Интервью с известным композитором Игорем Крутым

«Жена считала меня неудачником и прямо говорила: «Ты никогда не встанешь на ноги и ничего путного не добьешься». В результате ушла к другому…» — рассказывает о своем первом браке корреспонденту «ТН» Игорь Крутой — один из самых ярких и успешных представителей отечественного шоу-бизнеса. Застать бесконечно разъезжающего по миру композитора вместе с членами семьи удалось в его апартаментах в Майами.


—Игорь Яковлевич, вы относитесь к малочисленной категории людей, которых принято называть везучими: в личной жизни счастливы, в профессии успешны, ваш бизнес процветает… Как у вас все это получается?

— Чтобы дать точный ответ на этот вопрос, воспользуюсь анекдотом: «Объясните, гражданка Иванова, как вы — мать двоих детей, окончившая школу с золотой медалью, институт с красным дипломом, — могли стать валютной проституткой?!» И женщина честно говорит: «Ну, просто повезло…» (С улыбкой.) Про себя я, пожалуй, ответил бы так же. А если расширить… Наверное, надо уметь правильно мечтать. Помню ощущения из раннего детства… Поселок Гайворон Кировоградской области. Папа почти построил дом, осталось только крышу доложить. Лето, мы с отцом спим на улице. Неподалеку едва слышно плещется извилистый Южный Буг. Лежу в ночи, смотрю на звездное небо, и мне представляется, что я в центре мира. Думаю: «А какой он, этот мир? Как выглядят другие страны, города? Вот бы большой город увидеть, хоть одним глазком…» И вдруг четко говорю вслух: «Я побываю везде! Я оставлю в этом мире свой след!» Папа спросонья пробормотал: «Конечно, конечно, спи…» И перевернулся на другой бок…

А два десятка лет спустя мы мечтали уже вместе с Сашей Серовым. В Николаеве. Я там учился, а вечерами подрабатывал в центральном ресторане города. Там же оказался и Сашка. Я писал песни, он пел. Ночью, закончив работу, мы выходили из ресторана, но по домам не шли — бродили по улицам, на скамейках часами сидели, до утра мечтая о том, как прорвемся: завоюем Москву, прославимся, будем выступать на больших концертных площадках. Понимали, что это невозможно, немыслимо, но… Что вы хотите — молодые были, дерзкие. Услышь тогда кто-то со стороны о наших наполеоновских планах, наверняка посчитал бы нас придурками. (Усмехнувшись.) И ошибся бы… В общем, я лично убедился в правильности народной поговорки: «Мечтать не вредно, вредно не мечтать». Ну а если еще и делать что-то в направлении реализации своей мечты, тогда вообще все получается круто.


— Хорошо об этом говорить человеку с такой знаковой фамилией — Крутой.

— Это просто совпадение. Во времена, о которых я говорю, это слово еще не стало нарицательным, не ассоциировалось с людьми успешными, удачливыми. Наоборот, я своей редкой фамилии жуть как стеснялся, потому что пацаны постоянно дразнили, клички всякие обидные придумывали. Поэтому везде, где можно было, старался ее скрыть. Допустим, оформляясь в футбольную секцию, записывался под маминой фамилией — Першегуба.

— А как мальчика, увлекающегося футболом, родителям удалось направить по музыкальной стезе?

— Наверное, это стало возможным, потому что я сам всегда был увлечен музыкой. У нас дома был баян с порванными мехами, и мне нравилось на нем играть. Папа где-то раздобыл этот трофейный инструмент, и когда у нас собирались гости, пытался на нем исполнять популярные песни, а мама подпевала ему «по-зыкински». Батя редко бывал дома: работал экспедитором на радиозаводе — постоянно мотался по командировкам. Поэтому детьми, мной и моей младшей сестрой (Алла Баратта — тележурналист, живет в Майами, ведет свое телешоу на Украинском ТВ — интервью с известными людьми; фамилия от мужа, итальянца американского происхождения. — Прим. «ТН»), занималась мама, хотя она тоже работала — сперва лаборантом в санэпидемстанции, потом на радиозаводе. И низкий ей поклон за то, что, разглядев во мне какие-то музыкальные задатки, не позволила им затеряться. Сначала активно поощряла мою игру на баяне — достаточно сказать, что с 11 лет я выступал в составе местного ансамбля на танцах. А как только окончил восьмой класс, мама буквально потащила меня в областной центр поступать в Кировоградское музыкальное училище.


