Неутомимый энтузиаст многим с первого взгляда казался странным чудаком.С юных лет Чарноцкий живо интересовался разнообразными древностями и народными обычаями. Образование его ограничилось уездным училищем в Слуцке, которое Адам окончил в 1801 году. Но свои увлечения он неутомимо шлифовал всю свою недолгую жизнь, уложившуюся в сорок лет и закончившуюся в ноябре 1825‑го в селе Петровском Тверской губернии. Чарноцкий задолго до обретения звонкого псевдонима совмещал свои повседневные занятия — работу управляющим имением, юридическую практику — с изучением нравов окрестных жителей, древних курганов, архивных документов. При этом молодой шляхтич был пылким поклонником Наполеона, и эта страсть в 1809 году привела его в Сибирь. Поводом для пешего путешествия в Омск послужило письмо другу, в котором Адам рассказал о своем желании вступить в армию Герцогства Варшавского, созданного Наполеоном на западной границе Российской империи. Чарноцкого лишили дворянского достоинства и отдали в солдаты.
В Сибири Адам великолепно овладел русским языком, который со временем наряду с польским стал языком его ученых занятий. Богатство свойственных ему стиля и лексики ощущается, например, по такому вот зачину так и не отправленного прошения императору Александру I: «Светлейшему государю... Верховному старейшине славян... Наисильнейшему русскому царю... Счастливой и светлой заре славянской Александру Павловичу».
Полк Чарноцкого из Сибири отправился в западные губернии и в июне 1811 года разместился в Бобруйске. Изобретательный авантюрист вскоре исчез: оставил вещи на берегу Березины, чтобы подумали, что он утонул, сам же вскоре объявился в Варшаве и вступил в польскую армию, воевавшую на стороне Наполеона. В 1812 году воевал разведчиком и пытался склонить белорусских крестьян на их собственном языке поддержать французов. Белорусские крестьяне со свойственной им мудростью на уговоры не поддались, а следом завершилась и карьера их агитатора с катастрофой Наполеона в России. Дезертиру из русской армии не светила и амнистия, которую Александр I великодушно объявил полякам, воевавшим с Наполеоном.
Неунывающий авантюрист объявился вскоре под именем шляхтича Зориана Яковлевича Доленги-Ходаковского, псевдоним этот раскрылся только к концу 1830‑х годов, много позже его кончины. Именно под двойной фамилией он стал широко известен в российских и польских научных кругах как родоначальник славяноведения, именно как Доленга-Ходаковский он дважды женился. Неутомимый энтузиаст многим с первого взгляда казался странным чудаком, но анализ его обширного наследия показал, что он реально стал первопроходцем в разных областях гуманитарного знания — археологии и этнографии, исторической географии, лингвистики, фольклористики. Его начинания и экспедиции поддерживали большие политические персоны — канцлер Николай Румянцев, министры народного просвещения Александр Голицын и Александр Шишков, попечитель Виленского учебного округа Адам Чарторыйский.
Родоначальник славяноведения продолжал неутомимо странствовать по землям восточных славян. В белорусских краях Доленга-Ходаковский обследовал древности Полоцка, Витебска, Турова, близ Бреста, Гомеля, Могилева. Его проект масштабного археологического путешествия по России летом 1820 года был высочайше одобрен Александром I с выделением крупной по тем временем суммы в три тысячи рублей. С августа 1820‑го он плодотворно передвигался среди древностей в окрестностях Ладожского озера и реки Волхов. Курганы именовал «сопками»: «В 4 верстах от Новгорода в раскопанной сопке нашлось: две одинакие челюсти конские, две псовые и тоже две какого-то зверька, роющегося в земле, головка гусиная с несколькими парами ног тоже гусиных, часть ребра воловьего и ни одной кости человеческой».
Этнографическими расспросами Доленга-Ходаковский донимал многих первых встречных. В своем путешествии по Новгородчине часто встречал земляков, полоцких белорусов: «В Новгороде и едучи двукратно по реке Шелони, беспрестанно попадал я на внуков полочан в дороге их к Вытегрскому каналу. Несколько сот их призвал я на исповедь по моей части и узнал столько грехов языческих предков их». Как этнографа его интересовало все: отличия в одежде, строении домов, народные названия звезд, трав, животных, обряды, песни, суеверия. Одних только белорусских песен он собрал более полутысячи.
Позднейшие этнографы достойно продолжили дело Доленги-Ходаковского и в XIX веке узнали о белорусских крестьянах все до мельчайших подробностей. Среди них и утраченные ныне обряды празднования Рождества и Нового года.
Так, по сведениям видного этнографа Павла Шейна (1826 — 1900) из его книги 1887 года, «в представлении народа Рождество, Новый год и Крещение сливаются в одно неразрывное понятие — Коляды».Это время различных поверий и гаданий: «На Новый год нужно стараться не пить воды, чтобы во время лета не хотелось пить». Вечера после Нового года проходят «в домашних беседах». Но не у всех: «Молодежь в эти вечера толпами собирается по домам, где занимается играми и гаданиями». Молодые девушки, естественно, гадают на женихов и ради них «ходят воровать с чужих дворов дрова, и по чету и нечету унесенных поленьев судят о своем счастии».
Счастье самого зачинателя этнографии оказалось посмертным. В поэме «Езерский» Пушкин так его увековечил: «Но каюсь: новый Ходаковский, / Люблю от бабушки московской. / Я толки слушать о родне, / О толстобрюхой старине». Под фамилией Ходаковского находим пушкинское примечание: «Известный любитель древностей».
Юрий Борисенок, доцент исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова
