...Сентябрь 1964 года. Километрах в пятидесяти от Минска по дороге в витебском направлении руководители тогдашней Беларуси Кирилл Мазуров и Тихон Киселев совершенно случайно среди леса набрели на заросшее бурьяном поле, бывшее когда–то пашней. В его центре на взгорье высилось десятка два обгорелых печных труб, кое–где проглядывали остатки серых каменных фундаментов. «Хатынь», — буднично–горько обронил оказавшийся рядом пожилой пастух. Так впервые прозвучало трагическое название деревни, скоро превратившееся в набат памяти белорусского народа.

В каждой стране в любой период ее истории обязательно есть люди–знаки, люди–вехи, масштаб личности которых во многом определяет направление развития государства и общества. К плеяде таких деятелей относится и Кирилл Трофимович Мазуров. Хотя, возможно, сегодня это имя молодому поколению говорит не так уж и много. О чем, безусловно, можно только сожалеть — хотя бы потому, что для принятия верных и эффективных государственных решений в будущем все же стоит знать подоплеку происходившего со страной и народом в прошлом, тем более не столь отдаленном. «История — память народа, а память — кладовая опыта», — написал сам Кирилл Трофимович в предисловии к своей книге мемуаров «Незабываемое», где кратко рассказал и ту, незабываемую, историю открытия сегодня всемирно известной Хатыни.

25 марта исполняется уже 100 лет со дня рождения Кирилла Трофимовича. Действительно немало! И все–таки для старшего поколения Мазуров все еще деятель не столько истории, сколько их собственной жизни, человек, разделивший со всем белорусским народом, с каждым своим современником общую судьбу, отправными точками которой стали — война, страдания, мужество, победа и, конечно, огромный самоотверженный труд.

Родился Кирилл Мазуров в 1914 году в деревне Рудня–Прибытковская ныне Гомельского района в крестьянской семье, поэтому объяснять, откуда берется хлеб — именно хлеб, а не булки, — ему не требовалось с младенческих лет. В 1933 году окончил вполне земной автодорожный техникум в Гомеле. Затем служба в армии, работа на железной дороге, далее комсомольско–партийная стезя. Все — в БССР.

1941 — 1942 годы — армия, ранение. В сентябре 1942–го получил направление в тыл немецко–фашистских войск в Белоруссии как представитель Центрального штаба партизанского движения, пробыл в партизанских лесах и подполье до конца 1943 года. Там же продолжалась и его работа молодежного лидера, после победы выросшая в весьма немаленькие по статусу комсомольские, партийные и государственные должности. В 1953 — 1956 годах К.Мазуров — председатель правительства Белорусской ССР. В 1956 — 1965–м — первый секретарь ЦК КП Белоруссии: по тем временам — главный руководитель в республике. В 1965 — 1978 годах — первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, член Политбюро ЦК КПСС. На пенсию Кирилл Мазуров ушел в 1978–м. Жить остался в Москве. Умер в декабре 1989 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Сегодня мы предлагаем взглянуть на личность Героя Социалистического Труда К.Мазурова как бы с двух противоположных сторон — семейно–домашней и официально–служебной: о том, каким был Кирилл Трофимович, вспоминают его дочь Наталия и коллега по работе, бывший председатель Минского горисполкома и министр в белорусском правительстве Василий Шарапов. Нельзя не заметить, что, несмотря на разность исходных позиций, вывод у рассказчиков одинаков: в любых обстоятельствах Кирилл Мазуров оставался верен принципам человеческой скромности, выдержанности, а главное — верности Родине, преданности долгу и делу.

Он был рулевым

Кому в городе быть хозяином

В 1946 году я работал секретарем Сталинского райкома партии в Минске. Значительную часть моего рабочего времени в эти дни занимало строительство автомобильного и тракторного заводов. С отправкой части немецких военнопленных на родину остро встал кадровый вопрос, и по комсомольскому призыву прибыла группа из 500 ребят, большей частью сельской молодежи. В деревне Будилово, ныне улица Буденного, разбили палаточный городок, куда каждый день наведывались руководители райкома и райисполкома. Во время одной такой встречи с молодыми рабочими я заметил, как в палатку вошел невысокий человек в военной одежде и скромно присел в сторонке. После окончания беседы он представился и спросил мое имя. Так я познакомился с Кириллом Трофимовичем Мазуровым, в то время секретарем ЦК ЛКСМБ, который тоже частенько заглядывал в палаточный городок. В тот вечер беседа с молодежью затянулась до позднего вечера. Транспорта уже никакого не было, и мы с Мазуровым возвращались пешком, по пути я рассказал о своем боевом прошлом, он — о своем. Оказалось, что мы почти ровесники. Во время войны, с 1942 года, Кирилл Мазуров находился на оккупированной территории, принимал активное участие в боевых действиях против фашистских захватчиков. Как непосредственный участник партизанского движения прекрасно знал степень участия в нем многих подпольщиков и партизан. Историческая справедливость в восстановлении доброго имени Минского подполья восторжествовала во многом благодаря политической воле Мазурова.

