Возрождение народной музыки сегодня превратилось в полноценное музыкальное направление с фестивалями, звездами, налаженной индустрией дисков и блестящими коммерческими шоу. Совсем недавно в Минске даже прошел первый масштабный фестиваль фолк–рока и модерн–фолка... Самое время вспомнить ту, с которой все начиналось. Тем более что сегодня мало кому известно: впервые народные песни зазвучали с эстрады в исполнении Ирмы Яунзем.
Мармелад и перец
В начале столетия «СБ» вернула своим читателям безнадежно (как казалось тогда) забытое имя Ирмы Яунзем... Теперь (время от времени) о ней стали вспоминать и другие издания, вышла книга мемуаров, в Минске на здании бывшей Мариинской гимназии по улице Карла Маркса, где когда–то училась Ирма Петровна, появилась мемориальная доска... Однако вся информация, которую распространяют о Яунзем сегодняшние газеты и Интернет (к слову, часто перевирая ее фамилию), сводится к одному и тому же набору шаблонных фактов. Причем непременно с восторженным советом послушать фантастическую певицу с нездешним именем из письма Максима Горького другу: «О, это мармелад и перец! Талантлива, как черт»... Нет, эти слова — не выдумка поклонников и биографов. Как и другие расхожие факты, подтверждено документально, что в репертуаре Ирмы Яунзем было более 5 тысяч песен на 60 с лишним (!) языках и наречиях. И абсолютная правда, что из Минска в Петербург она приехала в 1915 году со скромным узелком с бельем и 5 рублями в кармане, но покорила–таки своим голосом сначала строгих педагогов Петроградской консерватории, а после — весь мир. Правда и то, что народными песнями Яунзем увлеклась случайно, буквально в поисках пропитания. В своих дневниках она описала все очень подробно: «В 1921 году я с мужем приехала в Минск... Там в это время тоже было очень голодно. Весной с первыми теплыми днями мы вместе с сестрой отправились по белорусским деревням выменивать свои носильные вещи на продукты. А привезли мы оттуда... песни. Чаще всего их исполнителями были немолодые крестьянки... Как это ни курьезно, но продовольственная проблема в какой–то мере ускорила окончательное решение выбора моего амплуа...» Кстати, дневники Ирма Петровна вела до своих последних дней, хотя сейчас почему–то распространено мнение, будто фиксировать события своей жизни певица перестала еще до войны... Судя по всему, сильно преувеличены и слухи о ее богатстве — и в дневниках, и в письмах, сохранившихся в наших архивах, Яунзем подозрительно часто сетует на безденежье... Конечно, это никак не вяжется с образом успешной «народной артистки СССР», которую, как утверждают иные СМИ, короли и принцы богатых государств осыпали драгоценностями, пусть себе советская власть ее и «не жаловала»... Впрочем, перстни из рук сиятельных монархов певица действительно получала. Но народной артисткой СССР так и не стала. Истинная судьба Ирмы Яунзем — талантливейшей певицы, выбравшей не лучшее время и место для своего рождения, — не тот материал, на котором создаются мифы о символах эпохи. Слишком жестоко там все и нелепо...
О чем не поплачешь, о том не споешь
«Мне, Яунзем Ирме Николаевне, родившейся в 1927 году, невероятно сложно восстановить историю семьи по целому ряду причин, совершенно не зависящим от меня... Я убеждена, что все семьи, подвергшиеся репрессиям со времени утверждения советской власти, не смогут в полном объеме это сделать», — записала дочь Ирмы Петровны, когда 20 лет спустя после смерти ее когда–то феерически знаменитой матери вдруг решили выпустить книгу воспоминаний. Книга, кстати, тогда так и не вышла. Однако записки дочки сохранились... Вообще–то младшая Ирма Яунзем приходилась певице не дочерью, а племянницей. «Меня Ирма Петровна удочерила в 1933–м, и сколько я ни пыталась узнать, почему при родной маме, живущей вместе с нами, это было сделано, мне так и не объясняли... Но позже я начала понимать многое», — писала Ирма Николаевна.
Брак ее деда и бабушки — родителей Ирмы Петровны был отчаянным мезальянсом. Парень из семьи плотогонов не мог даже мечтать о женитьбе на гувернантке, служившей в благородном семействе Барклай–де–Толли. Однако вопреки всему семья получилась крепкой и счастливой, правда, для этого влюбленным пришлось бежать из Риги в Минск. Там у них родились четыре дочери, каждой из которой Петр Иванович постарался дать хорошее образование. На беду отца дочки выросли завидными невестами...
