ФОТО ГЛЕБА ПОЛИКАНИНА.
Пять часов в маленькой кухне стандартной трехкомнатной квартиры в панельном доме на минской улице Мирошниченко промелькнули, как пять минут. Это был не просто задушевный разговор поэта и читателя, а счастливое познание родства душ. Духовное же родство, как известно, дороже кровного.
Слушаю Валентину Петровну, как благовест. С трепетом в душе и благодарностью, что судьба подарила мне встречу с человеком редким. Это стихи, по откровению Анны Ахматовой, могут расти из какого–то сора, не ведая стыда:
«Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда».
А поэт — не одуванчик и не лебеда. Поэт всегда — чудо великое. Как же является оно людям?
— По рассказам мамы, появилась я на свет в роддоме города Кричева в три часа ночи (июль 1958 года). Но в семье агронома–ученого и врача я — не первенец. До меня была сестричка Лена. Она умерла в месячном возрасте. Так что мое рождение принесло родителям и радость, и тревогу: не повторится ли драма? Мама, врач–гинеколог, чувствовала это, как никто другой. Мне всю жизнь кажется, что я живу за себя и за сестричку... А так хотелось иметь брата или сестру!
Может, этим и объясняется и моя детская грусть, и робость, и зажатость. Девочкой я была не капризной, но характер проявить могла.
Рифмы стали приходить ко мне в четыре года, когда я не умела ни читать, ни писать. Почувствовав в голове какой–то «зуд», звала папу: «Папа, запиши, а то мысль уйдет». И папа записывал. Благодаря ему и сохранились в тетрадке в линейку косую самые первые строчки, придуманные мною:
«Колобок, колобок, ты зачем от
нас утек?»
«А чего меня не ели?»
«Потому, что ты утек».
Такое вот творение...
После Кричева папу определили в Москву. Но жили мы там недолго и вернулись в Минск. Квартиру нам выделили на улице Кирова в доме под номером 39. Пройдут годы, и когда однажды внезапное течение подхватит меня и унесет в страну, где все «золотое в золотом», о доме детства родятся строчки:
«Он — солнечный дом, а не сирый...
Здесь прошлым исхожен порог.
Здесь слаще всех сладостей мира —
С корицей воздушный пирог...»
А на лето родители увозили меня в бабушкину деревню Орловщина (Горецкий район).
«Жил там по старинке
(Не бедняк, не пан)
С бабушкой Маринкой
Дедушка Степан.
Да еще кот Прошка...
Сколько ж сплыло лет?
Отмаячил прошлым
Старый сельсовет»...
О, какое это было счастливое время! Даже пасмурные, дождливые дни казались мне приветливыми и солнечными. А, может, эта солнечность излучалась от бабушки Маринки? За ее доброту, у которой не было предела, на селе так и называли ее ласково: Маринка... И сказки она рассказывала удивительным образом. Правда, запас их был не велик: всего 5 – 6 сказок. И когда я просила рассказать их по–другому, она придумывала вариации, да так складно и увлекательно, что новые сказки казались мне лучше прежних. Пример бабушки Маринки и у меня пробуждал творчество. Вот колобок на своем пути повстречал ромашку. И пошел диалог. А потом была встреча с пчелкой. И снова диалог... А еще бабушка учила меня читать по книжке Ершова «Конек–Горбунок». И весьма успешно.
Однажды мы с ней угорели. Да так страшно, что опоздай дед на какие–то минуты вытащить нас на свежий воздух, и все было бы кончено... С тех пор страх угореть остался на всю жизнь. Протопим печку на даче, и если мерцает хоть маленький уголек, не позволяю мужу закрыть вьюшку.
В шесть лет я уже своей рукой выводила в заветной тетрадке рифмы, которые лезли из меня, как соломинки из головы Страшилы, героя «Волшебника Изумрудного города». Папа посоветовал послать стихи в пионерскую газету. И вот на редакционном бланке пришел из газеты ответ за подписью литконсультанта. Из него следовало, что у меня есть поэтические задатки, но надо больше читать и учиться наблюдать жизнь. Ответ меня не вдохновил, но и не обескуражил. Я продолжала писать.
В восьмом классе все–таки призналась учительнице русского языка и литературы, что занимаюсь сочинительством. Одобрив мое увлечение, она поручила мне написать стихотворение к выпускному вечеру десятиклассников. Понимая важность события, попросила маму сшить мне длинную юбку. И надо же такому случиться! Поднимаясь на сцену, я наступила на нее каблуком и едва не рухнула. От пережитого стресса стихи вылетели из моей головы. Стою на сцене, смотрю в зал и... молчу. Это было ужасно! Скорее всего, молчание длилось минуты две, мне же показалось — вечность. Но вот что–то включилось внутри, и с горем пополам я прочла свое стихотворение. После этого весьма нелепого дебюта я почувствовала в школе к себе внимание. Мальчики поглядывали на меня с интересом и даже как–то уважительно. А какой девчонке в 15 лет не хочется этого!
Задолго до получения аттестата зрелости я знала, что буду филологом. И никаких сомнений в правильности решения у меня не возникало. Окончив филфак Белгосуниверситета (1980 г.), работала корректором в редакционно–издательской службе НИИ мелиорации. Хорошим довеском к профессии стали заочные курсы в Москве, где я два года обучалась редакторскому мастерству. Но пришло время, когда лавина роковых перемен с яростью обрушилась на людей. И в темный омут зла затягивались их души... Редакционно–издательскую службу НИИ сократили. Устроилась секретарем–референтом в коммерческую фирму, но и та вскоре пошла ко дну.