После окончания Высшей партшколы при ЦК КПСС Кирилл Трофимович несколько лет работал первым секретарем Минского горкома, а затем и обкома партии. Шли сложные годы восстановления города, строительства заводов и фабрик, жилья, значительного укрупнения сельских районов. Мне доводилось часто встречаться с Мазуровым на всевозможных мероприятиях. Сегодня о руководителях советского периода не принято говорить хорошо. Это совершенно незаслуженная оценка. Кирилл Мазуров и большинство его сподвижников были интеллектуалами, талантливыми организаторами, умевшими сплачивать вокруг себя огромные коллективы, людьми, бесконечно преданными своему делу, ставившими общественный долг выше личных интересов.

С 1954 года я работал на должности председателя Минского горисполкома. С самого начала статус горисполкома откровенно удручал меня — по сути дела, исполнительный комитет не являлся в городе полновластным хозяином. Формируя бюджет, требовалось по многим позициям согласовывать свои действия с отраслевыми министерствами, при этом всегда оказываясь в роли просителя. Точно так же обстояло дело с освоением капиталовложений. Собственной материально–технической базы город не имел... Но быть просителем я не умел и не хотел. А попытки повысить статус горисполкома, развязать ему руки в решении оперативных вопросов встречали сопротивление. Нужно было что–то предпринимать. Поразмышляв, я обратился за помощью к Председателю Совета Министров Мазурову. Кирилл Трофимович выслушал мой доклад внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. И, подумав немного, предложил отправиться в Ленинград за опытом.

В Ленинграде я пробыл больше недели и, вернувшись в Минск, составил программу кардинального переустройства системы городского хозяйства. Речь шла о передаче горисполкому всех функций по развитию и управлению городом, для чего требовалось создать целый ряд управлений и проектный институт. Думаю, если бы не настойчивость Мазурова, ничего мне не удалось бы сделать. Но Кирилл Трофимович полностью поддержал все мои предложения и помог в их реализации. Это была победа...

Квартирный вопрос для американца

Вспоминается и такой эпизод общения с Кириллом Трофимовичем.

В конце декабря 1959 года меня вызвали к Мазурову. Причина вызова прозвучала сразу же:

— Надо дать квартиру одному американцу.

— Американцу?!

Наверное, изумление на моем лице было настолько неподдельным, что Мазуров даже улыбнулся:

— Да, американцу.

И рассказал: 19–летний американский пехотинец Ли Харви Освальд, начитавшись коммунистической литературы, решил, что должен навсегда порвать с США и переселиться в Советский Союз. Просьбу удовлетворили, а постоянным местом жительства определили Минск.

8 января 1960 года ко мне заявился сам Ли Харви Освальд. Русского языка он практически не знал, общались через переводчика. Освальд вел себя эмоционально. Не скрывал радости, что Минск оказался не в Сибири, как ему представлялось, а в центре Европы. Долго рассказывал о том, как пришел к коммунистическому мировоззрению, на чем свет стоит ругал общественный строй США. Я сообщил Освальду, что по решению горисполкома ему выделена двухкомнатная квартира в центре города. На этом, собственно, мы и расстались.

Хрущевские заморозки

Отдельно хотелось бы остановиться на взаимоотношениях К.Т.Мазурова с Первым секретарем ЦК КПСС Н.С.Хрущевым. Последний часто приезжал в Белоруссию, и не всегда по работе, а Мазурову по должности надо было встречать, провожать и сопровождать Никиту Хрущева.

Мазуров вспоминал, что у него был большой спор с Никитой Сергеевичем и по приусадебным участкам, которые предлагалось объединить в общественные хозяйства, и по насаждению кукурузы вместо кормовых трав и картофеля.

