В сентябре Джим Кэрри и Дженни Маккарти устроили неофициальную свадьбу в роскошном ресторане в Малибу. Среди гостей были лишь близкие друзья и родственники пары.
Любимый, почему в твоих глазах слезы? — тихо спросила Дженни. — Посмотри, какой роскошный вечер! Малибу в сентябре напоминает рай. Это только наш вечер — твой и мой. Сейчас мы произнесем клятву, одну на двоих. Если бы ты только знал, как я благодарна тебе за все, что произошло в моей жизни за эти четыре года. За помощь в спасении сына, за поддержку, которую получила в самый тяжелый момент своей жизни. Я благословляю ту минуту, когда заговорила с тобой. Я люблю тебя и буду любить всегда. Хочу прожить с тобой всю жизнь.
— Любимая, почему в твоих глазах слезы? — сказал Джим. — Я так мечтал о той минуте, когда смогу рассказать всем о своей любви. Я был женат дважды, и ни один брак не принес мне ничего хорошего. Поэтому наша с тобой свадьба — такая необычная. Я уверен, что свидетельство о браке выдают только в обмен на любовь. Счастье — штука хрупкая, я очень боюсь его сломать. Я благословляю минуту, когда ты заговорила со мной. Я люблю тебя и буду любить всегда. Хочу прожить с тобой всю жизнь…
— Раз вы жених и невеста, целуйтесь! Так положено, я видел это в кино, — заявил семилетний сын Дженни Эван — главный гость церемонии. И засмеялся, когда они и в самом деле поцеловались.
— У вас отлично получается. Может, в следующий раз позовете на настоящую свадьбу? — поинтересовалась старшая сестра Джима Рита.
— Это и есть самая настоящая свадьба, тетушка, — улыбнулась дочь жениха, Джейн. — Жаль, я не успела сделать Джима дедом. Прекрасный был бы подарок на свадьбу!
Джейн погладила себя по большому животу. Джим обнял дочь.
— Но ты же расскажешь малышу о том, что незадолго до рождения он побывал на свадьбе деда?
— Конечно. Кстати, пап, мы с Алексом решили пока не оформлять отношения…
Когда Джейн рассказала отцу, что встречается с Алексом Сантаной, актер было подумал, что породнится с семьей знаменитого гитариста Карлоса Сантаны. Но избранник дочери оказался лишь однофамильцем музыканта. «Может, это и к лучшему, два знаменитых деда для одного ребенка — явно перебор», — решил про себя Кэрри.
— Поступайте как хотите. Я разрешаю, — после этих слов он повернулся к Дженни и шепнул ей на ушко: — Давай прогуляемся по берегу.
Лучше жить одному, чем в плохой компании
Они встретились летом 2005 года на дне рождения приятеля Кэрри, Дэвида Спейда («Без чувств»). На вечеринке Джим откровенно скучал. Он с трудом поднялся утром с постели и весь день пребывал в ужасном настроении. Но пришел в ресторан, потому что обещал. И теперь едва скрывал зевоту, слушая разговоры о кино, а заодно разглядывал женщин. «Издалека каждая из вас ангел, — думал он. — Но стоит подойти поближе — вы оказываетесь истеричками».
Джим вспомнил первую жену. Когда они познакомились, Мелисса работала официанткой, а он только что снялся в фильме «Однажды укушенный» — о вампирше, которая охотится за девственником. Они поженились весной 1987 года, Мелисса родила ему Джейн — пожалуй, это единственное, ради чего стоило жениться. После выхода фильма «Эйс Вентура» на Кэрри посыпался золотой дождь, и жена моментально превратилась в зануду, изливавшую желчь по любому поводу. Ее бесило, когда Джим отдыхал: «Как ты можешь, ведь у нас маленькая дочь! Ее надо обеспечить». Она морщилась, когда смотрела его комедии: «Кривляешься, как клоун! Когда Джейн вырастет, она будет тебя стыдиться». А когда скорая увезла актера в больницу с сердечным приступом со съемочной площадки фильма «Маска», жена вошла в палату со словами: «Ну что, допрыгался?» В тот момент он принял решение расстаться с ней.
