Фото Артура ПРУПАСА
Экология — это не случайно
— Андрей Марленович, знаю, что тема экологии проходит через всю вашу жизнь. Вы потомственный географ. Вопрос с выбором профессии когда-нибудь перед вами стоял?
— Действительно, и мой отец, и дед были географами, природоведами. Папа любил все, что связано с природой. Увлекался фотографией, у него была фотоколлекция редких растений, собирал «живописные» коряги. Он любил природу не просто как нечто живое, но и ее художественное воплощение. И нас, детей, учил любить ее и понимать. Хорошо знал флору и фауну страны. Эти знания у меня от него. Дома всегда были животные, рыбки. Причем рыбки не только экзотические, но и выловленные в близлежащих водоемах. Когда разливалась река и мальки оставались в лужах, мы их забирали домой, подращивали и выпускали. Такая вот у меня была первая природоохранная акция. А еще, когда отец выезжал на практику со студентами, брал меня с собой. Это всегда были красивые места. Впрочем, на природе мы часто бывали и всей семьей. Поскольку родители — преподаватели, мы могли посвящать этому все три летних месяца. С палатками выезжали на Нарочь, на Селяву. Но первые живописные места, с которыми познакомился, когда мы еще жили на Могилевщине, были на берегу Днепра, близ Любужа, одного из красивейших уголков региона. Там была база от пединститута, где студенты проходили практику. Я помню, там был красивый дендрарий с лиственными деревьями редких пород, разнообразными кустарниками.
Глава Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды Андрей КОВХУТОФото Артура ПРУПАСА
Кстати, стараюсь сохранять эту традицию и в моей семье. Всегда брал сыновей на рыбалку, в экспедиции. Но они, как нынешняя прагматичная молодежь, выбрали реальный сектор экономики. Что касается меня, эти выезды в детстве с моими родителями, их романтика, красивая природа, наверное, повлияли на выбор профессии и увлечения жизни. Правда, моя мама-филолог ждала, что я свяжу жизнь с литературой. Книги мне читать нравилось, как и писать сочинения. Это, кстати, помогло в последующем в подготовке научных статей. Но мне литература всегда казалась делом более женским, а вот география — мужским, сложным, иногда даже опасным, ведь она связана с экспедициями, поездками.
— Геология сегодня, на ваш взгляд, так же популярна, как и прежде?
— Если воспринимать ее, как я в юности, — костер, путешествие, гитара, — тогда да. Но ведь не всегда эта формула работает. Если говорить о нашей стране, уже практически никто из геологов не живет в палатках. Есть общежития, гостиницы, транспорт, который может доставить в любую точку. И, наверное, это правильно, поэтому наша работа давно перешла на новый технический и технологический уровень. Сегодня геолог должен владеть современными технологиями, знать компьютерные программы, чтобы оперативно получить или передать информацию, обработать, анализировать ее. Хотя если говорить о работе наших специалистов в других странах, например в Африке, Азии, то геологическая романтика там актуальна. Приходится и жить в непростых полевых условиях, и прокладывать пешие маршруты.
Кстати, в этих государствах есть такая особенность: многие месторождения располагаются близко к поверхности. В нашей же стране наиболее ценные полезные ископаемые залегают на значительных глубинах. Поэтому у нас широко применяется бурение. Однако когда речь идет о глубине залегания более 300 метров, это уже, увы, не всегда рентабельно. Исключения — крупные месторождения калийных солей, нефти. Обычно нефть у нас залегает на глубине 2,5—3 км, но в отдельных скважинах ее добывают на глубинах до 6—6,5 км. А вот золото, о котором все спрашивают и которое находят у нас на глубине 200—300 метров, было бы выгодно добывать лишь при наличии больших запасов. Их пока не обнаружили.
Пока работа на таких глубинах превышает рентабельность добычи. Но технологии не стоят на месте, и завтра добыча может стать выгодной. В любом случае мы должны изучать свои недра.
Взгляд в глубину
Одним из многочисленных хобби отца Андрея Ковхуто была фотография. В домашнем архиве остались сотни снимков
— Как вы верно подметили, вся загвоздка в рентабельности добычи того или иного полезного ископаемого, в технике, технологиях. Сегодня белорусская наука развивается семимильными шагами. Ощущает ли это геология?
