увеличенная ксерокопия какой-то выписки. Все собрано в папке с файлами. А вот паспорта с собой нет, поэтому едем в опорный пункт.
Пробиваем личности Надежды и Василины по милицейской базе. Такие люди действительно есть. Правда, родственные связи установить нельзя. Кем на самом деле приходится пациент Вакальчук из Василевичей Речицкого района Гомельской области Надежде из Дрогичина, мы не знаем. Впрочем, неважно. Главный вопрос: действительно ли деньги поступают больной на лечение или это опять прикрытие? Набираю номер самой Василины Антоновны. На другом конце ответил сдавленный женский голос:
— Это внучки... У меня открыт счет. Если не верите — положите на него. Мало лекарств. Мне только что бесплатно выписали то, что убивает онкологию, а у меня все пошло по костям. Я ни ходить не могу, ни разговаривать. Надо ехать в Санкт-Петербург. Там, говорят, могут помочь. Но я уже ни на что не надеюсь.
— А много они вам уже перевели денег?
— Они сразу мне деньги на счет кладут. Но им тоже трудно. У всех свои семьи. Я вот только из больницы во вторник пришла. Люди помогают: кто воды принесет, кто супа наварит. Я должна была в больницу ехать, а у меня нет таких денег. Не хватает средств даже на памперсы. Мне дают направление из Калинковичей. Я там на учете стою. Как лечащего врача зовут — не помню. Знаю отчество, Леонидовна.
Беру в руки распечатку с номером счета, которую предъявляет у магазина Надя. Читаю. Счет: 139430. Не маловато цифр? На всякий случай перепроверяю данные по спискам благотворительных счетов на сайте Беларусбанка. Василины Вакальчук в них нет. Звоню в Калинковичи, в центр банковских услуг № 313 филиала № 317 ОАО “АСБ Беларусбанк”. Заместитель директора Людмила Ивасюк удивляется не меньше меня:
— Такого счета, шестизначного, не может быть. Просто не существует. На такой счет вы деньги не перевели бы.
А ведь Василина Антоновна говорила, что родня кладет ей собранные средства как раз на счет в банке. Есть и еще одно сомнение. Неужели местная медицина настолько бессильна, что не может обеспечить тяжелобольную медикаментами? У пенсионерки нет денег не то что на проезд в больницу, а даже на еду? А есть ли вообще такой пациент на учете в районе? Заместитель главного врача по медико-социальной экспертизе и реабилитации Калинковичской центральной райбольницы второй вопрос обошла, врачебную тайну не выдала. Но по части медобслуживания провела ликбез:
— Пациентам с группой инвалидности проводим курс реабилитации по приказу Минздрава. Если они нуждаются в обеспечении лекарствами, то по закону инвалиды I и II группы имеют скидку. Оплачивают только 10%. Техническими средствами они также обеспечены. В том числе и памперсами.
Сколько денег реально доходит до Василины Вакальчук и получает ли она их вообще — неясно. За пару часов, которые Надежда простояла возле гипермаркета, она собрала около 30 рублей. А болезнь ее тети длится не один год. При том, что, говорит сама пациентка, деньги на ее лечение просит не одна Надя, согласитесь, уж на билеты и пропитание насобирать можно было бы. Опять одни вопросы. Анатолий Черноокий озвучивает свою версию:
— Мы не можем говорить об этом случае. Как видите, все далеко не прозрачно. Но можно предположить, что некоторые просители милостыни прикрываются реальными родственниками или знакомыми. Берут их данные, но деньги кладут себе в карман...
Не отстают, впрочем, от “сердобольных” схем и местные просители подаяния. Подходим к церкви, что в центре Бреста, к пожилой женщине, стоящей с протянутой баночкой с мелочью. Анатолий говорит, что сами служители храма периодически вызывают милицию по такому поводу. Пенсионерка разговаривает неохотно. Имя не называет. Протягивает жировку с долгом чуть ли не 200 рублей. А это, мол, вся ее пенсия. И вроде бы жалко. Только с такой бумажкой, продолжает участковый, она стоит уже несколько лет. А, учитывая доходы попрошаек, собрать 200 рублей при пенсии в такую же сумму (ее, кстати, назвала сама просительница) можно за два-три месяца.
Меж тем, пока мы втроем пытались наладить диалог, какая-то сердобольная прихожанка фотографировала нас на планшет. Жду гневных комментариев в сети. Вот только, чтобы выявить обманщика, нужно совсем другое отношение общества. Начальник управления охраны правопорядка и профилактики УВД Брестского облисполкома Геннадий Войтович поясняет: чтобы доказать факт мошенничества, нужны заявления в милицию.
То есть сознательный гражданин должен дать пару рублей просителю, а затем обратиться в органы, написав, что отдал деньги аферисту. Вот тогда начнется проверка. Пока что ни одного заявления подобного рода в ОВД Брестской области не поступало. Да и кто станет такое писать? Вот и выходит, что, подавая наличные, многие рассчитывают на совесть вот таких сомнительных “волонтеров”. При этом до реальных нуждающихся деньги могут и не дойти.
alexbresta@gmail.com