Второй брак не продлился и года. Джим очень быстро понял, что актриса Лорен Холли любит его деньги, а не его самого. К тому же жена ему изменяла…
После расставания с Лорен он влюбился в Рене Зеллвегер. Шел 2000 год, Джим и Рене снимались в комедии «Я, снова Я и Ирэн». Она совершенно не была похожа на его прежних женщин, полагалась только на собственные силы. Выслушав очередное предложение поужинать, отвечала: «Лучше пойдем вечером на площадку — порепетируем». Когда Джим убедил ее в искренности своих чувств, ее взгляд потеплел. Кэрри даже успел объявить друзьям о скорой свадьбе. Но…
В тот день ему никак не давалась роль. Вечером Джим устало опустился в кресло. «Что с тобой? Расскажи!» — Рене подошла сзади и положила руки ему на плечи. Он не привык открываться женщинам — по опыту знал, что они способны использовать свои знания против него. Он вскочил, скорчил страшную рожицу и то ли шутя, то ли всерьез воскликнул: «Неужели ты не понимаешь? Я должен стать лучшим!» «Зачем?» — искренне удивилась Рене. Джим снова опустился в кресло и прошептал: «Значит, не понимаешь». С этого дня они больше не вспоминали о свадьбе, а вскоре и вовсе разошлись.
Так что, потягивая на вечеринке Спейда апельсиновый сок, Кэрри не обольщался: лучше жить одному, чем в плохой компании.
Мой малыш попал в параллельную реальность
— Джим, дружище, наконец-то я тебя нашел! — прокричал в ухо Джима виновник торжества, стараясь заглушить громкую музыку. — У меня к тебе просьба: развлеки Дженни Маккарти. Она недавно развелась с мужем, ей надо взбодриться. Как насчет легкого флирта?
Джим возвел глаза к небу:
— Проклятье, Спейд, прекрати подсовывать мне одиноких девиц! Они мне неинтересны.
— Джим, я вполне серьезно. Сделай мне подарок — пообщайся с ней. Дженни грустно, а это никуда не годится — у меня же вечеринка. Я уверен, ты сможешь ее развлечь…
— Нет, Дэвид, это слишком дорогой подарок. Сначала развлечь, потом, чего доброго, сводить в ресторан… Я с ней даже знакомиться не собираюсь — одного взгляда на эту крашеную блондинку из «Спасателей Малибу» достаточно, чтобы понять: она пустышка, претендующая на значительность.
Кивком головы Джим подозвал проходившего мимо официанта, поставил на его поднос пустой стакан, взял другой, полный. И, похлопав Спейда по плечу, отошел к угловому дивану, чтобы снова погрузиться в созерцание скучающих дам. Обзор заслонила девушка в золотом платье выше колен — перед ним возникла Дженни Маккарти.
— Привет, Джим, можно присесть? — не дожидаясь ответа, она устроилась рядом: — Джим, я знаю, что нас решили познакомить, — нечаянно услышала ваш с Дэвидом разговор. Глупо, что вас так напрягают. Мне вовсе не хочется, чтобы меня веселили, а тем более — водили на свидания. На все это у меня нет ни сил, ни времени, понимаете?
Джим заинтересовался. Любая блондинка, исполняющая роли второго плана в сериалах и ужастиках, почтет за счастье свидание со знаменитым холостяком-миллионером. Появись она с ним в кафе — о счастливице станут говорить больше, чем когда-либо. А Дженни продолжала:
— Если уж люди решили причинить тебе добро, так сложно от них отбиться!
— «Причинить добро». Отлично сказано! Да, в одиночку с доброжелателями, пожалуй, не справиться. Но если выйти против них вдвоем, плечом к плечу, появится шанс вырваться из окружения.
Джим вскочил, мастерски изобразил хрупкую леди, которая никак не может удобно приладить на высокой груди нечто вроде гранатомета. Потом сделал грозное лицо и двинулся на противника, вращая воображаемые нунчаки. Представление развеселило Дженни. Она сидела на диванчике и хохотала от души, забыв о своих печалях. Умение представить любую ситуацию в лицах было коньком Джима. Девушки, для которых он это устраивал, приходили в восторг и думали, что жизнь с Джимом Кэрри — это просто праздник какой-то. Наконец Джим свернул воображаемому противнику шею и заявил:
— Вот так мы будем отбиваться от старых сводников. Кстати, почему у вас нет сил и времени на свидание со мной, великим и ужасным?