— Техника для разведки, добычи полезных ископаемых, как и компьютеры, должна обновляться. В идеале — каждые год-два. Было бы здорово, если бы мы могли жить в этом ритме и закупать самые современные образцы исследовательского и добычного оборудования. Но есть ли у нас такая необходимость? Надо относиться с пониманием к ситуации. Ведь те же лабораторные исследования, которые не менее важны в нашей работе, мы можем проводить в самых современных лабораториях России, Канады, Германии. И нужно хорошо рассчитывать экономическую целесообразность создания своих лабораторий.
С другой стороны, есть сферы, где мы тоже можем многое сказать миру. У нас очень развиты калийное, нефтяное направления, и мы можем осуществлять экспорт технологий. Например, гомельский БелНИПИнефть открыл филиал в Тюмени, чтобы поделиться опытом добычи трудноизвлекаемых, в том числе вязких, нефтей, которых у нас в стране немало и по которым наработан большой опыт. К слову, о нефти: у нас далеко не самые маленькие запасы. По ее добыче мы занимаем седьмое место в Европе! А ведь речь идет о десятках стран. И даже наши соседи — поляки, украинцы — не могут похвастаться такой добычей, как мы. Что касается добычи калийных солей, то когда мы начинали, вся техника здесь была немецкой, а теперь она белорусского производства процентов на 70—80. И сейчас речь идет об экспорте этого оборудования, поскольку мы можем конкурировать и по цене, и по качеству.
— Президент недавно поставил задачу активнее использовать собственные полезные ископаемые. На что мы сегодня можем сделать ставку?
— Номер один — калийные соли. Их поставки из года в год по географии и объемам увеличиваются. И этот спрос сохранится. Кстати, в прошлом году мы прирастили их добычу почти на 20 тысяч тонн. Перспективна, безусловно, добыча нефти, которую мы, хоть с небольшой прибавкой, наращиваем. В этом году, по прогнозам, добыча увеличится на 5 тысяч тонн к тем 1645 тысячам, которые мы добываем. Перспективны строительные материалы — песок, мел, глина, песчано-гравийные смеси. Кстати, только за прошлый год 25 месторождений песков дали на 17 тысяч кубометров сырья больше, чем в 2015 году. Кто-то улыбнется, но, побывав в азиатских, африканских странах, где недостаточно развита строительная промышленность, поймет: наш опыт в добыче и переработке строительного сырья очень востребован. Как и наши строительные кадры, которые возводят здания в России, Туркменистане, Венесуэле и других государствах.
Строительный, облицовочный камень — это то новое, что мы находим в традиционном сырье. Есть, конечно, у нас и новые перспективные месторождения металлов. Но пока мы не видим большого объема запасов, экономически выгодных для добычи. У нас есть превышения фоновых концентраций по золоту, платине, но больших залежей мы не находим. И хотя сейчас у нас не ведется добыча черных и цветных руд, опыт белорусских специалистов в разведке этих ископаемых особенно ценен в развитии экспорта геологических услуг. Интересуют нас базальты — сырье, которое пока закупается за рубежом. И сейчас его залежи найдены в Беларуси — запасы оценим в течение этого года. Пока определяем его качество, возможность получения из породы синтетических волокон, импортозамещающей продукции.
Увеличение глубины переработки сырья разрабатываемых месторождений торфа и сапропеля — это также важное направление расширения использования минерального сырья. Модернизация добывающих и организация новых перерабатывающих производств позволит получать как удобрения, так и кормовые добавки, растительные грунты для различных культур, от цветов до хвойных растений, с высокой добавленной стоимостью, востребованные на внутреннем и внешних рынках. Кстати, благодаря модернизации за последние два года достигнут значительный рост добычи сапропеля.
Чего хочет инвестор?
— Что нужно сделать, чтобы в разработках месторождений активнее участвовали инвесторы, в том числе иностранные? Ведь не секрет, что в последние годы они идут в геологическую отрасль не так активно.
Андрей КОВХУТО когда-то преподавал на геофаке БГУ.На этом фото студенты с любимым педагогом на практике в Солигорске. Наш герой — в центре
— Те средства, которые сегодня инвесторы готовы вложить в нашу экономику, оцениваются почти в 4 млрд долларов. Более 3 млрд — стоимость проектов по калийным солям. Инвесторам сейчас мы предлагаем ряд перспективных нефтепроявлений. Они — на удалении от той системы добычи, которая сегодня существует у «Белоруснефти». Есть месторождения, освоение которых требует применения новых технологий. Это то, чего мы особенно ждем.