После прослушивания нам сказали: «Чтобы поступить, необходимо научиться играть на фортепиано». Которого у нас, разумеется, не было. Мама тут же заняла деньги и добыла пианино «Чернигов» — в те дефицитные времена это было фантастикой! Притом что жила наша семья крайне скромно. Я подготовил программу и на следующий год уже смог поступить на теоретический факультет Кировоградского музыкального училища, который окончил с красным дип­ломом.

Вообще-то мамина прозорливость удивительна, если учесть некоторые обстоятельства, которые явно должны были препятствовать музыкальной карьере сына. Дело в том, что в раннем детстве, переболев какой-то болезнью, я получил осложнение. Не оглох, к счастью, но слышу с той поры только одним ухом — правым. Не воспринимаю стерео, в связи с чем мне довольно сложно раскидывать звук по колонкам. Но ничего, приноровился как-то. (Улыбаясь.) Так что сообщаю для незнающих: если у кого-то есть желание со мной пообщаться, лучше пристраиваться справа от меня… Поражаюсь тому, что маму в свое время этот факт не остановил. Благодаря чему я продолжал карабкаться на свой личный музыкальный олимп. Сначала безуспешно: в Киевскую консерваторию не приняли. Стал учить детишек игре на баяне в музыкальной школе деревни Бандурово. Год спустя поступил в Николаеве на дирижерско-хоровое отделение педагогического института, после окончания — в Саратовскую консерваторию.

— Наверное, с таким могучим музыкальным образованием путь к вершине не был тернист — все шло без сучка и задоринки?

— Да перестаньте! Тогда просочиться на эстраду было гораздо сложнее, чем теперь. Сейчас что нужно для раскрутки? Хорошая песня и деньги. Песню сочинил, средства добыл, спел, вернее, смоделировал голос на компьютере — и дело в шляпе. А в наше время надо было пробиться через так называемые художественные советы. Что это значит? Существовали три глыбы: телевидение, радио и фирма «Мелодия», и только с них композитор или исполнитель мог стартовать. Каждая из этих организаций имела свой худсовет, состоящий из музыкальных мэтров. Понятное дело, что им невыгодно подпускать к кормушке кого-то со стороны. Вот и блокировали новеньких.


Я никак не мог заявить о себе как композитор, хотя в качестве музыканта среди московских профессионалов был уже. И вот как-то Ларисе Долиной дали добро на запись большой пластинки. Однако содержательную часть требовалось утвердить. На худсовет фирмы «Мелодия» мы с ней пришли вдвоем: она спела им три мои песни, я аккомпанировал. Когда закончили, присутствующие композиторы сказали: «Лариса, лучше мы сами для вас напишем…» Как же мы с ней горевали. Сидели в ресторане, запивали свое поражение и жаловались друг другу на жизнь: на удушение цензурой, на невозможность реализовываться… Но ничего, как говорится, справедливость восторжествовала: после того как Лариса победила на международном конкурсе, прессинговать ее стали меньше — и ей удалось добиться разрешения записать в свой альбом мои песни.

Точно так же было и с Сашей Серовым. Как только он стал победителем на международном конкурсе, тут же получил право записать альбом-гигант, в котором самой хитовой оказалась написанная мной песня «Мадонна». А ведь его вообще не хотели пускать на этот конкурс. Не оформляли — и все тут. Формальная причина: нет прописки — из Николаева выписан, в Москву не прописан, — вроде как бомж. А я тогда уже жил в столице, работал в «Мелодии»: в качестве аккомпаниатора и аранжировщика писал альбомы исполнителям. Обратился по поводу Саши к Толкуновой, но она ничего не смогла сделать. Зато посоветовала: в Управлении музыкальных учреждений Министерства культуры есть секретарь Алла Анатольевна Банк. Казалось бы, обычная секретарша, но от нее очень многое зависит — она может решить практически любой вопрос.

