Когда мой папа привел будущую жену знакомиться со своей мамой, моя бабушка Елизавета Марковна (которую потом все звали бабой Лизой) недовольно всплеснула руками: «Коля, ну ты на нее посмотри, как на ней можно жениться?» Коля уже несколько лет смотрел и насмотреться, наговориться (это всегда важнее) не мог. Посмотрел еще раз: красивая, кареглазая, шустрая, стройная до хрупкости — кажется, сейчас надломится. А у Елизаветы Марковны глаз — алмаз, все сразу видит, и стройность эта — «как тростиночка» — ей совсем не по вкусу. «Она же сумку домой донести не сможет!» — объясняет: сама троих детей без мужа, погибшего на войне, на ноги поставила, поросят на продажу выращивает, огород большой держит, да еще втихаря самогон гонит, только проверенным людям продает — а как же в деревне без него? У старшей дочки свои дети уже есть, средний сын толковый, врачом будет, да и младший Коля такие надежды подает — в МГУ на юриста учится. Нет чтобы там, в Москве, и жену себе найти, зацепиться, а он на тебе, на худосочной этой — одни глаза — жениться собрался. Думала, что пройдет это у него, но нет, не прошло. Женился. «Каждый раз, когда я сгибалась под тяжестью сумок, которые выворачивали мне руки, я вспоминала ту первую встречу с Елизаветой Марковной и ее неверие в мои силы», — смеялась мама. И когда я иду из магазина — полный рюкзак за спиной, сумка на плече, сумка в руке (не все поместилось в рюкзак) — я вспоминаю первую встречу мамы с бабушкой и думаю: ничего не меняется в этой жизни. Хотя изменилось так много.
Есть у меня подруга со сложным бизнесом: сдача квартир посуточно. Так она по городу мечется с сумками, набитыми постельным бельем, полотенцами и моющими средствами. Когда за сутки постояльцы в квартире меняются два, а то, случается, и три раза (таких клиентов называют «часовщиками», и я, услышав слово первый раз, подумала, что это профессия), то она, с одной стороны, радуется: заработок, с другой — нет: выматывает, тяжело. Но тянет и сумки, и бизнес, потому что воспитание — работать и работать. Женщины созданы для этого.
Представляю, как сейчас многие возмутились: разве мы созданы для этого? Конечно, нет. Мы созданы для любви, красоты и счастья.
Мы созданы для того, чтобы порхать как прекрасные бабочки, расцвечивая мир своими крыльями. Ну а если не как бабочки, то хотя бы как балерины: они ведь тоже умеют летать. Кстати, для них времена изменились: раньше, во времена Майи Плисецкой и Екатерины Максимовой и уж тем более во времена до них, балерины или рожали после выхода на пенсию (а они уходят, как правило, до сорока), или отказывались иметь детей: невозможно сочетать со сценой. А сейчас посмотрите: у примы белорусского Большого Ирины Еромкиной трое! И она танцует. И она великолепна. Спрашивала я как-то у Татьяны Шеметовец, как балеринам это все удается. Она ответила со смехом, хотя ничего смешного в ее словах нет: «А потому что мы двужильные». Ирина говорила про тренированность, любовь к профессии и детям, про то, что, оказалось, сочетать это возможно, хотя и трудно. Но балеринам к трудностям не привыкать.
Нет, вы не подумайте, я и других женщин знаю. Томных, у которых самая тяжелая поклажа — сумочка, в ней — кредитка мужа, а сам он обязательно подъедет к магазину (не продуктовому), когда жена закончит шопинг: ей ведь тяжело нести покупки. Бывает, когда я иду из магазина (ну вы помните: рюкзак, сумка и еще раз сумка), я им завидую: они мне и кажутся теми самыми бабочками (не путать с балеринами), которые украшают жизнь, перелетая с цветка на цветок, расправляя цветные крылья навстречу солнцу. И мне тоже так хочется. Но не дано: воспитание. Еще не от мамы даже, а от Елизаветы Марковны, не признающей женской хрупкости. Как моя другая бабушка Мария Павловна отреагировала на знакомство с будущим зятем, я как-нибудь в другой раз напишу, там история еще смешнее. Эта бабушка зарабатывала на жизнь, двадцать лет загоняя на клинкерном заводе вагонетки с кирпичом-сырцом в раскаленную печь. Все из семьи — и закалка, и порхание. Не быть мне бабочкой…
plesk@sb.by