Да, вы правы, в сравнении с 2014—2015 годами наблюдается некоторый спад. Это обусловлено тем, что неосвоенных месторождений остается меньше. Но мы над этим работаем, анализируем причины. Государственный интерес в том, чтобы интенсифицировать добычу полезных ископаемых. В Беларуси есть необходимость привлечения инвесторов с современными технологиями. У нас, к примеру, пока не добываются гипс, железные руды. Ждем инвесторов, которые смогут сделать экономически выгодной такую добычу.
Нам необходимо показать инвестиционную привлекательность белорусских недр. В этом направлении мы решили наладить работу с посольствами, готовим для потенциальных инвесторов выезды на объекты.
Реализуются инвестиционные проекты по созданию предприятий и производств на базе месторождений полезных ископаемых. В частности, в прошлом году был подписан инвестиционный договор, по которому к 2019 году на базе Глушковичского месторождения строительного камня совместно с ЗАО «Солигорский институт проблем ресурсосбережения с опытным производством» будет построен щебеночный завод. Кстати, по прогнозам инвестора, планируемый объем добычи и реализации камня составит не менее 800 тысяч тонн в год. Кто целевая аудитория? В основном российский потребитель.
На базе Петриковского месторождения калийных солей (ОАО «Беларуськалий»), Нежинского, Смоловского и Любанского участков Старобинского месторождения («Славкалий») будет введен в строй горно-обогатительный комплекс, суммарные производственные мощности добычи калийных удобрений которого достигнут 15,1 млн тонн в год.
С увеличением новых мощностей РУПП «Гранит» по производству гранитного щебня, за счет ввода в эксплуатацию Ситницкого месторождения будет полностью прекращен импорт этого вида сырья, составивший в 2015 году в денежном выражении 13,5 млн долларов.
Интересны сегодня инвесторам также месторождения строительных материалов, проекты по воде, янтарю.
«Я сам, если есть возможность, стараюсь ходить пешком, но иногда и на велосипед сесть можно». На велопробеге.— Говорят, еще один наш стратегический золотовалютный ресурс — это вода, которой в нашей стране в избытке. Есть ли интерес у инвестора к прозрачному богатству? И, может быть, в ближайшем будущем мы будем его экспортировать?
— Честно скажу, найти маршрут для экспорта воды непросто. Да, многие страны не обладают этим ресурсом. Например, Израиль, ОАЭ. Но импортировать воду из Беларуси им экономически невыгодно — слишком уж большие транспортные издержки. Дешевле опреснить соленую воду с помощью современных технологий. Кроме того, мы должны понимать, что во многих государствах традиция пить ту или иную воду складывалась столетиями. В Египте, например, она немного минерализованная, но местные жители к ней привыкли.
Пока 350—400 километров — предел доставки воды, иначе транспортные расходы делают ее золотой. Возможно, в будущем ситуация изменится. Тем не менее добыча воды — это тоже область экспорта технологий. Например, в соответствии с заключенным меморандумом готовятся контракты на бурение водозаборных скважин в Египте. Планируется, что стоимость обсуждаемых проектов может составить десятки миллионов долларов.
А вот с инвестиционным проектом в Минской области «Строительство и оснащение завода по добыче и разливу питьевой и минеральной воды, а также производству безалкогольных напитков» не вышло. У инвесторов появились проблемы финансового характера. Проект неоднократно продлевался и, скорее всего, будет закрыт. Можно ли сегодня открыть рентабельное, успешное предприятие по добыче и разливу питьевой и минеральной воды? Ответ на него лежит в области грамотного маркетинга, коммерческого расчета.
Штраф или жизнь?
— К сожалению, нередки ситуации, когда предприятия сбрасывают неочищенные или недоочищенные сточные воды, тем самым загрязняя водоемы. Многие из года в год платят штрафы, но новые очистные сооружения так и не строят. Может быть, пришло время перемен в законодательстве?
— Ситуация по загрязненным стокам во многом меняется. Например, только за прошлый год в эксплуатацию было введено более 30 новых очистных сооружений. Неочищенных стоков стало меньше на 9%. Более эффективно стала работать очистка в Барановичах, Березе, Кобрине, Лунинце, Гомеле, Мозыре, Марьиной Горке, Несвиже и так далее. А вот в Мстиславле, Шклове, Браславе, Рогачеве, Фаниполе и других городах, наоборот, есть недочеты. Из-за аварийных ситуаций, реконструкций и модернизаций на 2,28 млн кубометров вырос объем недостаточно очищенных сточных вод.