Я заходил к этой женщине чуть ли не каждый день. Визиты были предельно короткие. Я говорил: «Доброе утро, Алла Анатольевна». Она отвечала: «До свидания». И я вынужден был ретироваться. Однажды, будучи почему-то зачисленным в состав делегации ЦК комсомола, я оказался в Монголии. В аэропорту встретил знакомого — Бориса Комарова, сотрудника Министерства культуры, потом он работал в монгольском посольстве советником по культуре. Знакомы мы были шапочно, слегка раскланивались, но тут, за границей, обрадовались друг другу как родные. Пошли пообедать, разговорились, он расспросил про мои дела. И я поведал печальную историю про Аллу Банк. Он посоветовал: «Когда вернешься, приди к ней, опять скажи «доброе утро», но тут же добавь: «Я от Бори Комарова». И увидишь, что будет дальше». Я точь-в-точь выполнил наказ, она сказала: «А-а, ну тогда заходи…» И вечером этого же дня было организовано прослушивание Саши Серова, а наутро подписано его направление на международный конкурс.


Саша там победил, затем выиграл еще один, то есть в узких кругах профессионалов его имя стало известно. Но чтобы стать популярным, нужно было засветиться на телевидении. Это нам удалось благодаря… бутылке водки. Володя Молчанов, автор и ведущий популярнейшей тогда программы «До и после полуночи», накануне эфира заглянул в студию. А там монтажер Саша Александров говорит ему: «Слушай, я сейчас схожу принесу водки, а ты пока посмотри клип». И включил «Мадонну» в исполнении Серова. Молчанову понравилось: «Любопытно, — говорит. — А что если поставим в эфир?» И представьте, поставил, он такой парень — решительный. И уже на следующий день на Сашу обрушилась бешеная популярность. А несколько дней спустя симпатизировавшая нам редактор «Утренней почты» Наташа Высоцкая (она потом стала женой Аркадия Арканова) показала наш клип в своей передаче. В результате композиция попала в «Песню года-87». После этого понеслось… Саша стал буквально небожителем, а с этого и мне перепало: каким-то непостижимым образом, по чистой случайности, я в свои 33 года тоже взлетел вместе с ним.

Много их было, случайностей, порой совсем забавных. Вот, к примеру, как получилась моя первая пластинка. Я написал песню «Признание» («Буду я любить тебя всегда») на стихи Саши Жигарева и Сергея Алиханова, но она, как и прочие мои сочинения, нигде не выходила. Жигарев пообещал познакомить меня со старшим редактором фирмы «Мелодия» Владимиром Дмитриевичем Рыжиковым и предупредил: «Сумеешь его перепить — будешь композитором!» Заветная встреча состоялась в ресторане Дома журналиста. Первые две бутылки под тост «За здоровье Владимира Дмитриевича!» пролетели стремглав. На третьей поэт Жигарев лежал лицом в салате. Во время распития четвертой у Рыжикова порозовело лицо, и он вроде бы вступил в беседу. Полноценное общение пошло с пятой бутылки. Сколько было — и было ли? — выпито вслед за ней, не помню. Точно запомнил лишь то, что выходили мы в обнимку, и главное — в мозг врезались его прощальные слова: «Завтра утром занеси мне свои записи с Серовым. Я буду выпускать маленькую пластинку с двумя песнями Леонтьева, ну и второй парой поставлю ваши». А чуть позже Рыжиков выпустил диск «Мадонна», состоявший только из наших с Сашей песен.
Понимаете, Владимир Дмитриевич в течение многих лет был в музыкальной сфере советской эстрады царем и богом. Именно он формировал худсоветы, определяющие судьбу песни, лично решал, каким тиражом выйдет пластинка и чьи имена на ней будут записаны. Что удивительно, при ближайшем рассмотрении он оказался замечательным мужиком, суперпрофессионалом. И у нас со временем сложились потрясающие отношения. Когда он уже не работал на фирме «Мелодия», я к какому-то чемпионату мира по футболу (он был одержим футболом) прислал ему качественный телевизор. Как же он благодарил меня, чуть не плакал от счастья…

— Похоже, в творческой среде надо обладать ценным качеством — умением держать алкогольный удар. Но так ведь и спиться можно.