История в общем–то обыкновенная, но безработной быть тоскливо. Решила я отнести пару стихотворений в редакцию газеты «Рэспубліка». Стихи мои приняли с большой охотой. И рубрику к ним придумали: иронизмы. И вот в один прекрасный день 1994 года раскрываю «Рэспубліку», а там — мое стихотворение «Денежный вопрос».
«Есть в нашей жизненной системе
Коварный денежный вопрос.
Чем дальше жизнь, тем
меньше денег —
Закон крутых метаморфоз».
Первая публикация, тем более первая книга — это радость под стать той, когда родишь ребенка. Я ни капли не преувеличиваю. В строчки уходит сила моя. Кровь моя. Строчки — это смысл жизни. А разве с ребенком не так?
Пройдет много лет, и однажды на встрече с читателями меня попросят прочесть «Денежный вопрос». Мол, у этого стихотворения нет срока годности. И я тогда подумала: если бы стихи имели срок годности, то это уже были бы не стихи, а что–то другое...
В «Рэспубліке» вышла в свет и моя первая лирическая подборка. Печатались стихи в газете «Во славу Родины» и в журнале «Работнiца i сялянка». И хоть поздним был выход к людям, он этим для меня стал еще дороже. Два русла определились в моем стихотворчестве: чисто лирическое и песенное. Я вошла в круг поэтов–песенников и убедилась, как радостно создавать стихи, которые станут песнями. Когда тебе трудно, а ты поешь — это что–то значит... На мои стихи писали музыку композиторы Дмитрий Долгалев, Павел Еременко и Николай Неронский. А Леонид Захлевный предложил: «Давай–ка напишем песню и сами же ее исполним». «Так возник уникальный дуэт композитора и поэта. Песня называлась «Звезда надежды».
«Пусть светит нам всегда в пути
Звезда надежды, звезда любви
Пока горит, она живет.
Звезда надежды тебя зовет...»
А пели наши песни исполнители известные: Валерий Дайнеко, Инна Афанасьева, Лика, Ядвига Поплавская и Александр Тиханович.
В трудные годы безработицы я увлеклась общественной жизнью. Белорусский союз женщин принял меня как родную. Встречи с ветеранами войны, матерями, чьи сыновья погибли в Афганистане... Детские дома и приюты, интернаты для престарелых и инвалидов... Я шла на эти встречи, как сестра с милосердным крестом. И сердце мое обжигалось состраданием и болью. А без этого жжения внутри себя стихи не пишутся. Еще Александр Блок говорил, что без сильных чувств стих будет водянистым...
Добрые люди помогли издать мою первую книгу «Найдите время для любви». Это случилось в счастливом для меня 1998 году. В этом же году, успешно выдержав испытательный срок, я стала специальным корреспондентом отдела культуры журнала «Беларусь». А заведовал отделом выдающийся поэт и прозаик Янка Сипаков. Душа у него была такая же детская, как и у меня. Работать рядом и общаться с таким человеком — подарок судьбы...
Презентация моей первой книги прошла в Молодежном театре эстрады. Если бы не активнейшее содействие Минского городского совета женщин, которым руководила замечательный человек Таисия Константиновна Пужевич, такое вряд ли было бы возможным. Со сцены звучали и стихи, и песни. То был настоящий праздник поэтического слова. А когда он завершился, ко мне подошла Тамара Николаевна Дудко (она создала союз женщин) и говорит: «Я проплакала весь концерт... Как же уберечь вас, Валя, в этом немилосердном мире?..» От ее слов что–то кольнуло в моем сердце. Как будто предчувствие нехорошего. «Берегите себя, Тамара Николаевна. Вы очень нужны людям», — произнесла я в ответ. Она не уберегла себя: погибла в автомобильной аварии. А в машине ее нашли мою книгу... Оборвалась духовная ниточка, возникшая между нами. И боль была такой же острой, как от потери родного человека...
Много лет союз женщин возглавляла Надежда Андреевна Ермакова. Благодаря ей вышли в свет две книги моих стихов «Живое зерно» и «За плотью слов». Дороги они мне необыкновенно. Надежда Андреевна издала их для умягчения сердец работников банковской системы страны. Чтобы их глаза читали не только сухие, бездушные цифры.
А книги рождались одна за другой: «Две музы», «Память», «Цвет неизбывный», «От первого яблока», «Да будет день», «Под тихой звездою прощения...», «Не сдавайся времени, душа!», «Под небом нераздельным», «Родное, кровное, святое...». Их уже 13. Подойду к полке, гляну на книжную семейку и как будто окунусь в поток солнечных лучей. Вот они родимые! Застыли в строю, как верные и нежные солдатики. Они готовы прийти по первому зову, когда в душе затяжное ненастье. Не глядя, раскрываю любой сборник — и обожгут дыхание горячие, как угли, строки:
«Да не пойдут на отцов сыновья,
Да не запросят родительской
крови,
Чтобы с землей черноземною
вровень
Всем не лежать на пиру воронья...»
Или:
«Завяжи мне глаза... Я иначе
тебя не забуду.
Столько память хранит, сколько
выпадет ей на роду.
Завяжи мне глаза, и тогда я
беспомощной буду,
И в круженье людском заблужусь,
и тебя не найду...»
Весна и любовь — эти две вечные мелодии, как две родные сестры, пронизывают всю мою лирику:
«Быть может, доживу еще до
доли лучшей,
И высохнет в лучах дождливая
капель,
Но пусть звучит во мне, пока
способна мучить,
Мелодия любви с названием
«Апрель»...
А вот это восьмистишье как озарение. Как исповедь:
«Живем не так, встречаемся не
с теми,
Не то творим, душою не горим,
Не те умом затрагиваем темы,
Не те слова друг другу говорим.
Легко бранимся, миримся
натужно,
Скитаясь в одиночестве своем,
И лишь о Том, кто нам и вправду
нужен,
За пять минут до смерти
узнаем...»