Все нарушения обходятся виновным в копеечку, и это правильно. Можно долго спорить, стимулируют ли штрафы. Нам приходится сталкиваться с мнением, что, штрафуя предприятия, мы якобы кладем их на лопатки. Но закрывать глаза на нарушения нельзя — страдает экология. С другой стороны, мы понимаем: ситуации бывают разные. Иногда предприятие рассчитывает на получение определенной прибыли, из которой планирует построить очистные сооружения. Прибыль не получили — пришлось планы корректировать. Думаю, здесь необходимо усилить активность страховых компаний. Да и предприятия не должны нас сторониться, мол, неправильно подсчитали ущерб, а вместе с нами искать пути решения проблемы.
Сегодня штрафы и возмещения нанесенного ущерба, которые платят предприятия, уходят в бюджет. Было бы логичнее, если бы они возвращались на возмещение вреда природе. Мы бы предлагали, чтобы местные исполкомы эту сумму направляли именно на решение экологической проблемы.
— Не первый год мы говорим о наведении порядка на земле. Многое сделано, но каждый год вскрываются какие-то новые проблемы. Например, ситуация с карьерами. Каким все же образом, с участием экологов, ее можно решить?
— Ситуация с карьерами — проблема с историей, ведь многие из них открывались еще в советское время. И проблема эта имеет двойственный характер. Речь идет о двух типах карьеров: внутрихозяйственных и тех, где вели и еще могут вести добычу полезных ископаемых. Пути решения разные. Внутрихозяйственные карьеры находятся в ведении местных районных властей. До последнего времени в Минприроды не было их единого перечня. Но мы стали получать обращения: карьеры становятся местами несанкционированных свалок. И мы начали работу по их выявлению. Перед нами сейчас стоит задача замерить их и поставить на учет. Проверки показали, что многие карьеры не соответствуют нормам (они не должны превышать в глубину 5 метров).
Согласно Кодексу о недрах, после использования их должны были рекультивировать. Но с течением времени менялись собственники объектов, корректировались территории, в итоге теперь ответственность за карьеры будут нести предприятия, на территории которых они находятся. Ученые, экологи, хозяйственники ищут пути решения этой задачи. Например, одна из возможных мер — захоранивать в карьерах ветхие строения. Так, подходя разумно, можно решить сразу две проблемы. Хотелось бы, чтобы и на предприятиях это понимали и выполняли работы по рекультивации карьеров с ответственностью. К слову, благодаря нашим предписаниям уже рекультивировано 177 внутрихозяйственных карьеров на площади 178,8 га.
С исполнительным секретарем ЕЭК ООН Кристианом Фриисом БАХОМ
Что касается карьеров после добычи полезных ископаемых, это тоже проблема. Хотя они все в реестре. Некоторые из них, не выработанные до конца, мы можем предлагать инвесторам. Но есть и те, которые нужно рекультивировать.
— Как и те же солеотвалы, которые уже, можно сказать, стали определенной достопримечательностью того же Солигорска. Что планируется с ними делать?
— По мнению специалистов, говоря о солеотвалах, можно говорить о техногенных месторождениях. Они ждут времени своей переработки. Вот гипссодержащие отходы Гомельского химического завода, а их около 25 миллионов тонн, этого почти дождались. Сейчас там проходит пробный проект по вторичному использованию. Вообще в последнее время, говоря о мусоре, мы в первую очередь пытаемся рассматривать его как потенциальное вторсырье. Например, на свалках в Тростенце компании добывают свалочный газ. Кстати, в Европе дегазация свалок — процедура обязательная.
За использование земли под солеотвалы предприятие платит большие деньги, и ему это невыгодно. Вопрос даже стоит в увеличении этих площадей. Закладывание пород в шахту увеличит стоимость продукта, так что это тоже не выход. Частично эти отходы используются для посыпки улиц, но это не решает даже проблемы образования новых отходов.
— Может быть, раз это дорого хранить и от этого невыгодно избавляться, стоит рассмотреть такие объекты с точки зрения туризма? Есть туристы-экстремалы, желающие съездить в радиационную зону. Может, найдутся желающие прогуляться по соляным горам?
— Вы абсолютно правы, и мы такую возможность рассматриваем. Спелеолечение — уже достаточно популярное направление. И это уже работает. Может быть, действительно, есть смысл организовывать экскурсии по горам, спуск в шахты, где это уместно и не мешает технологическому процессу. Кроме гор есть совершенно потрясающие синие озера, в которых, правда, из-за повышенного содержания солей никто не водится. А может быть, за неимением гор там можно сделать лыжную трассу? Словом, полет фантазии может быть самым разным. Часть карьеров облюбовали дайверы. Кто знает, возможно, есть смысл оборудовать эти территории и зарабатывать на них. Чем больше будет заинтересованных в решении этих проблем, тем больше шансов будет удивить гостей нашей страны и заработать на туризме.
