Воспоминания об архитекторе Георгии Сысоеве его сына Александра и ученика Ивана Журавлева

Уже завтра рекламные растяжки, анонсирующие Национальный фестиваль архитектуры «Минск–2015», сменятся на другие. Но еще как минимум неделю после завершения архитектурного форума редкий прохожий, оказавшийся на территории Верхнего города и Октябрьской площади, сможет избежать рефлексий на тему облика городов будущего: фестивальные выставки (в этот раз — под открытым небом) продлятся до следующего воскресенья. Но предсказать наверняка, как изменится городская среда даже в самое ближайшее десятилетие, не сможет никто: архитектура — это всегда борьба мечты с реальностью, столкновение мнений, денег и обстоятельств. Редкие из городских сооружений, знаковых по нынешним временам, выглядят так, как предполагалось по первоначальным архитектурным проектам. И все же, «когда видишь, какие замечательные здания люди строили в старину, невольно думаешь, что они были счастливее нас». С мнением Ремарка (пусть и прозвучавшим из уст экзальтированной книжной героини) сложно не согласиться. Даже если знаешь о непростой судьбе авторов этих зданий и еще более непростом времени, вопреки которому этим людям удалось сохранить способность так красиво мечтать...

«Висячие сады» на минских крышах давно превратились в один из городских мифов. А ведь это вовсе не миф — в микрорайоне Восток–1 когда–то действительно были такие сады, благоухали цветы вокруг лавочек в десятках метрах над землей... Правда, идею Георгия Сысоева, которого Машеров называл не иначе как идеалистом, успели реализовать всего на одной крыше. Сотрудники ботанического сада подобрали специальные породы деревьев, способные выжить даже в тундре, была оборудована специальная система полива, но затея оказалась недолговечной. Архитектор Александр Сысоев, сын Георгия Васильевича и один из участников воплощения этой фантазии в жизнь, до сих пор с трудом подбирает слова: «Как говорится, нашелся некий контингент...» Проще говоря, деревья растащили, цветы выкопали — о вероятности банального вандализма никто из авторов проекта не подумал. Но остались дома Сысоева с уникальной архитектурой и неповторимыми мозаиками Александра Кищенко. Остались другие, не менее узнаваемые сооружения, благодаря которым главный проспект Минска и сейчас считается одним из красивейших в Европе. Осталась колоннада у входа в ботанический сад, по которой будущие архитекторы учатся проектированию до сих пор...

Благодаря Георгию Сысоеву в Минске есть даже те здания, к возникновению которых он не был причастен напрямую. Когда в 60–х годах прошлого века решили снести костел Святых Сымона и Елены, говорят, именно веское слово заслуженного архитектора Сысоева помогло спасти храм, изображение которого сегодня печатают во всех путеводителях. К слову, одним из авторов здания Мингорисполкома и нового корпуса гостиницы «Минск» рядом с Красным костелом был также он. Без Сысоева и этих зданий могло не быть — в свое время проект сочли чересчур новаторским, но, как заметил однажды его коллега Сергей Ботковский, «Георгий Васильевич мог убедить кого угодно».

Однако сам он больше всего любил рассказывать о своей семье, о далеких предках из Голландии, приехавших в Россию строить корабли и получивших от Петра I имение под Вологдой. Вспоминал деда, купца второй гильдии Александра Сысоева, наладившего производство знаменитого вологодского масла. Бабушку, передавшую родовое имение детскому дому. Отца–художника, учившегося у Репина и Маковского. Поразительно, но Георгию Васильевичу удалось сохранить не только обширный семейный архив, но и несколько сотен живописных работ отца, хотя сам был еще школьником, когда его родителей репрессировали.

— Тема репрессий у нас в семье никогда не обсуждалась, — вспоминает Александр Георгиевич. — А вот фразу «Мне всегда везло» я слышал от отца неоднократно. Везло на учителей в школе, которые не побоялись выдать ему аттестат с отличием, хотя родители уже были арестованы. Благодаря такому аттестату он и смог поступить на архитектурный факультет Ленинградского инженерно–строительного института. Потом повезло на врачей, которые оперативно подоспели с помощью, когда обморозил руки на фронте. Фактически спасли его для профессии — мог бы остаться инвалидом и даже не мечтать об архитектуре. Наконец, повезло получить дельный совет от старшего командования не брать офицерское звание. «Война закончится, но офицерам не удастся демобилизоваться быстро, — предупредил командир. — А вам важно закончить учебу как можно скорее...»