«В 1921 г. мой дед был расстрелян якобы за помощь адъютанту Савенкова, — вспоминает Ирма Николаевна. — В это время Ирма Петровна отсутствовала в Минске, она была на гастролях... Как я слышала от матери, суть была в том, что молодой адъютант Савенкова несколько раз был в доме деда, т. к. ухаживал за его младшей дочерью — Эльфой...»
Сестер арестовали, Эльфрида тронулась умом... Ирму отстранили от концертов, однако вскоре командировали в Москву преподавать в Государственном институте театральных искусств народное пение. Через год она издала сборник «60 народных белорусских песен». После напросилась в этнографическую экспедицию по Средней Азии с Ленинградской академией наук. Испытала на себе, что такое желтая лихорадка... А в 1926 году ее отправили с концертами по Сибири, Дальнему Востоку, Китаю, Корее и Японии.
В Томске Яунзем, как на работу, стала ходить в местный университет, где учились якуты, хакасы, ненцы... Днем она перенимала их говор, а вечером записывала незнакомые ей народные песни на фонограф, подаренный в память о первой научной экспедиции. В Харбине, где гастроли Яунзем произвели настоящий фурор, собиратели местного фольклора уже сами мечтали свести с ней знакомство...
До 1933 года Ирма Яунзем жила на гастролях в самом буквальном смысле. Советская пресса настойчиво требовала присуждения ей звания народной артистки... В это же время из Минска бежал муж ее сестры Эвелины. Причины, заставившие его скрываться, сегодня установить уже трудно, но, видимо, они были достаточно серьезными, если после этого Ирма Петровна удочерила племянницу, дав ей свою фамилию... В 1940–м газеты и трудовые коллективы снова подняли тему о присуждении любимой артистке достойного ее звания.
«Найденное мною письмо сестры Ирмы Петровны Флоры Петровны от 1 декабря 1940 года — спокойное, не предвещавшее ничего страшного, оказалось предсмертным, — напишет позже Ирма Николаевна. — В тот же день она была вызвана в Ленинграде в «Большой дом» (Ленинградское КГБ. — Авт.), где ее продержали 2 дня, после чего она была обнаружена у себя дома повешенная с перерезанными венами... Родным не разрешили взять ничего на память...»
«Доброжелатели» из филармонии
Уезжать в 1941–м в эвакуацию Ирма Петровна отказалась. Многие поначалу восприняли это с подозрением. Однако она будто ничего не замечала...
«Дома у нас все благополучно, — писала она своему другу и коллеге Максимилиану Штейнбергу. — Мы все похудели, так что Москва оказалась действеннее Кисловодска, а главное, все преимущества похудания совсем бесплатно!.. Я вернулась неделю с Калининского фронта... Поездка была трудная, морозы достигали 37 — 40 градусов, но удовлетворение полное... Выпадали дни у нас, когда пела по 7 — 8 выступлений в разных точках...»
Пела она и в несломленном Ленинграде, и на радио, песни в исполнении Яунзем звучат в знаменитом фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», созданном в 1944 году... Однако окончание войны стало этапом новых испытаний.
В Харьковском гетто расстреляли родных мужа Ирмы Петровны, бессменного конферансье всех ее концертов Григория Аполлонова. Стресс привел к раку, от которого Григорий Исаевич умер в 1946 году. Но отвлечься работой она уже не могла...
«Хочется все время плакать, — жаловалась Яунзем Штейнбергу. — Положение материальное ужасное. Денег нет, вещи не продаются... Я совершенно умерла как актриса. Обо мне не пишут, видимо, запрещено, меня ни в какие поездки не приглашают... Знаю, чувствую, что вокально я выше многих певиц, а все по–прежнему... Вот таков финал моей деятельности. Как мне горько и обидно! Я анализирую себя — может, все от большого самомнения...»
А может, оттого, что она никогда не предавала своих друзей? Что, как утверждают люди, близко знавшие Ирму Петровну, она продолжала поддерживать родственников своих репрессированных коллег, причем часто — деньгами?.. Даже в старости Яунзем собственноручно переписывала ноты своим многочисленным ученикам, а когда уже не могла ходить на занятия, проводила их дома...
«После смерти Сталина друзья уговорили ее подать заявление в партию, считая, что без этого ее карьере — конец, — вспоминала Ирма Николаевна. — Наконец она соглашается, и тогда «доброжелатели» из филармонии снова пишут доносы — об отце, сестрах...»
В партию Яунзем все–таки приняли — после того, как она обратилась с письмом к Хрущеву. Даже назначили персональную пенсию в 120 рублей (до этого она несколько лет получала обычную — 70 рублей). Но заслуженного звания народной артистки СССР так и не дали...
Материалы для публикации предоставлены Белорусским государственным архивом–музеем литературы и искусства.