— Возможно, вы слышали о моих проблемах…
— Честное слово, я слишком занят своими проблемами, следить за чужими просто не успеваю. Впрочем, кое-что я действительно слышал. Кажется, вы расстались с мужем Джоном Эшером? Я пережил два развода и по опыту знаю: новые свидания отвлекают от сведения счетов с бывшими.
— Кто вам сказал, что мы с Джоном сводим счеты? Не вижу ничего удивительного в том, что он не выдержал: воспитывать ребенка-аутиста очень тяжело. Да, 80 процентов супругов, у которых такие малыши, разводятся. Другое дело, что поначалу, когда проблема встает перед тобой во весь рост, надеешься опереться на крепкое мужское плечо. Но вдруг проваливаешься в трясущееся желе. И стоишь, испачканная этой липкой субстанцией, как дура… Думаете, при таком раскладе у меня есть время на поиск спутника жизни? Я предпочитаю тратить все силы на лечение ребенка, а не на глупости.
— Господи, так у вас аутист…
— Да, диагноз поставили не так давно, когда Эвану едва исполнилось три года. У него начались припадки. Один был такой сильный, что сердце остановилось, моего малыша едва откачали. Врачи говорили: у сына развивается эпилепсия. А я чувствовала: что-то здесь не так. Когда Эвану исполнилось полтора года, он перестал смотреть людям в глаза, отказывался играть с другими детьми. Часто бил себя ладошкой по голове, по груди. Перестал говорить, не реагировал на наши слова, хотя мы проверили — со слухом у него все в порядке. Он начал бояться звуков: услышит звонок мобильного — и впадает в истерику. Увидит нового человека, кого угодно, кроме меня, няни и отца, — снова истерика. Когда я была беременна, представляла себе такую картину — я держу малыша на руках, а он обнимает меня за шею и лепечет: «Мамочка…» Увы, это так и осталось мечтой. Стоило мне взять малыша на руки, он свешивался, будто тряпичная кукла. И смотрел сквозь меня, как наркоман, попавший в параллельную реальность… Интересно, зачем я рассказываю все это человеку, который только что обозвал меня пустышкой, претендующей на значительность?!
— О-о, вы и это слышали? Я вовсе так не думал, просто хотел, чтобы меня оставили в покое. Дженни, что мне сделать, чтобы вы меня простили?
— Ничего, не думайте об этом. Каждый имеет право на мнение. Вполне возможно, что до рождения Эвана я была пустышкой. Но осознав, что кроме меня никто не сможет ему помочь, я поняла, какой могу быть: любящей, сильной, умной, глубокой… Наверное, со стороны трудно заподозрить, что я обладаю этими качествами.
— Вам сейчас в сто раз тяжелее, чем мне, но от вас исходит тепло. А у меня депрессия на ровном месте, я жалуюсь на действительность, ненавижу ее. Дженни, научите меня любить жизнь! Мне это позарез нужно.
— Как?
— Прочтете курс лекций, а я буду делать пометки в толстой тетрадке. Я очень старательный ученик, вот увидите. Скажите только, когда и в каком ресторане устраиваем лекторий!
От популярности должен быть прок в хозяйстве
Они стали встречаться. Дженни, оставленная мужем, нуждалась в понимании и утешении. Джим, дважды простившийся с мыслями о семейном счастье, рядом с ней забывал о разочарованиях прошлого. Незаметно они перешли на ты.
— Когда ты познакомишь меня с Эваном? — спросил Джим на очередном свидании.
— Ты уверен, что хочешь этого? Боюсь, это плохая идея. Когда у сына появились первые симптомы заболевания, муж впал в депрессию. Эван — тяжелое испытание для психики постороннего человека. В лучшем случае он тебя проигнорирует, в худшем — забьется в конвульсиях. Так что давай не будем ставить эксперименты.
Но Джим убедил Дженни, что она ему небезразлична. А поскольку Эван был частью ее, рано или поздно ему придется познакомиться с мальчиком.
