Он начал в патрульно-постовой службе, 7 лет руководил столичной милицией, затем работал первым заместителем министра МВД и после этого — заместителем генерального прокурора. Решающий период службы Тарлецкого пришелся на время, когда распадалась огромная страна, рушились государственные институты и привычные устои, а люди, включая и профессионалов, были дезориентированы. Зато быстро «ориентировались» криминальные элементы. Чтобы им противостоять — в условиях формирования независимого белорусского государства, — приходилось принимать решения, каких прежде никто не принимал. Были нужны и смелость, и профессиональный опыт. Борис Тарлецкий смотрел в лицо террористу, который держал в руках 4 кг тротила. Он первым в СССР применил в дактилоскопии компьютерные технологии. Его усилиями была изменена даже конструкция входных дверей в жилых домах…
Вехи
— Борис Казимирович, решения, которые вы принимали в разных должностях, существенным образом определяли эффективность работы милиции. Когда вы осознали такую ответственность?— Более-менее значимым руководителем я стал в 1984 году, когда в возрасте 35 лет был назначен начальником Фрунзенского РУВД Минска. До того был начальником розыска. Я очень волновался. Смогу ли ответить на любой вопрос подчиненных, сумею ли принимать нужные решения? Днем занимался службой, а ночью изучал обстановку, приказы, нормативные документы... Но первым делом познакомился с руководителями всех крупных предприятий района, чтобы эффективнее предупреждать правонарушения и преступления. Это удалось. Реально заработали советы профилактики, народные дружины. Фрунзенский РУВД завоевал переходящее Красное знамя...
В 1987-м мне предложили должность заместителя начальника УВД Мингорисполкома по оперативной работе.
— В это время, помнится, перестройка уже перестала быть управляемой, если вообще была таковой...
— 87-й еще был более-менее спокойным, хотя уже появлялись новые формы преступности. Кто постарше, помнит магазины «Ивушка» и «Березка», где иностранные товары продавались за чеки. Они пошли в оборот, мошенники научились их «заламывать». Расплодились наперсточники, начали формироваться устойчивые преступные группы, за которыми были и разбойные нападения, и убийства. И тогда мы решили создать самостоятельную службу, которая работала бы не от преступления к лицу, а от лица к преступлению. Потому что те, кто занимался обманом и мошенничеством, в большинстве были известны.
Такую структуру мы создали, это был прообраз комитета по борьбе с организованной преступностью. Стали разбираться с квартирными кражами, число которых резко возросло. Тогда подъезды не закрывались, а двери квартир открывались только внутрь. Так называемые французские замки считались надежными. Оказалось, что вскрыть их — минутное дело для профессионала. Но проще было взломать дверь плечом. Замки производили в Минске, и по нашему предложению их сделали более совершенными. С дверьми было сложнее. Считалось, что такая конструкция облегчает эвакуацию при пожаре. После нашего обращения в Совет Министров нормы были пересмотрены, двери стали открываться наружу.
На то время пришелся и пик автомобильных краж: снимали колеса, лобовые стекла, угоняли машины. Мы впервые организовали охраняемые стоянки, для начала возле проходных крупных предприятий.
В те годы эксперт исследовал отпечатки пальцев вручную, с лупой. За день мог отработать не более десятка: изматывающий процесс! Иностранные автоматизированные системы стоили огромных денег. Тогда с начальником экспертно-криминалистического центра Александром Комаровым мы обратились в БГУ, где по нашей просьбе была разработана программа. Помню модель ЭВМ, которую тоже производили в Минске, — ЕС 1841. Купили. Она в автоматическом режиме круглосуточно сличала отпечатки. Мы сделали это первыми в Союзе. На то время пришелся пик в раскрытии преступлений прошлых лет.
Время было непростое: неформальные течения, бум кооперативного движения... Некоторые наши сотрудники попали под чье-то влияние или захотели быстрых денег. Но костяк профессионалов мы сохранили.
Упомяну один эпизод. Преступники украли оргтехнику и программное обеспечение института, где обследовались и лечились пострадавшие в Чернобыле. Пропали истории болезни, диагнозы, результаты обследований... Территориально институт к Минску не относился. Но мы провели хорошую, профессиональную оперативную комбинацию, о деталях которой и сейчас не расскажу. Похитителей нашли, оргтехнику вернули. На должность начальника УВД меня назначал уже победивший на выборах Президент.
Заложники
— Напомните, пожалуйста, про эпизод, за который вас наградили медалью «За отвагу»...— В освобождении заложников я участвовал дважды.
События, о которых вы говорите, произошли 11 июня 1996 года, когда я был начальником УВД Мингорисполкома. Кстати, приложил руку к преобразованию его в ГУВД, главное управление. Почему? Чтобы поднять значимость столичной милиции, которая всегда отличалась не статусом, а повышенной профессиональной нагрузкой. Инициативу поддержали.
…В тот день, получив информацию около восьми, я сразу выехал на место, не дожидаясь никакой группы. Поднявшись на второй этаж детсада, увидел такую картину. Большое помещение ясельной группы. Столы повалены, за ними лежат на полу дети. На стуле сидит мужчина с «дипломатом». От руки тянется тросик.
