Давно собиралась сделать этот материал и каждый раз откладывала…
Прожил человек целую жизнь. Хорошую или не очень — не мне судить, свою. Наверное, честно трудился, деток на ноги поднимал, дал им образование. Наверное, старался быть не хуже других. В общем, построил дом, посадил дерево. И вполне себе заслужил достойную старость, когда можно никуда не бежать, отдохнуть, за внуков радоваться. Размышлять о вечном, с высоты своих прожитых. Когда тебе уже почет и уважение.
А если нет ни почета, ни уважения? Если вмиг — ни семьи, ни дома, ни того самого посаженного дерева? Дети бросили или не могут быть рядом, потому что опасно. Родина предала, ты для нее теперь враг, недочеловек и дышать недостоин.
И вот тебя, чудом выжившего после обстрелов военных твоей еще недавно Родины (которые должны бы тебя защищать), достают из‑под обломков и везут в больницу, а потом в новый дом — престарелых, наверное, твой последний приют.
…Этот пансионат находится на Луганщине, недалеко от линии боевого соприкосновения. За время боев на территорию прилетело семь снарядов, один раз — прямое попадание.
Сейчас здесь живут 73 человека. Каждый со своей историей, болью, трагедией.
Николаевичу (так он представился) скоро 65. У него как раз было время прогулки, и он ходит туда‑сюда по коридорам. Держась за стенку, слепой.
— Работал, — рассказывает мне, — сварщиком, слесарем в своем селе, в совхозе «Украина»... Жену с детьми похоронил. Сестре не нужен. Теперь тут.
Соседу по комнате 97 лет, он из Лисичанска, печально известное место. Прямым попаданием разбило дом. Благо сам уцелел, был на улице. Солдаты забрали в окопы, затем привезли в приют.
Надежда Владимировна помогла Николаевичу дойти до его стены, и тот пошагал дальше привычным маршрутом. Пансионатом женщина руководит с 1999 года. Насмотрелась, наслушалась, наплакалась.
— Говорят, не я сюда пришла, а Бог меня привел. Значит, так нужно было. Кому‑то надо и этим заниматься.
…Неравнодушные люди, среди них и местный депутат Народного Совета Василий Леонов, разгружали инвалидные кресла, продукты и прочие необходимые дому вещи. Надежда Владимировна благодарит, говорит о нуждах.
…Валентину в приют привез сын:
Валентина: «Когда меня вывозили, стреляли, сильно стреляли»...— Ну… Ему работать нужно было, а я… После операции потеряла зрение. Ухаживать было некому, люди разъезжались. Некого было попросить, сидела голодная… Когда меня вывозили, стреляли, сильно стреляли. Тут тише, хоть тоже слышно. Очень страшно бывало.
Соседка по комнате здесь уже десять лет:
...ее соседка по комнате.— Детки, внуки меня сюда отправили. Одна дочка в Италии, вторая тоже за границей… Молодые были, только замуж повыходили, а со мной надо было повозиться, легче сюда отправить…
Нелли Ивановна лет 30 прожила в Западной Украине, во Львове. Бежала от бандеровцев в Кременную (ЛНР), где и теперь пришлось прятаться по подвалам, по сути, от тех же, от обстрелов ВСУ.
Нелли Ивановна про жизнь в Кременной: «Бомбили... День и ночь, день и ночь. Мы не спали. Сидели в подвале».— Мне 92 года, — слушаю ее рассказ. — У меня, например, балкон разбомбили в Кременной. Соседи, спасибо им, помогли восстановить… Бомбили. Тяжело, очень. День и ночь, день и ночь мы не спали. Сидели в подвале. Газа не было, электричества не было, холодно в этом подвале, ничего не было. Мужчины тихонько в темноте выходили, в ямках разводили небольшие костры, чтобы хоть чай сделать. Кушать нечего, позже нам русские военные пайки стали привозить.
За время такой жизни у женщины на ноге образовалась гангрена. Когда смогли эвакуировать в больницу, пришлось удалить часть стопы и пальцы.
— Пролежала я в больнице два с половиной месяца. Куда мне ехать? Некуда. Наш врач договорился с Надеждой Владимировной... Спасибо, что приютила, иначе я бы на улице оказалась. За мной тут ухаживали, перевязки делали. Люди хорошие. Тяжело здесь, очень тяжело работать, но они… Как солдаты на фронте, так и они здесь трудятся.
У этих людей был свой дом, семья, своя жизнь, в которую так бесцеремонно вмешалась война. Теперь — вот такая старость.Муж Нелли Ивановны был военным, поэтому поездила с ним по Сахалину, Венгрии, Чехословакии, Германии, потом — Львов, где работала в научно‑исследовательском институте:
— Часть института занималась (я уже могу сказать) космосом, радиоаппаратурой. Во Львове я осталась с ребенком, а муж уехал на какое‑то время в Ирак. Есть было нечего. Бывало, сидели в квартире, картошечку одну за целый день с сыном делили. Было тяжело, а на улицу не выйти, боялись.
Потому что на улице хозяевами себя чувствовали бандеровцы.
— Я там разговаривала по‑украински, но все равно нашу речь они не признавали. У них как будто польская речь.
У этих пожилых людей был свой дом, семья, своя жизнь, в которую так бесцеремонно вмешалась война. Теперь — вот такая старость. Хорошо, сейчас рядом добрые люди, которые не дают умереть.
…Пусть никогда и никому не придется писать такие материалы про наших стариков. Мира людям Донбасса и Украины.
gladkaya@sb.by
t.me/lgbelarussegodnya
