Чем глубже в историю уходят события, связанные с именем Рыбальченко, тем чаще и торжественнее его вспоминают в Гомеле

Пианино Александра Рыбальченко, недавно подаренное музею Гомельского дворцово-паркового ансамбля, осталось только настроить. Реставрация столетнего «Стейнмейера» почти завершена. Собственно, большого ремонта раритету не понадобилось. В семье певицы Зои Гариной и музыканта Вячеслава Коваля с ним обращались, как подобает такому возрасту и статусу, с максимальным уважением. «Инструмент живой, но все же во дворце он будет звучать гармоничнее, чем в двухкомнатной квартире», — решила певица, и музейные сотрудники с ней согласились. Наводя лоск на новый экспонат, мастера постарались вернуть ему первоначальную чистоту звука: старинное немецкое пианино станет не только украшением интерьера дворца, но и наполнит залы музыкой. Впрочем, акценты стоило бы расставить по-другому. Год создания фортепиано не столь важен. Такая реликвия — не первый и наверняка не последний из антикварных предметов, попавших в одно из крупнейших национальных собраний исторических артефактов. Но из всех экспонатов, пополнивших фонды гомельского дворца в уходящем году, самым ценным для музея стал этот «Стейнмейер». Других таких нет. Много лет Александр Рыбальченко доверял свои грандиозные замыслы его клавишам, что гораздо дороже.

Чем глубже в историю уходят события, связанные с именем Рыбальченко, тем чаще и торжественнее его вспоминают в Гомеле. Городам и людям нужны свои герои, а Александр Рыбальченко стоит сразу нескольких. Его «Лявонiху» и сейчас отплясывают на всех сценах часто в том самом варианте, который сделал каноническим именно он. Написанные им пейзажи в рамах украшают не только стены гомельского ДК железнодорожников, где ему установлена мемориальная доска, а памятная табличка у дверей одного из хореографических классов информирует, что почетный гражданин и железнодорожник работал здесь с 1936 по 1987 год. По весне проводится областной фестиваль хореографии имени народного артиста Александра Рыбальченко. Осенью — городской праздник танца, посвященный его памяти. Фотоальбом в музее истории Гомельской железной дороги хранит сотни черно-белых кадров выступлений его знаменитого ансамбля на самых больших советских сценах и стадионах, и здесь вам непременно сообщат, что все костюмы и декорации к своим хореографическим спектаклям рисовал он лично. Возможно, даже продекламируют несколько стихотворных строк, зарифмованных в его честь или им самим. «Не человек, а глыба!» — порой о Рыбальченко прямо так и говорят. Хотя на виду далеко не все из его достижений.


Пацаны

Участники коллектива могли бы рассказать о нем немало красноречивых историй, подтверждает Валерий Сариев, переплясавший три поколения танцоров ансамбля Рыбальченко:

— Конец 1940–х, майор милиции останавливает Александра Алексеевича на вокзале и приглашает в отделение — посмотрите, мол, не ваших ли пацанов задержали. Снова кого–то ограбили — безотцовщины тогда было много. Зашел, познакомился — мальчишки оказались чужие. И прямо в отделении предложил: «Давайте, будут мои». На одной из наших встреч, когда мы уже без него вспоминали о нашем славном прошлом, один из бывших участников коллектива прямо так и сказал: «Если бы не Рыбала, я стал бы бандитом». Скольких он спас от тюрьмы!

Имен Валерий Аронович не называет: «Все при должностях, хороших работах, живут красиво, внуков воспитывают — вряд ли людям хочется помнить такое. Да и много их — не один десяток с криминальной юностью наберется».

Гомельские танцоры часто выступали на сцене Большого театра в Москве

Среди тех бывших «пацанов» — профессор, замдиректора большого завода, пилот гражданской авиации, инженеры, учителя — на своих танцах Александр Алексеевич воспитал не только профессионалов хореографии. Хотя и таких немало. «Наши даже в Америке работают, учат белорусским танцам», — не без гордости добавляют его ученики.

Билеты

Александр Рыбальченко умел говорить на одном языке с самыми разными людьми — в хореографический класс он пришел не из балетного училища, а прямиком из паровозного депо. «Отец мой был простой жестянщик, мамаша — домохозяйка, из 10 детей нас осталось четверо», — рассказывал он о себе гомельскому телевидению. Работать начал еще мальчишкой — чернорабочим на паровозоремонтном заводе. Со временем стал помощником машиниста. Но еще раньше его стали узнавать на улицах — как артиста колхозно–совхозного театра Евстигнея Мировича.