Я говорил с ним минут 10 — 15: какие требования, чего ты хочешь? Ответы были невразумительны. Вскоре стали подъезжать руководители МВД, КГБ, Генпрокуратуры, Службы безопасности Президента. Главный вопрос: есть ли у преступника взрывчатка?
Служба безопасности доставила прибор. Преступник к тому времени потребовал, чтобы к нему привезли ведущего телепрограммы «Взгляд» Любимова. Сотрудника с прибором, который изображал журналиста, преступник подпустил достаточно близко. Прибор показал: в чемодане — взрывчатка.
Малыши, воспитатели, нянечки… Наших тоже немало: штаб операции был в том же крыле. А дети стали проситься в туалет или попить. Террорист стал их отпускать. И тут ко мне подбежала воспитательница: «Окно туалета выходит во двор, к нему можно приставить лестницу...» Приставили. Юра, замкомандира «Алмаза», стоял на ней и принимал детей. Замгенпрокурора Кондратьев отвлекал разговором преступника. Когда тот увидел, что детей уже нет, сказал что-то такое: «Ну, с...ки, тогда вас буду взрывать».
Команда на ликвидацию. Выстрел был точным, в лоб. «Дипломат» упал, задымился, его выбросили через окно… В нем было четыре килограмма тротила и два килограмма поражающих элементов. Взрыватель должен был сработать, если «дипломат» выпадет из руки террориста или если он дернет за тросик. Почему-то не сработал. Если бы взорвался, могли бы и перекрытия сложиться...
Потом меня представили к назначению на должность начальника УВД. Работы хватало, ситуация была сложной. На 10-летие чернобыльской трагедии в городе проходило массовое несанкционированное политическое действо, когда нам приходилось туго. Вмешались представители УНА-УНСО, которые вели себя очень активно. Но я всегда был уверен в своих подчиненных: не подведут, не откажутся выполнять команды. А команды были такие: обеспечить охрану общественного порядка при массовых мероприятиях, санкционированных или нет. Всеобщую безопасность, для правых и неправых.
Взаимодействие с городской властью было очень хорошим. А вот технического оснащения не хватало. Для видеосъемки даже не было специальной машины. Пришлось в одной просто прорезать крышу...
При этом мы не забывали основную задачу милиции — борьбу с преступностью. Именно в это время создали подразделение по раскрытию преступлений в сфере высоких технологий. На днях узнал, что подобное хотят создать в российском МВД. Мы уже тогда видели, что появляются технологии, которые и преступникам помогают. Никаких взломов и грабежей: сидишь перед компьютером и крадешь. Мы cработали на упреждение. Если в некоторых сферах число преступлений и сокращается, то в этой — растет и будет расти.
Мы создали подразделение по раскрытию преступлений прошлых лет. Уж так была построена структура милиции, что основное внимание уделялось раскрытию преступлений по горячим следам. И когда год заканчивался, прежние преступления уходили на задний план... Посмотрели статистику: по городу более 400 тысяч преступлений оставались нераскрытыми. Ситуацию удалось переломить.
Ну и, конечно же, мы старались создать нормальные условия для работы. Реконструировали здание ГУВД, нарастив 2 этажа. Построили здания Фрунзенского и Центрального РУВД, реконструировали Ленинский и Октябрьский.
Напутствия
— Следите ли вы сейчас за работой милиции, по каким источникам? Что в работе милиции вас радует или, возможно, тревожит? С высоты своего опыта — что пожелаете действующим коллегам, руководящим и рядовым?— За милицию, конечно, переживаю — как за свою дочь. Поначалу она была учительницей, но потом, видя работу отца, пошла по моим стопам. Возможно, зародится династия. За работой милиции наблюдаю по многим источникам: интернет, пресса, телевидение, окружающая жизнь, наконец.
Мне бы хотелось, чтобы авторитет милиции повышался. С удовлетворением вижу, как работают созданные при мне пресс-службы. Вижу проблемы: они решаются. Когда я был первым заместителем министра и возглавлял криминальную милицию, мы одними из первых в Союзе применили полиграф. Хороший инструмент. Но его недостаточно, чтобы предъявить обвинение или водворить человека в изолятор. Он лишь подсказывает, что с этим лицом надо работать.
Меня угнетало, когда на полиграфе стали проверять коллег. Некоторым не присваивали звание, не назначали на должность, увольняли... Какой осадок остался у этих людей, в их семьях?.. Знаю, что новый министр отменил эту практику. Мудрое решение. Я спокоен и за свою прежнюю должность начальника ГУВД, которую занимает Иван Кубраков.
Мне в целом нравится наша смена. Знаком, например, с начальником управления по предотвращению преступлений в сфере высоких технологий. Приятно с ним поговорить: образован, эрудирован, влюблен в свою работу. Таких немало. Это вызывает гордость.
Где бы я ни работал, у меня был девиз: сделай все, что можешь. Бывало, что мы работали ночами. Зато потом и потерпевшему можно было спокойно смотреть в глаза, и себе сказать: я сделал все, что мог. Такого отношения к службе хочу пожелать всем.
ponomarev@sb.by