«Я увидел малыша с другой планеты, — говорил Кэрри после первой встречи с Эваном. — Я стоял прямо перед ним, но мне казалось, он не видит меня. Эван не обращал внимания на то, что я делал или говорил. Я не ощутил интереса с его стороны».
Дженни тоже была потрясена, но совсем по другой причине: при виде Джима сын нисколько не испугался. Кэрри был мягким и терпеливым, рассказывал малышу сказки, изображая в лицах кошку, собаку и еще с десяток животных. Он пробыл с ребенком целый час, а это достижение для неподготовленного человека — общаясь с аутистами, моментально устаешь.
Выйдя из детской, Джим обнял Дженни:
— Сколько же у тебя сил!
— Ровно столько, сколько нужно, чтобы вытащить этого ребенка. А может быть, и других.
— Я читал, что бороться с аутизмом бесполезно…
— Знаешь, когда врач объяснял диагноз Эвана, он будто зачитывал смертный приговор. Но я до сих пор ему не верю. Материнский инстинкт подсказывает, что сына можно спасти. Надо найти правильное лечение.
С тех пор Джим приходил к Эвану почти каждый день. Садился перед ним на ковер и подолгу разговаривал, вглядываясь в личико маленького пришельца. Иногда Эван «включался» и отвечал улыбкой. В общении с сыном Дженни пробовала перенять интонацию Джима, но ничего не выходило.
— Как ты это делаешь? — однажды спросила она.
— Как шаманы шепчут заклинания, — ответил Джим.
— Хоть я и родила Эвана от другого мужчины, мне кажется, сам Бог хотел, чтобы ты стал его отцом, — призналась Дженни и расплакалась.
— Дорогая, неужели тебе вместо трясущегося желе наконец-то предложили крепкое плечо?
— Похоже, что возня с больным ребенком и его плаксивой мамочкой помогает тебе лучше антидепрессантов, — парировала Дженни. И это было чистой правдой. Вихрь новых забот так закрутил актера, что он забыл о депрессии. Рядом были женщина и ребенок, которые нуждались в помощи. Ради чего еще жить мужчине? Для кого он зарабатывает миллионы?
Однажды Дженни наткнулась в Интернете на описание биомедицинского метода, в основе которого особая диета. Новый режим питания идеально подошел Эвану. Дженни исключила из рациона сына глютен — белок, содержащийся в пшенице, ржи и ячмене, и казеин, которым богато молоко.
— Через несколько недель я оказался свидетелем того, как Дженни вытащила Эвана через окно его бессознательного состояния и изоляции в наш мир, — рассказывал Кэрри. — Мальчик отвечал на ее вопросы, разбрасывал игрушки так, как делают все нормальные дети, а не ставил их в строго определенном порядке, как раньше. А в один прекрасный день он крепко обнял Дженни за шею и пробормотал: «Мамочка!» Ее мечта наконец сбылась! Теперь Эван охотно общается, не избегает незнакомцев. Он выучил много новых слов. Помнит, что происходило с ним вчера и даже позавчера. Кстати, у нас с малышом появилась игра. Эван хватает со стола печенье, которое обычно я ему брать не разрешаю, и пускается с ним наутек. А я делаю страшное лицо и бросаюсь в погоню. Мы носимся по всему дому. У Эвана еще случаются судороги, и по-прежнему возможен рецидив, но в остальном он совершенно нормальный мальчик. Когда ему исполнилось шесть лет, врачи обследовали его и пришли к выводу, что болезнь отступила. Мы с Дженни решили отдать Эвана в обычную школу.
Каждый вечер Джим и Эван рисовали алфавит. Правда, мальчик предпочитал уже знакомые ему буквы, а Кэрри настаивал на изучении новых.
— Вот смотри, это «Е», давай ее нарисуем, — Джим вывел букву красным фломастером и подвинул альбом и фломастеры к Эвану.
— Не хочу! — альбом полетел на пол.
— Посмотри, как красиво ее можно нарисовать! У нее такие симпатичные перекладины, точь-в-точь как полочки в твоем шкафу, — Джим поднял альбом и нарисовал букву снова — на этот раз синим фломастером.