Рыбальченко был гениальным самоучкой, возможно, поэтому у него все получалось. Вне шаблонов, авторитетов и предубеждений. Впрочем, когда начальство предложило ему подготовить железнодорожников к участию во Всесоюзном фестивале народного танца (из Москвы телеграфировали, что гомельчане уже включены в программу), четыре раза отказался. А на пятый поставил условие: всех танцоров обеспечить общежитием. И начал разучивать с ними движения, которые перенимал у деревенской молодежи, гастролируя со своим театром в Речицком и Буда–Кошелевском районах. Ту самую «Лявонiху», о которой в 1936 году написали все советские газеты — гомельские железнодорожники заняли с ней первое место. Заключительный концерт фестиваля состоялся в Большом театре. На билетах напечатали фрагмент белорусской «Лявонiхi». Триумфатору Александру Рыбальченко было всего 24 года.

Прозвище

Когда именно на него положил глаз прославленный хореограф Игорь Моисеев, можно только предполагать. Но то, что он приглашал Рыбальченко в свой ансамбль народного танца, — факт достоверный. В 1957 году в дни Всемирного фестиваля молодежи и студентов худрук самодеятельного ансамбля песни и пляски гомельского ДК железнодорожников репетировал «Лявонiху» с интернациональным коллективом на стадионе «Лужники». Позже Моисеев организовал съемку белорусских танцоров с нескольких кинокамер, и вскоре в его афише появились белорусские названия. Без упоминания фамилии Рыбальченко, разумеется. Тот не обижался — гордился. Ведь сам Моисеев! И снова отказывался от его предложения поменять Гомель на Москву.

Участники коллектива Игоря Моисеева за глаза называли руководителя Хозяином. Александр Рыбальченко для своих артистов был просто Рыбалой. О прозвище он знал, иногда даже шутил по этому поводу в стихах, но, по сути, претендовал на тот же статус. В Москве и даже в Минске (куда его зазывали не менее настойчиво) он едва ли смог бы настолько свободно, а порой и вызывающе осуществлять все свои планы. Единолично решать, что, как и где исполнять. Сделать так много. С годами его танцевальный кружок вырос до большого коллектива с собственным хором и оркестром. Который осваивал танцы братских народов и значительной части мира, выступал в Кремле, на съездах и по случаю визитов высоких зарубежных гостей, гастролировал в капстранах и снимался в художественном кино. Но даже со своей всесоюзной славой танцоры Рыбальченко продолжали выступать на железнодорожной платформе перед работниками депо, забиравшимися на крыши вагонов для лучшего обзора.

В 1959 году Александр Рыбальченко стал народным артистом БССР и остался единственным советским руководителем самодеятельного коллектива, кого удостоили такого высокого звания. В партию он так и не вступил. Сохранил свою принципиальность и до конца жизни остался хозяином самому себе. В неизменных клетчатых рубашках, которые ему шила жена, и без галстука.

Перрон

С началом войны он мог бы отправиться в эвакуацию, но предпочел уйти на фронт. Служил в артиллерии, был ранен в ногу (к счастью, кость пуля не задела). Орден Красной Звезды, медали, несколько картин и неожиданные воспоминания — вот и все наследство, оставленное им сыну Игорю. Даже войну, вспоминает Игорь Александрович, его отец воспринимал по–своему:

— Рассказывал: уходили из окружения под Харьковом. Хаос, паника, все бегут, а у него в голове крутится одна мелодия: «Степь да степь кругом, путь далек лежит»... А когда один из командиров услышал, как отец читает стихи, не удержался от замечания, мол, с таким оружием сражение мы точно выиграем.

Позже он выступал с концертными бригадами. До победы оставалось уже недолго. Возможно, еще тогда Александр Рыбальченко начал придумывать свой танец в честь воинов–освободителей, который поставил первым, вернувшись в разрушенный Гомель. Этим танцем прямо на перроне город встречал поезда из Германии в 1945–м. За три года до войны Рыбальченко создал детский ансамбль танца из гомельских мальчишек. Многие ушли на фронт, в партизаны. Вернулись не все. А те, кто выжил, первым делом принялись восстанавливать разбомбленный ДК. Между репетициями.

Память

О нем еще есть кому вспоминать: среди ветеранов коллектива немало долгожителей, которые и сейчас собираются вместе, каждый год отмечая день рождения Александра Рыбальченко. Вот уже 15 лет без него. И более 30 — со времени прекращения существования Гомельского народного ансамбля песни и танца. Сын Рыбальченко сегодня руководит народным вокальным ансамблем «Гомельчанка», заслуженный детский ансамбль «Дружба», танцоры которого, взрослея, переходили к Александру Рыбальченко, также существует. Но хореографического коллектива, достойного носить его имя, нет и, возможно, не будет. В фильме Гомельского ТВ, сохранившего видео с последним интервью Александра Алексеевича, он констатирует, что после смерти о нем, скорее всего, забудут. Картины Рыбальченко в здании, где он работал столько лет, не подписаны. И Википедия о нем не сообщит ни слова. Но его «Лявонiха» и другие танцы по–прежнему не сходят со сцены.

cultura@sb.by