Деньги важнее голода? Хорош ли картофель, устойчивый к колорадскому жуку? Спасение от глифосата во вред человеку? Кто защитит селекцию? Ожирение от трансгена или фаст-фуда? Где грань между вторжением и невмешательством?
По этим и другим вопросам в «Спор-плуг» впряглись академик, заведующий лабораторией молекулярной биологии клетки Института биофизики и клеточной инженерии НАН Игорь ВОЛОТОВСКИЙ и заместитель генерального директора по научной работе НПЦ по картофелеводству и плодоовощеводству НАН Вадим МАХАНЬКО
 Игорь ВОЛОТОВСКИЙ
|
 Вадим МАХАНЬКО |
И. Волотовский: — Этому способствовал прогресс науки, разработка различных молекулярно-биологических технологий, которые позволяли внедряться в процессы, лежащие в основе жизнедеятельности. В первую очередь на уровне генетического аппарата. Появилась возможность менять геном: вводить в него новую генетическую информацию, менять формат функционирования той или иной системы. Кроме того, из-за эрозии почв и урбанизации сокращаются посевные площади, а население растет. Его надо кормить. В мире немало стран, где люди голодают. ГМО позволяют получать больше продуктов с меньшими затратами.
В. Маханько: — У меня другой взгляд. Если что-то становится очень выгодным, в дело сразу включается большой бизнес. Именно он занялся активным продвижением ГМО, уловив, что можно получать сверхприбыли. Этим занимаются крупнейшие мировые корпорации с оборотами в миллиарды долларов. Поэтому я после научного фактора на второе место ставлю денежный.
«СГ»: — А что в этом плохого? Корпорации делают доброе дело. ГМО дают возможность не только увеличить количество продовольствия, но и улучшить его качество. Появились помидоры, которые не портятся при перевозке, сорт картофеля, устойчивый к колорадскому жуку.
И. Волотовский: — Добавлю кое-что еще. У ряда генно-модифицированных растений возросла устойчивость к экстремальным факторам окружающей среды, таким как низкие температуры или нехватка влаги. ГМО имеют отношение не только к вопросу производства и потребления продуктов. Животный или растительный организм может быть инкубатором. Возьмем для примера инсулин. Долгое время его получали из поджелудочных желез свиней, для этого требовалось много сырья и времени. Сейчас все упростилось. Берут человеческий ген инсулина, вводят в бактерии, чаще всего дрожжи или кишечную палочку, и заставляют микроорганизм продуцировать инсулин. Весь мир сейчас пользуется генно-инженерным инсулином.
В. Маханько: — Позвольте кое в чем усомниться. Действительно, ГМ-картофель поначалу был устойчив к колорадскому жуку. Но это продолжалось недолго. Постепенно появились особи насекомых, устойчивые к токсину, который он выделял. А через три года такой стала вся популяция жуков. Поэтому фирмы, производящие такие растения, вынуждены были свернуть это направление работы как неперспективное.
Нам кажется, при добавлении в растение какого-то другого признака остается тот же организм, но с улучшенными качествами. На самом деле он уже другой. И часто уступает исходному. Да, целевой признак появляется. Зато иные ухудшаются. Например, картофельный крахмал состоит из амилозы и амилопектина. В Швеции видел ГМ-картофель, который дает только второе. Амилопектин нужен для технических целей. Казалось бы, задача решена, требуемого компонента будет больше. Но урожайность нового картофеля на 25 процентов ниже исходного сорта. В итоге его выращивание стало нерентабельным.
«СГ»: — Сторонники ГМО отмечают их устойчивость к гербицидам. Как это проявляется?
И. Волотовский: — Как правило, речь идет о глифосатах. Они блокируют фотосинтез у растений, преимущественно у двудольных сорных, в результате чего те гибнут. На однодольные, в основном культурные, действуют слабее. В генно-модифицированных культурах синтезируются ферменты, полностью защищающие их от негативного воздействия глифосата. В итоге растение, популярно выражаясь, развивается лучше и дает больший урожай.
В. Маханько: — Однако не следует забывать, что не до конца изучено влияние глифосатов на человека. В печати периодически появляются сведения, что они могут провоцировать онкологические заболевания. Одно время их в Евросоюзе даже запрещали. К тому же и сорняки тоже эволюционируют. 30 лет назад на полях преобладали одни вредные растения, сейчас, после перехода на массовое использование средств защиты, — другие. Немаловажен и такой аспект. При выращивании глифосатустойчивых ГМО внесение гербицидов становится обязательной процедурой. Но в отдельных случаях можно обойтись без гербицидов. Например, при использовании систем органического земледелия.
Несовершенна и сама система модификации. В растение вводится не просто ген, а целая конструкция. Трансгенное растение обременено лишней информацией. Поэтому точно не известно, что будет на выходе. А вдруг проявятся какие-то признаки, способные нанести вред здоровью людей?