— Не хочу «Е»! Не хочу полочки! — Эван выдрал лист с незнакомой буквой и скомкал его. А Джим… обрадовался. Еще три месяца назад Эван скорее всего замкнулся бы в себе, перестал реагировать на слова и прикосновения. А теперь закатил истерику, как обычный избалованный мальчишка. Подождав, пока Эван успокоится, Джим сказал:
— А знаешь, почему надо выучить букву «Е»? Она часто встречается в книгах, которые пишет мама. Как думаешь, про кого они? Про тебя. Ты же хочешь когда-нибудь прочитать ее книжки?
Эван кивнул и взялся за фломастер.
Первая книга Дженни Маккарти — о беременности и родах — вышла в 2004 го¬ду. Затем она написала еще две — о материнстве и браке. А в 2007 году Голливуд наконец-то узнал о причинах ее развода с Эшером — из книги «Громче слов: опыт матери в лечении аутизма». Эта работа возглавила список бестселлеров, а Дженни вошла в сообщество родителей, чьи дети больны аутизмом. 4 июня 2008 года они организовали «Марш аутизма» — взрослые и дети прошли колонной по Вашингтону. Накануне Джим очень переживал: Эван может испугаться толпы, уличного шума. Но Дженни решительно заявила: «Если, не дай Бог, что-то случится, Эвана заберет няня. Но я уверена: наш парень будет держаться молодцом. Ты понесешь его на руках, ему должно понравиться». И мальчик в самом деле остался доволен: все участники марша надели одинаковые зеленые футболки с надписью «Природа — наша вакцина». Сын показывал пальцем на взрослых и детей со словами: «Как у Эвана, все как у Эвана!»
Дженни считала, что сын стал аутистом из-за вакцинации.
— Понимаешь, — объясняла она Джиму в самом начале их отношений, — в 1989 году грудничкам в Америке делали всего десять прививок, аутизм был редкостью. А сейчас ребенок до года переносит 36 прививок. Это в два раза больше, чем в других странах. Организм не успевает справиться с одной интоксикацией, а уже получает новую. Аутистов стало в десятки раз больше, а наши педиатры делают вид, что проблемы не существует. Еще бы: на вакцинах зарабатывают миллиарды! Бизнесменам плевать на детей.
— Родная, — сказал тогда Джим, — мы поставим медиков на уши. От моей популярности должен быть прок в хозяйстве.
Кэрри сказал — Кэрри сделал. Они с Дженни стали членами организации DAN! («Defeat Autism Now!», то есть «Победим аутизм сейчас!»). Об аутистах начали говорить в десятки раз чаще.
Дженни восхищала всех: она сумела вылечить сына и могла бы больше не беспокоиться. Но Дженни дала клятву: «Когда я узнала о болезни сына, попросила Бога: помоги мне вылечить его! Если у меня получится, я сделаю все, чтобы спасти других».
Через год диагноз был снят. И она держит слово.
Маму вылечила белая мышь
В силу молитвы Джим верил не меньше, чем Дженни. Когда он был во втором классе, учительница призналась им: «Мечтая о чем-нибудь, я молюсь Деве Марии. Обещаю сделать что-то хорошее — помириться с сестрой или помочь одинокому старику, который живет по соседству, — если Дева Мария исполнит мое желание. И все сбывается». У Джима загорелись глаза, в голове моментально возник список желаний, в котором перво-наперво значился велосипед. Мечта была несбыточная — родители не могли сделать ему такой дорогой подарок. Каждый вечер перед сном Джим молился: «Дева Мария, сделай так, чтобы у меня появился велосипед! А я за это постараюсь все устроить так, чтобы мама забыла про свои болезни». Через пару недель он обнаружил в гостиной то, о чем так давно грезил. Оказалось, отец выиграл в лотерею, в которой даже не участвовал: билет купил его друг, заполнил на имя Перси Кэрри — и подарил на какой-то очередной праздник. Свалившиеся с неба деньги глава семьи потратил на подарки жене и детям.