— К счастью, запойным я никогда не был, и похмеляться не приходилось. Но порой действительно без разговора, что называется, по-русски не обходилось. С Пугачевой, например, так познакомился. Как-то после «Рождественских встреч», где Аллегрова пела мою песню «Над пропастью во ржи», мне позвонил Саша Кальянов и сказал, что Алла Борисовна хочет послушать мои песни, причем конкретно — назвал день, место и время рандеву. Получалось, что встреча должна состояться у Аллы Борисовны дома на площади Маяковского утром. Я стал ломать голову, что привезти такой мегазвезде. В итоге ничего, кроме цветов, не придумал. И почему-то взял с собой бутылку водки — а вдруг, думаю, пригодится. Пригодилось. Пугачева встретила меня вопросом: «Крутой?» Я закивал: «Крутой». Она внимательно, оценивающе меня оглядела и сказала с подковыркой: «Не-е-ет, это я — крутая». Я без возражений вручил ей букет и решительно достал бутылку. Она усмехнулась: «Очень кстати. А то мне после вчерашнего банкета тяжеловато». И предложила, прежде чем идти к роялю, позавтракать. Я радостно согласился. Во время завтрака она спросила: «Ты что, думаешь, так легко для меня песни сочинять? Со мной в горы надо по­ехать». Ну я-то себя особо альпинистом не ощущал, но зато реально прочувствовал соприкосновение со звездой. Это был мой первый контакт с человеком такого уровня. За разговором мы и не заметили, как уговорили эту бутылку. После чего я стал показывать ей свои песни.


Впоследствии у нас с Аллой было много совместных проектов, и я получал огромный кайф от этой работы, от ее отношения к музыке. Самым потрясающим впечатлением была наша первая запись — «Любовь, похожая на сон». Она писалась к моему юбилейному концерту, к 40-летию. Такое забыть нельзя. Это была магия, таинство. Песня писалась не по фразам, не по кусочкам, она создалась с одной-единственной попытки — можете такое представить?! Несколько раз подряд включали фонограмму-минусовку. Алла слушала. Молча проживала песню внутри себя. Эмоции настолько ярко отражались на ее лице, что прочитывалось каждое слово. Наконец она произнесла: «Можно писать. Этот дубль останется!» Так и вышло. Именно эту — единственную (!) — запись до сих пор крутят на всех радиостанциях.

— Творческие тандемы у вас были со многими певицами, а по части личной жизни ваше имя некогда упорно связывали с Ириной Аллегровой.

— Было такое дело. Не в смысле нашего с Ирой романа, а в смысле слухов на эту тему. Помнится, при встрече с мамой моя теща первым делом спросила: «Так что, Светлана Семеновна, были все-таки какие-то отношения у Игоря с Аллегровой?» Вряд ли непосвященная в подробности мама могла дать внятный ответ, скорее всего, сказала, что я вообще был целомуд­ренным. (Смеется.) В данном случае я склонен с ней согласиться. Не было у нас с Ирой никогда близких отношений. А разговоры пошли оттого, что мы с ней давно контачили — вместе работали в ансамбле, когда она еще не была известна, почти год вместе гастролировали с программой, которая называлась «Незаконченный роман» и имела сумасшедший успех. И конечно же, я к Ире отношусь очень тепло, общался со всеми ее мужьями.

— Говоря о теще, вы какую имели в виду — первую или вторую? Вы же дважды были женаты.

— Вторую, конечно. К слову, обе мои тещи ленинградки, у них одинаковые имена и отчества — Нина Николаевна. Что-то за этим совпадением наверняка кроется, но никак не соображу, что именно. Первый раз я женился молодым, в 25 лет. Скоропалительный брак. Приехал на гастроли в Питер с ансамблем Николаевской областной филармонии. Приятельница нашего бас-гитариста пригласила нас в гости к своей ленинградской подруге Лене. Встретились, познакомились, я влюбился. Затем мы увиделись еще три раза, после чего поженились.

Я перебрался в Ленинград, но с работой ничего не получалось, поэтому, когда меня позвали сотрудничать с московским оркестром, отказаться было невозможно. Лена обменяла свою ленинградскую двухкомнатную квартиру на однокомнатную в Москве, и мы переехали в столицу. В 1981-м у нас родился сын Колька. Но семейная жизнь не ладилась. Для жены я был  никчемным неудачником, никаких перспектив в моем будущем она не видела, так и говорила: «Ты никогда не встанешь на ноги и ничего путного не добьешься». Я пытался переубедить ее, хотел, чтобы она в меня поверила, но безуспешно — Лена ушла к другому. (Усмехнувшись.) Очевидно, к более перспективному.

Я сильно переживал, но постепенно все встало на свои места. Вот только общаться с Колькой мне приходилось с перекосами. Сложно все было. Поначалу меня от него изолировали, потом, наоборот, отдали сына в мое полное распоряжение, и он, бедолага, жил вместе со мной и с Сашкой Серовым на нашей съемной квартире, мотался в машине по всем моим делам. Спасибо, сестра Алла приезжала, помогала. А некоторое время спустя сына у меня опять забрали.

Сейчас-то мы с Колей в постоянном контакте, но меня все равно не покидает ощущение, что я не то что бы недолюбил его в свое время, но словно многое недодал. Он одарен музыкально, и будь рядом со мной, конечно же, я смог бы ему помочь в этом направлении. Но ничего, подстраховывал в другом. Сын получил хорошее образование в сфере бизнеса и менеджмента, работал в крупной металлургической компании, теперь в нефтяной. Везде на хорошем счету. Я рад. И в личной жизни у него, кажется, все налаживается: он встречается с очень хорошей девушкой Юлей, она занимается цветочным бизнесом. К сожалению, первый Колин брак оказался неудачным, они с Натальей развелись, но к дочери своей, Кристине, Коля относится великолепно. Он отличный парень.

Как показывает жизнь, время все расставляет по своим местам. Если бы Лена тогда не ушла от меня, у меня не появился бы азарт и вряд ли я добился бы того, чего добился. И уж наверняка никогда не встретился бы с Ольгой, в браке с которой у нас родилась моя обожаемая Сашка. К слову, я тоже не сразу, а только со временем оценил это счастье. Я же мечтал о мальчике, хотел в честь отца назвать Яковом. Первенцу, кстати, тоже надеялся дать это имя, но не позволили… Короче, от Оли я ждал мальчика, заказывал ей, чтобы был похож на нее, думал о нем все время, перебирал на все лады: «Яшка, Яшка…» И когда УЗИ показало, что будет девочка, у меня реально был шок. Ступор, оторопь. Помню, сел в машину и уехал куда глаза глядят. Потом два дня ходил пришибленный, ни с кем не разговаривал — все пытался свыкнуться с мыслью, что Яшки у меня никогда не будет. Мне же тогда было уже 49 лет. Настоящий стресс пережил.

Вот таким дураком был. Оля даже обиделась: «Может, ты вообще ребенка не хочешь?» Конечно, я хотел. Просто не сразу свыкся с фактом. Я же хотел иметь с Олей мальчика, похожего на нее — такого же, как она, красивого и умного. А родилась девочка, причем похожая на меня. (Смеется.) Зато теперь я от Сашеньки в полном восторге. Дочка подарила мне новую жизнь, совершенно другие ощущения. Мы с ней не только невероятно схожи во всем, не просто обожаем друг друга — у нас какая-то особенная, нереальная связь, хотя живем в разных странах. Бывает, она говорит мне по телефону: «Я целую трубку, из которой слышу твой голос…» Когда мы оказываемся вместе, я могу любоваться ею часами. И знаете, для меня ценно не только то, что она похожа на меня, но и то, что она удивительно похожа на моего папу.