Свидетелем одной из таких перепалок пришлось стать и мне. Тогда Хрущев участвовал в республиканском совещании передовиков сельского хозяйства: расхваливал кукурузу, критиковал колхозников за то, что те не хотят расставаться с приусадебными участками, много сил и времени тратят на выращивание домашнего скота. Посетил колхозы «Новый быт» и имени Гастелло, где высказал мнение о том, что надо кардинально менять сельский уклад. А в качестве культурной программы решили сводить высокого гостя на премьеру в театр оперы и балета. В ложе вместе с Хрущевым находились К.Мазуров и П.Машеров. Поговорив об архитектуре, гость перешел к поэзии, выразив возмущение, что некоторые молодые поэты в угоду форме пренебрегают содержанием. Разговор требовалось как–то поддерживать, и Петр Миронович, в то время секретарь ЦК КПБ, процитировал кого–то из поэтов–классиков.

— Вот настоящая поэзия! — похвалил Хрущев и посмотрел на Мазурова: — Может быть, и ты, Кирилл Трофимович, что–нибудь прочтешь нам?

Мазуров, не меняя строгого выражения лица, ответил:

— С удовольствием прочту, Никита Сергеевич! Правда, помню только частушки о кукурузе.

Наведение мостов

Практически сразу после отстранения Хрущева Мазурова перевели в Москву и назначили первым заместителем Председателя Совмина СССР, а затем избрали членом Политбюро ЦК КПСС. Естественно, наши встречи стали значительно реже, и я обращался к нему за помощью только в тех случаях, когда другого выхода у меня не было. Запомнилась ситуация, когда я работал уже министром–дорожником. Дело касалось строительства мостов.

Крупные мосты в то время строились в основном из железных ферм, которые устанавливались на бетонные опоры. Но металла высокого качества в стране не хватало, а тот, что был, забирал Трансстрой со своими гигантскими стройками в Сибири. Даже Госплан Союза ничем помочь не мог. Пришлось снова беспокоить Мазурова. Он сразу назначил мне день и час. Встретил очень приветливо, стал расспрашивать о делах. Мы вспомнили, что Кирилл Трофимович по первой своей специальности — дорожник, более того, первым объектом, где работал прорабом, был мост в Гомельской области через Днепр, недалеко от Речицы. Затем я рассказал ему о нашей проблеме — раздробленности мостового хозяйства и невозможности самостоятельно строить крупные объекты. Кирилл Трофимович, истинный патриот своей Родины, всегда старался помогать по мере сил и возможностей. Вот и здесь, не откладывая дело в долгий ящик, немедленно снял телефонную трубку и обратился к министру финансов Союза В.Гарбузову с предложением разрешить в Белоруссии создать трест «Мостострой», а для детального разговора попросил министра принять меня. Я встретился с Василием Федоровичем, и через некоторое время из Госплана Союза пришло разрешение на создание нужного нам треста.

В последний раз Кирилла Трофимовича я видел, когда он уже вышел на пенсию — где–то в середине восьмидесятых годов, на его личной скромной даче под Москвой. Мазуров приветливо встретил меня, усадил за стол, мы несколько часов беседовали — вспоминали совместную работу, наших друзей–товарищей, прожитые годы...

Оценивая работу в те годы, могу сказать, что Белоруссии повезло с руководителями. Все они были людьми грамотными, ответственными, мудрыми, демократичными, открытыми, бережно относились к кадровым работникам всех уровней. Так получилось, что со всеми послевоенными руководителями мне довелось работать: П.К.Пономаренко, Н.С.Патоличев, К.Т.Мазуров, П.М.Машеров, Н.Н.Слюньков были очень сильными «рулевыми», но лучшим из лучших, на мой взгляд, стал, безусловно, Кирилл Трофимович Мазуров.

Василий ШАРАПОВ, Минск.

Об авторе

Василий Иванович Шарапов родился в Крупском районе в 1916 году. Во время Великой Отечественной войны — командир бронепоезда, заместитель командира дивизиона тяжелых ракетных установок.

С 1954 по 1968 год — председатель Минского горисполкома. С 1972 по 1989 год — министр строительства и эксплуатации автомобильных дорог БССР.

Награжден тремя орденами Отечественной войны I степени, орденами Красной Звезды, и другими высокими наградами.

Хрущев называл его «этот партизан»

Каждый день в моей жизни звучит имя Кирилла Мазурова. Живу рядом с улицей его имени в новом минском районе Сухарево. Трасса имени Мазурова есть и в гомельском Мельниковом Луге. О чем вам говорит эта фамилия? Для истории нашей страны она знаковая. Достаточно сказать, что этот человек был вторым белорусом в истории, возглавившим Коммунистическую партию республики. До него все руководители КПБ (за исключением уроженца Мядельщины Василия Шаранговича — в краткий период с марта по июль 1937–го) присылались из других регионов СССР.