Джим уверовал в высшие силы. Но, усевшись на велосипед, он вдруг вспомнил, что пора выполнять свою часть «договора». Кэтлин Кэрри часто неважно себя чувствовала — у нее были больные почки. Джим решил, что будет ее веселить, тогда мама перестанет грустить. Мальчик взялся за дело. Вечером он лег спать в тапочках, ему казалось, что это ужасно смешно: мама придет поправить одеяло, а он — обутый. Джим уснул, довольный собой. А утром проснулся босым. Тапочки стояли на полу, в каждом лежала записка. В правом такая: «Нам нравится спать на полу. Под одеялом нам жарко», а в левом — «Пожалей нас, хозяин Джимми!». Тогда он устроил засаду в платяном шкафу. Когда мимо проходила мама, он выпрыгнул с криком: «Я Кинг-Конг!» Мама испугалась и принялась его отчитывать. Но лучшим номером в программе Джима стала белая мышка, которая повергала маму в ужас. Джим выпускал зверька из клетки, мышка сновала по дому, а мама, громко визжа, спасалась бегством. Так мама забывала о болезни. Но на самом деле больше всего ей нравилось наблюдать, как сын пародирует перед зеркалом актеров, певцов, политиков. Ее муж Перси Кэрри тоже любил посмеяться, особенно в молодости. И не унывал, даже если попадал в безнадежное положение.
Я решил, что признание мне не светит
Джиму было 13, когда на предприятие, где Перси Кэрри работал бухгалтером, пришло новое начальство. Последовали увольнения, и 42-летний Перси остался не у дел. Поначалу оплачивать счета родителям помогал старший сын Джон. Затем дочь Рита устроилась работать няней. Но Перси не собирался сидеть у детей на шее. Из уютного Берлингтона семья переехала в промышленный район Онтарио. Отца взяли охранником на фабрику, производящую титановые колеса, предоставили жилье в каменном доме по соседству. За это по договору члены семьи должны были работать ночными уборщиками. «Мы отмывали цеха, кабинеты и туалеты, — вспоминал Джим. — Заходя в очередной туалет, я впадал в отчаяние и ярость, молотил кулаками по стене так, что от ударов оставались вмятины».
Ночью Джим работал на фабрике, а утром шел в школу и… засыпал на уроках. Однажды у него сдали нервы: «Я больше не буду ходить в эту идиотскую школу! Меня не волнует образование, мне это не нужно. Все, чего я хочу, — как следует высыпаться». Кэрри бросил школу, и никто не смог переубедить его. Но работать он не перестал. Поскольку их дом был в двух шагах от предприятия, ему стало казаться, что он проводит на фабрике все свое время. «Давайте уедем из этого адского места, — умолял он родителей. — Посмотрите, в кого мы превратились! Мы выкрутимся, мы все сможем».
И отец бросил работу, так же как Джим школу. Семейство Кэрри выселили из дома. Они переехали к Патрисии, замужней сестре Джима. Ее дом был слишком мал, поэтому родных пришлось разместить в старом трейлере Volkswagen, стоявшем во дворе, и в палатке, разбитой на газоне. Перед сном те, кто устроился в трейлере, перешучивались с обитателями палатки, и, казалось, весь этот безработный табор был гораздо счастливее, чем раньше.
«Это тяжелое время научило меня ничего не бояться, — признавался потом Джим. — Не делать того, чему противится душа, идти за мечтой. Я продолжал кривляться перед зеркалом и грезить о работе комика. Однажды папа повез меня в Торонто, в комедийный клуб «Юк-Юк». Номер мы подготовили вместе. Перед началом я испытывал невероятный трепет. Но с первых секунд стало ясно, что признание мне не светит. Хозяин заведения стоял за сценой и бубнил в микрофон: «Ужасно скучно, ужасно…» Спасибо, хоть тухлыми яйцами не закидали».
На обратном пути отец похлопал Джима по плечу: «Все нормально! Мы заменим куски, которые не понравились хозяину, и приедем снова. Не молчи, Джимми!» Но у юноши не было слов.
Следующие два года они свершенст¬во¬вали номер и обкатывали его на домашних. И только когда позор забылся, Джим снова поехал в «Юк-Юк». На этот раз хозяин остался доволен. Кэрри очень быстро прославился на всю Канаду, но этого оказалось мало. 19-летний юноша отправился покорять Голливуд.