Отец ушел из жизни совсем рано: в 53 года сгорел от рака, не застав ни песен моих, ни успехов, ни внуков своих. Невосполнимая потеря — мне до сих пор его не хватает. Так вот у Сашки точно такая же характерная папина мимика, его полу­улыбка. Мне кажется, что папа откуда-то оттуда, сверху, передает мне через Сашку сигналы, напоминает о себе… По мнению Оли, я, завоевывая у ребенка дешевую популярность, слишком балую дочку, задариваю, а она это сечет и использует в своих интересах. Мол, достаточно ей поканючить: «Папулечка, ну пожалуйста…» — и я немедленно размякаю, нарушая порядок жизни, установленный Олей. А у меня и правда нет для Сашки отказа. Но, честно говоря, она и не требует ничего, не капризничает. Поэтому я не вижу дурного в том, чтобы при ее немыслимой занятости (а помимо школы, это танцы, французский, русский, теннис, плавание, музыка) немножко ее побаловать.

— Как скоро после развода вы решились на второй брак?

— 13 лет спустя. Мне был 41 год. Бе­зусловно, я встречался с женщинами — были и короткие встречи, и долгие романы, которые я никогда не забуду. Но ни в одной из моих спутниц я не видел ту, которую хотел бы сделать своей женой, от которой мечтал бы иметь детей. А в 1995 году на какой-то вечеринке в Америке встретил Олю и… сразу на нее запал. Оказалось, что она давно, еще в 1990-м, после окончания Ленинградского финансово-экономического института уехала работать в Америку и вполне там преуспевала. Кстати, в то время у Оли был официальный муж, хотя их брак перешел в завершающую стадию. Общение с этой женщиной что-то во мне перевернуло. И скоро я довольно решительно — притом что у нас еще не было никаких личных отношений — предложил ей выйти за меня замуж. Самым непостижимым было то, что она ответила согласием. Хотя, казалось бы, все обстоятельства были против нашего брака. Ольга жила в Америке, я — в России, и как раз в этот период у меня были крайне серьезные финансовые проблемы: кое-кто одолжил крупную сумму денег под мое имя и исчез, и на протяжении четырех лет мне приходилось отдавать чужие долги. Я мог потерять все на свете — не только деньги, но и творческие перспективы, и что самое главное — свое доброе имя. Поэтому приходилось конкретно бороться за выживание. Обо всем этом я честно рассказал Ольге. И предупредил: «Ты должна знать: если мне удастся выкрутиться, мы сможем жить на две страны. Но если нет, тебе придется переезжать в Москву». Удивительно, но ее — успешную, обеспеченную — это не остановило. А я страшно нервничал.

— С дочерью Ольги долго выстраивали отношения?

— Вика в то время была 10-летним подростком и встретила меня довольно неприветливо — ощетинилась, расплакалась, скандал устроила. Я со страху сразу ретировался, оставил девочку наедине с мамой. Но постепенно мы сошлись, сдружились, и Вика стала воспринимать меня как отца, а для меня она просто родная дочка. Девочка даже захотела взять мою фамилию. Я поражаюсь, когда слышу истории о том, как у мужчин не складываются отношения с детьми любимых женщин. Какие проблемы? Любишь женщину — люби ее ребенка, и он сам потянется к тебе. Я всегда, как мог, помогал Вике, во всем поддерживал, но мне нравится в ней одна черта: все свои проблемы она решает самостоятельно, полагаясь на себя.  Окончила в Нью-Йоркском университете факультет паблик-рилейшн, пробует заявить о себе в музыке — сама записала в Америке альбом. Посмотрим, что из этого выйдет, но мне хотелось бы, чтобы у нее была какая-нибудь более стабильная профессия. И конечно, чтобы она была счастлива в личной жизни. Сейчас вроде все идет к этому: Вика собирается замуж за славного парня.

— А ваша семейная жизнь как протекает, без конфликтов?

— Ну почему, мы же нормальные люди. Бывает, ссоримся, но нечасто и ненадолго. Зато в пух и прах. Я же по гороскопу Лев, а значит, властный, упертый, взрывной. И хотя отходчивый, взрываюсь в момент, как динамит. И жена моя тоже не слабого десятка — Стрелец. Метит напрямую, без реверансов. Правдолюб немыслимый, так и рубит правду-матку. По типу хазановского попугая, кричащего: «В зоопарке тигру недокладывают мяса!» Так что поводов для хлопанья дверьми у нас с Олей хватает. К счастью, все эти столкновения происходят по пустякам. Да и редко они случаются — мы же в основном живем порознь: я здесь, Оля с Сашей — в Америке. Подолгу общаемся только два раза в году — зимой в Нью-Йорке и в Майами и летом в Монте-Карло. Ну и иногда, если выпадает возможность, накоротке навещаем друг друга, успев соскучиться.