Чтобы отметить основные вехи биографии Мазурова, я сперва обратился за помощью к Вячеславу Селеменеву, главному архивисту Национального архива. По его мнению, роль Кирилла Трофимовича в истории Беларуси ХХ века еще предстоит переосмыслить:

— Ему, в частности, принадлежит заслуга увековечения памяти Минского антифашистcкого подполья. В 1954–м, когда Мазуров возглавлял правительство, в Минске открыли монумент на Круглой площади, ныне — Победы, один из символов города. Подпись Кирилла Трофимовича стоит под распоряжением Совета Министров БССР о разработке проектов памятника защитникам и музея обороны Брестской крепости.

Каким Мазуров был человеком, а не только политиком, как сложилась судьба его потомков — об этом я попросил рассказать его дочь Наталию Капитонову, которая живет в Москве. Она — доктор исторических наук, более 40 лет преподает в Московском государственном институте международных отношений, является крупным специалистом по внешней политике Великобритании второй половины ХХ века.

— Как уезжал ваш отец из Минска на повышение в Москву: с удовольствием или с сожалением, что покидает родину?

— Со смешанными чувствами. Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР — это был, конечно, очень высокий пост. Отец стал первым в истории белорусом, который поднялся до такой должности в союзном руководстве. Никакого эмоционального подъема или радости по поводу отъезда в Москву никто из нас не испытывал. Уезжали мы в неизвестность, было страшновато — как там сложится на новом месте...

В Москве друзей среди коллег по Политбюро отец не приобрел, но с белорусскими руководителями, которые приезжали на пленумы и съезды, встречался регулярно, равно как и с теми белорусами, которые жили в Москве.

Мне хотелось бы напомнить, об этом мало кто знает, что Мазуров в Москве курировал работу 29 министерств и ведомств, возглавлял комиссию Политбюро по строительству Байкало–Амурской магистрали, курировал строительство Асуанской плотины в Египте.

— Говорят, что Мазуров не всегда находил общий язык с Хрущевым. Это был личный конфликт или стремление белорусского руководителя вести самостоятельную политику?

— С Хрущевым отношения были сложными. Ничего личного в них, конечно, не было. Более того, впоследствии отец говорил, что ему импонировали трудолюбие Никиты Сергеевича, его работоспособность, бескорыстие. Но характер у Хрущева был взрывной и эмоциональный, он увлекался различными идеями, которые, как считали в руководстве Белоруссии, республике совсем не подходили — например, сокращение промысловой кооперации, неоправданное насаждение кукурузы в ущерб традиционным картофелю и кормовым травам, урезание приусадебных участков. Это грозило раскрестьяниванием Белоруссии и, конечно, не могло не порождать конфликтов. Надо знать характер отца: он никогда не был слепым исполнителем, всегда руководствовался здравым смыслом. Безусловно, полностью игнорировать указания из центра он не мог, но эти распоряжения выполнялись минимально. Хрущев неоднократно обвинял отца в саботаже, а в периоды негодования называл его «этим партизаном».

— Обсуждали ли вы с Кириллом Трофимовичем события в Чехословакии 1968 года, в которых он активно участвовал. Каково было его личное отношение к ним?

— События в Чехословакии мы в семье не обсуждали. Мы вообще не знали, что решением Политбюро отца под псевдонимом Генерал Трофимов направили в Прагу осуществлять политическое руководство операцией «Дунай» (на самом деле его воинское звание было подполковник, а полковником стал только в 1987 году). Точнее, мама, конечно, все знала, но нам сказала, что отца отправили в Киргизию улаживать какой–то национальный конфликт. Какая там Киргизия, думали мы, когда такое творится в Европе!

Задача отца в Чехословакии состояла в том, чтобы предотвратить большую кровь, сдержать наши войска. Кстати, он не допустил уничтожения пражского телецентра, а такая идея была у наших военных. При этом чешская сторона не знала, кто такой Генерал Трофимов.

— Кирилл Трофимович участвовал в создании мемориального комплекса «Хатынь»...

— Да, идея создания мемориала принадлежала отцу и Тихону Яковлевичу Киселеву. Они рассказали об этой идее коллегам, которые ее, конечно же, поддержали, а Петр Миронович Машеров с готовностью взялся довести эту идею до конца: мемориал, как известно, был открыт в 1969 году, уже после того, как отец уехал из Минска в Москву.