На фронт отец ушел добровольцем после третьего курса c той самой институтской группой, с которой был на преддипломной практике в Подмосковье. Война их пощадила (повезло, не иначе!), и после демобилизации в звании сержанта вместе с отцом они поступили в Академию художеств СССР. А когда в 1952 году его пригласили на работу в Минск, разыскал своих ребят и переманил их сюда. Специалистов в Минске не хватало, новые люди приезжали постоянно. Возникла «новосибирская фракция» архитекторов, «среднеазиатская», «московская»... И довольно многочисленная «ленинградская школа», куда входил Георгий Сысоев.

Наверное, уже всем известна история, как восприняли первую мозаику Александра Кищенко на фасаде одного из домов микрорайона Восток–1 в ЦК КПБ. Партийных функционеров возмутило, что его Родина–мать больше похожа на икону, нежели на советский символ. На что отец выдал во всеуслышание: «А почему вы считаете, что образ Беларуси должен быть в переднике?» Никто не смог ему возразить... А когда в 70–х годах делали реконструкцию в здании Дома Правительства, кто–то из «бдительных» руководителей заметил, что новые оконные рамы слишком уж напоминают кресты. Отец лишь пожал плечами: «Вы что — черти? Крестов боитесь?»

— Если Георгий Васильевич выступал на архитектурных советах, даже опытные, солидные архитекторы приходили послушать, как он защищает свои проекты, — добавляет ученик и коллега Сысоева Иван Журавлев. — Всегда остроумно, артистично, но и логики с философией там было не меньше. Он с легкостью цитировал классиков, приводил убедительные примеры из общеизвестной и малознакомой литературы. В мастерской Сысоева работали несколько бывших членов команды КВН Белорусского политехнического института, и этот «коллективный интеллект» также очень активно участвовал в подготовке защиты каких–то нестандартных работ.

— Как мне кажется, до войны он был довольно стеснительным человеком, — продолжает Александр Сысоев. — Но война закалила его характер. «Я боевой», — говорил о себе отец. Действительно, вся его жизнь была борьбой за архитектуру. Такая позиция вызывала уважение не только у коллег. При том, что до конца жизни отец так и остался беспартийным. Многолетний председатель Госкомитета по делам строительства и архитектуры Совмина Владимир Король не раз предлагал ему вступить в партию. На что Георгий Васильевич отвечал: «Я мог получить партбилет на фронте, но тогда мои родители были в заключении. А теперь я не вижу в этом необходимости». И здесь никто не мог ему возразить. Хотя партийным идеалам — если считать, что они все–таки существовали, — он был предан куда искреннее многих. Мама его так и называла — «беспартийный коммунист».

Творческих споров у нас не возникало. Я соглашался с его оценкой застройки Минска, а он соглашался с моими предложениями по усовершенствованию садового домика. Хотя этот «объект» был для него, пожалуй, самым дорогим. Все свои отпуска отец проводил на даче, занимаясь бесконечной модернизацией своего домика. Все делал сам — вручную строгать доски, забивать гвозди ему доставляло большое удовольствие. Ничья помощь ему там не требовалась. Свою работу в одиночку он называл «саперным методом». К слову, на фронте его сразу направили в саперные войска — он был достаточно сильным физически и в то же время ловким и легким... Сейчас в соседстве нынешних габаритных домов наш садовый домик выглядит более чем скромно. Но если присмотреться, знаменитая триада римского зодчего Витрувия «архитектура — это польза, прочность и красота» очевидна здесь в каждой мелочи...

— И все–таки он был идеалистом, — рассуждает Иван Журавлев. — Чего стоит одна его попытка изменить привычный взгляд на панельное домостроение, преодолеть диктат строителей, технологов, украсить балконы и лестничные клетки декоративными решетками, рельефными рисунками, сделать безликие стандартные дома оригинальными, особенными... В необходимости этого ему удалось убедить даже ЦК, и уже в 80–е годы минские «панельки» признавали лучшими образцами советской архитектуры... И кстати, вы знаете, что на крышах домов Востока–1 предполагались не только сады, но и мастерские для молодых архитекторов?..

zavadskaya@sb.by

Советская Белоруссия № 170 (24800). Суббота, 5 сентября 2015