— То есть у вас в жизни все действительно о’кей, как сыр в масле катаетесь. Обычно таким людям завидуют. А вам?

— А как можно узнать о том, что тебе завидуют? Завистники ведь не приходят с докладом о своей зависти. Мне кажется, понять, что она существует и направлена конкретно на тебя, можно лишь, оказавшись в критической ситуации. В моей жизни такие моменты были. К примеру, как раз в тот период, когда у меня вдруг начались серьезные финансовые проблемы одновременно и в бизнесе, и в творчестве. На меня же буквально была объявлена травля — по полной программе, с обысками, депутатскими запросами. Во всех смертных грехах обвиняли, в чем только не заподозрили! Думал, не отмоюсь. Детям в глаза стыдно было смотреть. К роялю не мог заставить себя подойти. И длился этот кошмар четыре года. Ох, сколько же людей, казалось бы, близких, надежных, от меня тогда отвернулось. Сколькие конкретно предали! 

Ну или другой эпизод — когда мне пришлось в Америке делать сложную операцию на поджелудочной железе. Я не успел переступить порога больницы, а в России меня уже «похоронили». Моментально. Звонили моим близким — маме, сестре — и спрашивали, на каком кладбище буду покоиться. Друзья потом рассказывали, с каким нескрываемым злорадством некоторые сообщали о моей скорой смерти… Тяжело, естественно, разочаровываться в людях, но пережить это можно. Раньше я нервничал из-за этого, психовал, а теперь мне наплевать. Завидуют? Ну и флаг им в руки. Значит, есть чему. 

Я и сам себе завидую. Ну правда, у меня же невероятно счастливая биография. В самых смелых детско-юношеских мечтах пареньку из украинского райцентра невозможно было приблизиться к тому, что произошло в реальности. Ну мог ли я вообразить, что стану под аплодисменты выступать на самых престижных площадках мира, что мой концерт пройдет с аншлагом даже в 18-тысячном зале «Медисон-сквер-гарден» в Нью-Йорке?! Что я буду лично знаком с самыми интересными и талантливыми людьми планеты, с главами государств, великими творцами мирового масштаба — знаменитыми музыкантами, выдающимися поэтами, артистами, режиссерами? Что мои песни станут петь лучшие исполнители страны и их будет транслировать радио и телевидение на многомиллионную аудиторию?! Что я сделаю совместные программы и запишу альбомы с такими блистательными звездами, как Дмитрий Хворостовский и Лара Фабиан?! В конце концов, что смогу прилетать не просто «как к себе домой», а конкретно к себе домой — в Майами, в Нью-Йорк, в Монако?.. Да, мне на самом деле в жизни повезло. Очень. Боженька почему-то поощрил, расположив звезды в мою пользу. И, если чуть переиначить название моей песни, мою историю можно было бы назвать «жизнь, похожая на сон». (С улыбкой.) Хотя и любовь, похожая на сон, в ней тоже есть.

---

Игорь Крутой

Родился: 29 июля 1954 года в пос. Гайворон (Кировоградская обл., Украина).

Семья: жена — Ольга Крутая; сын (от первого брака) — Николай (33 года), менеджер в нефтяной компании; дочери — Виктория (28 лет), певица, пиар-менеджер, Александра (10 лет); внучка (дочь Николая) — Кристина (3 года).

Образование: окончил Кировоградское музыкальное училище, дирижерско-хоровое отделение Николаевского педагогического института им. Белинского, Саратовскую консерваторию им. Собинова

Карьера: работал учителем игры на баяне в деревенской школе, музыкантом в ресторане, в ансамбле Валентины Толкуновой, аранжировщиком и аккомпаниатором в фирме «Мелодия». Композитор — автор инструментальной музыки и популярных песен, среди которых: «Мадонна», «Ты меня любишь», «Любовь, похожая на сон», «Незаконченный роман». Автор музыки к фильмам. Музыкальный продюсер, президент компании «АРС»