Минск не Лондон, но проблема есть
— Автомобилей становится больше, а значит, воздух чище не становится. Что сделать, чтобы не повторить ситуацию того же Лондона? Строить перехватывающие стоянки, чтобы граждане больше пользовались общественным транспортом, пересадить всех на велосипеды и электромобили? Готовы ли вы сами пересесть на велосипед?
— Я сам стараюсь больше ходить пешком. Во-первых, это полезно для здоровья, во-вторых, это тот самый минимальный вклад, который может внести в чистоту городской атмосферы каждый из нас. Поэтому часто, если пункт моего назначения в 15 минутах ходьбы, иду пешком. На велосипеде в свободное время тоже езжу. Однако нужно понимать: мой рабочий день предполагает частые перемещения, в том числе и за пределы Минска, время дорого. Без служебного автомобиля не обойтись.
Что касается общей ситуации с городским транспортом, то перехватывающие стоянки — разумное решение: на мой взгляд, система общественного транспорта будет развиваться. А вот ждать, что белорусы в скором времени массово пересядут на электромобили, думаю, пока не стоит. Хотя, если наладить систему аренды авто, когда можно перемещаться от пункта к пункту и менять машины, идея вполне жизнеспособна.
Технологии развиваются очень быстро. Например, в Марьиной Горке реализуется интересный проект — Sky Way Юницкого, когда движение организовано с помощью подвесных рельсов, натянутых между опорами. И, надеюсь, таких проектов, которые освободят города от выхлопных газов, будет больше.
Но и та работа, которая проводится сейчас, дает свои плоды. Например, валовой выброс загрязняющих веществ от автомобилей за прошлый год в сравнении с 2015-м сократился на 5%. Конечно, 760 тысяч тонн все равно много. Но ведь автопарк растет. А мы добились пускай и небольшого, но сокращения. В целом суммарные выбросы загрязняющих веществ в атмосферу составили более миллиона тонн. Словом, есть над чем работать.
— Наверное, вы о создании «зеленых» городов будущего, каким к 2020-му должен стать Брест. Есть ли вообще у белорусских городов шанс перенять у европейских коллег лучшие «зеленые» стандарты?
— Действительно, мы полны надежд с брестским проектом. В его основу лег шведский прототип симбиогородов. Эта страна имеет большой опыт работы в данном направлении, и она с нами этим опытом совсем недавно поделилась. Почему именно Брест? Мы рассматривали различные областные и районные центры, но без желания руководства того или иного города осуществлять этот проект невозможно. Наиболее активно и с энтузиазмом нам ответило руководство Бреста. Кроме того, так совпало, что в 2019 году город будет отмечать свое 1000-летие. На сегодня проект готов к поддержке международными структурами. Но это не означает, что сам город останется безучастным. Это будет софинансирование. Ну а эффект от реализации мероприятий будет зависеть от местных властей.
По проекту планируется многое. Например, очистка воды в Бресте и ближайших районах вокруг него. Особое внимание уделят созданию такой системы движения общественного и личного автотранспорта, функционирования светофоров, чтобы минимизировать выбросы в проблемных районах. Есть идеи о создании отдельных зон, куда будут допускаться только электротранспорт, велосипеды или другой экологически чистый транспорт. Научимся и будем распространять опыт «умных городов» на другие регионы.
— Андрей Марленович, очевидно, что работа в экологической сфере подразумевает полную отдачу. Поддерживает ли это семья? Хватает ли у вас времени на хобби?
— Супруга меня понимает, поддерживает и во многом помогает. Хотя времени с семьей, увы, провожу катастрофически мало. Рабочий день часто начинается рано — необходимо подготовиться к совещаниям. Нередко ухожу позже, чтобы успеть решить все важные дела. Что-то беру в качестве «домашнего задания». Вот и к нашему интервью готовился вечером.
Что касается хобби, то люблю плавание, рыбалку. Но сейчас времени на увлечения стало меньше. Да и дома дел всегда хватает: что-то отремонтировать, помочь домашним. В советские времена и автомобиль ремонтировал сам.
Телефон, даже если в отпуске, никогда не выключаю — не могу. Мне звонят в любое время, если происходит какое-то ЧП, природный катаклизм. Выезжать на место не приходилось еще ни разу — не было такой степени опасности. Это означает, что работа всех наших подразделений налажена. И, надеюсь, так и будет.
veraart14@mail.ru
Фото из личного архива