Деньги не принесли мне счастья
Джим знал: чтобы добиться успеха, надо самому поверить в него. Он каждый вечер выходил на шоссе Малхолланд-драйв, садился на обочину и повторял слова, от которых его трясло: «Я один из величайших актеров в мире. Я работаю с самыми лучшими режиссерами и снимаюсь в гениальных фильмах». Как-то он выписал себе чек на $10 млн, обозначил и дату получения этой астрономической суммы — 26 ноября 1995 года. За полгода до указанного числа он действительно получил гонорар в $10 млн.
Но чтобы дожить до этого дня, нужно было столько всего сделать! Юное дарование оценили в знаменитом «Клубе Комедии». Через год журнал People назвал его одним из лучших молодых пародистов, продюсеры сериала «Утиная фабрика» пригласили Кэрри на главную роль. Джиму было 22, его карьера набирала обороты, он стал хорошо зарабатывать. «Мама, папа, я так соскучился, приезжайте! — говорил Джим родным по телефону. — Вы будете обедать в ресторане, в который ходит Де Ниро, маме купим платья как у Элизабет Тейлор. Скоро я буду купаться в роскоши, мне нужна ваша компания. Я хочу, чтобы вы жили со мной». Кэтлин и Перси считали Голливуд чем-то невероятным. Они приехали и приготовились наблюдать за превращением младшего сына в звезду. Но реальность оказалась не такой радужной. Сериал «Утиная фабрика» закрылся через 13 недель. Новых ролей Джиму не предлагали, выступать с пародиями он не мог — у Кэрри началось эмоциональное истощение. Деньги таяли на глазах, содержать родителей оказалось дороже, чем он думал, — мама снова заболела, лекарства и врачи стоили недешево. Он обещал родителям рай, а теперь должен был отправить их назад в Канаду.
— Ерунда, сынок, не переживай, — успокаивала мама. — Когда тебе снова заплатят пару миллионов, мы вернемся.
— Простите… — Джим чуть не плакал.
После их отъезда уже ничего не мешало ему провалиться в депрессию — Джим сидел дома и лепил фигурки из глины. Наконец он решил вернуться в «Клуб Комедии», и положение удалось поправить. Но родители больше так и не попали в Голливуд. У Джима появилась семья. Кэрри обожал нянчить маленькую дочку, менял ей подгузники, кормил из бутылочки. Это было счастливое время. А в 1991 году ему позвонила сестра: «У мамы рак. Лечение очень дорогое, вся надежда на тебя». Разумеется, Кэрри при первой же возможности примчался в Канаду. Мама умерла при нем, будто ждала сына, чтобы попрощаться.
Меньше чем через год Кэрри стал звездой Голливуда, но это его не слишком радовало — он развелся с женой, а несколько месяцев спустя потерял отца. Перси умер от рака легких — он даже не пытался бороться, слишком тосковал по супруге. На похоронах папы Джим подошел к гробу, чтобы попрощаться.
Он достал из бумажника тот самый чек на $10 млн, который некогда выписал себе, и засунул его в карман пиджака отца со словами: «Знаешь, пап, я все-таки справился».
Потом были роли в нашумевших комедиях. Но чем смешнее он играл, тем хуже себя чувствовал: короткие романы ни к чему не приводили, бывшая жена затаскала его по судам, требуя увеличить сумму алиментов. На редких свиданиях дочка с маминой подачи упрекала: «Папа, ты снимаешься в пошлятине!» Недолгий второй брак, разорванная помолвка с Рене Зеллвегер… Он мучился бессонницей, искал спасения в антидепрессантах. В одну из ночей, ворочаясь в кровати, Кэрри вспомнил о том, как когда-то в детстве заполучил велосипед. «Мои миллионы не смогли продлить жизнь маме и папе. Деньги не принесли счастья и мне, — прошептал он. — Прошу тебя, Дева Мария! Пошли мне любовь, а я обещаю сделать кого-нибудь счастливым. На кого укажешь…» Джим думал об этом и на следующий день, собираясь на вечеринку Дэвида Спейда. Дальше вы знаете.
Елена ФОМИНА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»)