И. Волотовский: — В трансгенных растениях глифосата нет, они просто устойчивы к нему. Возможно, что глифосат и вызывает онкозаболевания, но это не наш случай. Другой момент — трансгенные продукты используются в пищу на многих континентах уже более 20 лет. За это время средняя продолжительность жизни на земле выросла. Нигде не слышно о каких-то массовых заболеваниях или отравлениях.
В. Маханько: — Последствия употребления ГМО могут проявиться не сразу, а, скажем, через поколение или несколько поколений. Опыты по проверке влияния модифицированной сои, устойчивой к гербициду раундапу, которая широко используется в мясо-молочном и хлебобулочном производствах, многократно проводились на лабораторных крысах. Они показали повышенную смертность детенышей первого поколения. Половина из них погибла уже в первые 2—3 недели. А 40 процентов выживших были недоразвитыми, то есть намного меньше своих сверстников по размеру и весу. И все выжившие были бесплодными.
Насекомые, которые садятся на трансгенные растения, продуцирующие токсины, и питаются, перестают размножаться и исчезают. Сейчас это происходит с пчелами, шмелями, бабочками. То есть растение, устойчивое к какому-то вредителю, убивает и полезных насекомых.
И. Волотовский: — Другие ученые проводили подобные опыты на крысах. Эти данные не подтвердились. А что касается насекомых, то их убивают не ГМО, а пестициды.
В. Маханько: — Некоторые ученые утверждают: если в пище много ГМО, там ожирение и диабет.
И. Волотовский: — При этом не учитываются все факторы. Росту таких болезней способствует неправильное питание, фастфуд, еда с большим количеством легкоусвояемых углеводов. Она может быть и с ГМО, и без них. Нет всеобъемлющих данных, хотя проблема ожирения очень тревожна.
Вероятнее всего, генно-модифицированные продукты не могут отрицательно влиять на человека. Дело в том, что пищеварительные ферменты разрушают все макромолекулярные компоненты пищи, белки и нуклеиновые кислоты до аминокислот и нуклеотидов, независимо от того, какие они — природные или измененные.
В. Маханько: — Есть популярная теория: надо питаться тем, что создано Богом. Я ее сторонник. Модифицируя растения, мы вмешиваемся в природу, нарушаем ее гармонию.
И. Волотовский: — Но нет четкой грани между вторжением и невмешательством. Обратимся к продуктам, появившимся без генной инженерии. Обычный сахар. Он содержится, например, в сахарной свекле. Когда-то была свекла с низким содержанием сахара, его количество удалось увеличить с помощью селекции. Селекция — это вмешательство или нет? Раньше она была простой. Сейчас же для ускорения селекционного процесса используются различные мутагенные физические и химические факторы, например ионизирующая радиация. В итоге получают новые растения. Почему-то никто не говорит, нанесут ли они со временем вред человеку или нет.
В. Маханько: — Позвольте встать на защиту классической селекции. Она использует методы, тысячелетиями существующие в природе. Насекомые переносят пыльцу с одного растения на другое. В итоге образуется гибридный организм.
«СГ»: — В 2006 году в Беларуси принят Закон «О безопасности генно-инженерной деятельности». Еще ранее, в 1998-м, организован Национальный координационный центр биобезопасности. У нас в окружающей среде нет генно-инженерных растений, животных и непатогенных микроорганизмов, которые используются для производства сельскохозяйственной и микробиологической продукции. Однако лабораторные исследования в этой сфере идут. Они проводятся с такими растениями, как картофель, лен, клюква. Насколько они безопасны, существует ли хотя бы малая вероятность неконтролируемого попадания ГМО в окружающую среду?
В. Маханько: — Опыты проводятся, а продукция тестируется на специальных изолированных полигонах. При этом соблюдаются меры предосторожности: камеры слежения ведут круглосуточный контроль, исключается проникновение постронних лиц и животных, после завершения вегетационного периода, например, картофеля, вся наземная часть растений сжигается, клубни полностью извлекаются из почвы и используются только для научных исследований, участок земли перепахивается.
«СГ»: — Но полигон не под куполом. Насекомое прилетит на трансгенный лен или картофель и перенесет с них информацию на обычные растения.
В. Маханько: — Это не так. Полигоны для того и создаются, чтобы минимизировать последствия опытов. Открыть их непросто. Надо пройти немало комиссий. И главное, определить флору и фауну вокруг полигона на 5 километров. Например, если там намечается выращивать трансгенный картофель, то ближе такого расстояния нельзя сажать обычный и родственные ему виды.
«СГ»: — Словом, дальше закрытых лабораторий исследования у нас не шагнули, на полях модифицированных растений нет. Однако в страну не запрещено ввозить продукты, содержащие ГМО. От производителя требуется обязательно информировать об этом покупателя. Но как проконтролировать, какая в колбасе соя: генно-модифицированная или нет?
И. Волотовский: — Остается только уповать на добросовестность того, кто ввозит продукцию.
В. Маханько: — Не только. Можно наладить и действенный контроль. Он обязательно должен быть неодноуровневый. Тогда есть гарантия, что нежелательные компоненты не появятся в пище.
gedroiz@sb.by
Фото автора
