Минчанин Г. обвиняет. В это посвящены министерства и ведомства, суды и администрации разных уровней, депутаты, несколько редакций нашего холдинга. Гражданин Г., видимо, жаждет публичности.
На полу его комнатки — электроплитка: здесь он готовит еду. Говорит, что пользоваться кухонной плитой, как и ванной комнатой и туалетом, ему не позволяют. Он ходит в туалет ближайшего супермаркета. А еще соседи днем торгуют в квартире, а ночами пьянствуют и шумят. Суть его жалоб: житья не дают!
Кто? Чужая семья, которой принадлежат две другие комнаты: муж, жена, дети-дошколята. Сейчас за дверью только хрупкая женщина — жена и мать. Назовем ее Татьяной. Она, что ли, не пустит соседа Г. на кухню, в ванную, туалет фактически коммунальной квартиры? Татьяна могла бы мне и не отвечать. Хотя бы потому, что другим отвечала стократно: она близка к отчаянию. Бывало, проверяющие (из ЖЭСа, МЧС, налоговой, администрации района, милиции...) приходили один за другим. Но ответила, едва сдерживая слезы: «У нас двери на кухню вообще нет, остальные без замков, всегда открыты».
Впрочем, за нее лучше ответит официальное письмо за подписью начальника УВД района. Письмо адресовано члену Совета Республики Национального собрания, по запросу которого проводилась очередная проверка. Суть письма: супруги такие-то соседями по месту жительства характеризуются положительно, правонарушений не имеют, в квартире не торгуют. Доводы заявителя о пьянках и скандалах также не нашли объективного подтверждения. Квартира на постоянном контроле УВД и администрации района.
В комнате Г. множество ответов из разных инстанций. В некоторые он обращался не единожды. Многие конверты даже не вскрыты. С позволения хозяина вскрываю один: из Комитета госконтроля сообщают, что на основании статьи такой-то обращение гр-на Г. направлено для разбирательства туда-то. О результатах просят информировать…
Татьяна, по-моему, зрит в корень, когда говорит Г.: «Это вы разругались со своей семьей и распилили эту квартиру, а мы теперь страдаем от ваших жалоб». Да, Г. откровенно признался, что винит свою бывшую жену в том, что та продала долю квартиры, а сына — что продал дом в далекой южной стране и ему теперь некуда податься. Обоих обвиняет в том, что до сих пор не выписались. Выходит, что страдает только он.
Татьяна пока не видит решения проблемы: «Да, мы друг другу мешаем. Но 3 комнаты без одной у нас никто не купит. А платить соседу цену, которую он заломил за свою комнату, мы не готовы. Может быть, еще договоримся».
Уроженец южной, тогда еще советской, республики Г. осел в Минске после армейской службы. Русский язык, устный и письменный, к 70 годам освоил, мягко говоря, не вполне. Но если «перевести» его фразу с невообразимым количеством ошибок в одной из жалоб, то она звучит так: «Живу в антисанитарных условиях с нарушением прав человека, которых в Беларуси нет». Вот так-то! Мы еще и виноваты. Хотелось бы знать, где еще с гражданином станут так нянчиться. Между тем его эпистолярный прессинг, если не сказать резче, недешево нам обходится.
Время — ресурс ограниченный. И если ответственные работники в разных инстанциях годами разбираются с жалобами Г., то на проблемы других людей, часто более острые и неотложные, времени у них останется меньше.
При расставании я спросил у Г.: «Если суд и прокуратура, милиция и администрация вам много раз все разъяснили, то для чего нужна газетная статья?» — «Чтобы им было стыдно». Он имел в виду соседей. Кому как, а мне было стыдно — за вопросы к Татьяне. Стыдно ли самому Г., спрашивать не стал…
ponomarev@sb.by