— Правда ли, что Хатынь для мемориала выбрали по созвучию с Катынью, чтобы, так сказать, отвлечь внимание от одной проблемы другой?

— На мой взгляд, это домыслы. Отец рассказывал, что набрели именно на эту деревню, созвучие названий — чистая случайность. Про Катынь тогда известно не было, полагаю, и отцу — эта тема возникла много позже, в период перестройки. Думаю, круг посвященных даже среди членов Политбюро был весьма ограничен.

— Хотя ваш отец ушел из жизни до провозглашения независимости Беларуси, интересно узнать, а допускал ли он такую возможность, мечтал ли о том, что когда–то его родина будет самостоятельной страной?

— О независимости Белоруссии когда–нибудь в будущем у нас в доме никогда не говорили. Мне кажется, что отец вряд ли об этом думал. Вообще, распад Советского Союза мы встретили со слезами на глазах. Я, грешным делом, подумала тогда: хорошо, что отец, который отдал столько сил процветанию и величию нашей страны, до этого не дожил. Не знаю, понравится ли вам мой ответ, но говорю так, как есть.

— А почему вы в своей научной карьере занялись исследованием внешней политики именно Великобритании?

— Я занимаюсь также британской историей и дипломатией. Меня всегда интересовало, почему Великобритания — совсем небольшая по территории и численности населения страна — имеет такой большой вес в мировой политике, играет существенную роль в международных отношениях. Великобритания — страна богатейших традиций, и мне всегда импонировало то, что к своим традициям британцы относятся бережно. Великобритания была нашим союзником во Второй мировой войне, не будем забывать, что в то время, как вся Европа покорилась Гитлеру, Великобритания продолжала сражаться в одиночку и сдаваться не собиралась.

— Беларусь по площади почти равна Великобритании, хотя и уступает ей по населению. Есть ли у вас интерес к прошлому и современности своей исторической родины?

— Стараюсь следить за тем, что происходит в Беларуси по публикациям в российских СМИ, радуемся, когда они объективны. Отрадно, что все побывавшие в Беларуси наши знакомые поражаются необыкновенной чистоте и ухоженности Минска и других городов, отличному состоянию дорог. Сожалею, что в моем российском паспорте теперь не указывается национальность (ее у нас убрали), но горжусь тем, что я белоруска.

Могу отметить любовь к народным и эстрадным белорусским песням, а также приверженность к белорусской кухне — драники остаются любимым нашим блюдом.

— Вы, ваши сестра и брат родились в Минске. Но большую часть жизни — с 1965 года — живете в Москве. По родине ностальгируете?

— Чем старше становишься, тем больше тянет на родину, так что ностальгия, не буду скрывать, есть. В последний раз приезжала в Беларусь десять лет назад, кроме Минска, побывала в «Хатыни». Стыдно, что до сих пор еще ни разу не посетила Гомель, родину отца. Надеюсь, что смогу осуществить эту поездку в ближайшее время. Считаю знаменательным, что День Независимости празднуется в Беларуси в день освобождения ее от фашистских захватчиков, это придает ему глубокий смысл. А самым главным праздником в нашей семье всегда был (и остался) День Победы.

— Кто из ваших родственников остался в Беларуси?

— У Кирилла Трофимовича есть три внука и шесть правнуков. В Минске остались родственники по линии мамы — ее младшая сестра Станислава Станиславовна, наша двоюродная сестра Галина (она работала в секретариате Верховного Совета Беларуси, сейчас на пенсии), ее дочь — красавица Алена, занимающаяся рекламным бизнесом. По линии отца — наши двоюродные братья Виктор, Александр и Сергей с семьями. Есть родственники в Барнауле. В Москве живут мой брат Виктор — кандидат экономических наук, долгие годы работавший в МИД СССР, младшая сестра Елена Мазурова — доктор экономических наук, уже около сорока лет работающая на экономическом факультете МГУ. К сожалению, вот уже 7 лет, как с нами нет мамы Янины Станиславовны... Мазуровы и их потомки, родственники представляют довольно серьезный и дружный клан.

Виктор КОРБУТ, «СБ».

Минск — Москва.

Фото из семейного архива Наталии КАПИТОНОВОЙ и Национального архива Республики Беларусь (предоставлено Вячеславом СЕЛЕМЕНЕВЫМ).

Советская Белоруссия №54 (24437). Суббота, 22 марта 2014 года.