Из истории кинохроники времен соцреализма
Когда–то в среде вольнолюбивой интеллигенции был очень популярен анекдот о том, чем отличается советский журналист от зарубежного. Если во время официального мероприятия происходит что–то экстремальное — взрыв там, пожар, подъемный кран падает, то у иностранного бойца информационного фронта первое инстинктивное побуждение — успеть сие заснять... А у советского — тут же выключить камеру. Анекдот приобрел разные модификации, оброс бородой, но в Лету не канул — иные архивные документы дадут фору любому анекдоту. Правда, и анекдотические случаи, извлеченные из архивов, часто имеют трагическую окраску... С эпохой не шутят. А эпоха, о которой сейчас пойдет речь, шуток вообще не прощала.
Не прощала она и выявления неприглядной правды о жизни страны всеобщего равенства и благоденствия. Поэтому тем, кто должен был освещать события, приходилось балансировать на грани дозволенной и недозволенной правды... И не всегда удавалось эту грань не переступить.
Наверное, многие из вас, уважаемые читатели, еще помнят, как сеансы в кинотеатрах предварялись показом журналов кинохроники. Эти выпуски отражали важнейшие события страны: партийные съезды, уборку урожая, выплавку «юбилейной» тонны стали... Некоторые ушлые зрители в более поздний период существования кинохроники старались прийти попозже, к ее завершению... Но при жизни вождя народов такое опоздание могли расценить очень даже плохо. Каждый кадр имел идеологическую ценность, к съемке кинохроники допускались только лучшие и проверенные... И для создания «картинки» использовались все возможные средства — эпоха требовала «мобилизации», «оптимизма» и «положительных примеров». В общем — соцреализма. В т.ч. и в кино. В большом кино это были шикарные потемкинские деревни Ивана Пырьева, создавшего яркий лубок «Кубанские казаки», где прилавки ломились от продуктов, а колхозники пели песни и гарцевали на рысаках. В документальном кино были свои «казаки», работавшие так, как требовала партия. С огоньком, снимая не жизнь, а идеологический суррогат. Вся эта благостность поощрялась, награждалась. Но «партия» была начеку. В случае команды «Фас!» служители искусств попадали под топор...
...17 января 1951 года из Министерства кинематографии Белорусской ССР на имя секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Т.С.Горбунова поступает секретный доклад министра кинематографии БССР Н.Ф.Садковича о результатах проверки, проведенной согласно указанию того же Т.С.Горбунова. Проверялись факты, касающиеся работы оператора хроники студии «Беларусьфильм» И.Н.Вейнеровича. Поскольку поступил сигнал, что тот «применял на съемке грубые, фальшивые инсценировки, выдавая снятые им кадры за действительные документы».
Чем же провинился злополучный (и именитый на тот момент) оператор, прославившийся съемками на фронтах, работой с лучшими режиссерами?
«Так, для журнала № 37 — 38, посвященного семидесятилетию товарища Сталина, оператором Вейнеровичем, по указанию режиссера Корш–Саблина В.В., был снят эпизод «празднование дня рождения тов. Сталина у героя Социалистического Труда тов. Колыско. Вместо съемки действительного события Вейнерович совместно с администратором Хариком произвел грубую инсценировку, организовав «банкет» в квартире директора совхоза «10 лет БССР», а не в квартире тов. Колыско. Привез из Минска бокалы, из которых рабочие совхоза пили шампанское только во время съемки, после съемки бокалы были отобраны и увезены в Минск».
Минских кинохроникеров легко понять: показывать в столь важном сюжете убогое жилище Героя Труда было не просто неудобно, но опасно... Кто знает, сними они настоящий интерьер, без украшательства и хрустальных бокалов, не были ли бы последствия для них еще более печальны?
За «очернение действительности» оценка была одна — суд! Вот и крутись, художник... Еще одна провинность оператора: «В журнале № 24 — 1950 г. т. Вейнерович как режиссер журнала использовал кадры уборки урожая в Полесье (снятые оператором В.Цеслюком), выдав их за кадры уборки урожая в Минской области».
Конечно, колосья — они везде колосья... Но в другом журнале, № 27 за тот же 1950 год, Вейнерович на пару с режиссером Стрельцовым снимали сюжет о выдаче колхозникам авансов хлеба по трудодням. Как вы понимаете, тема была актуальной и болезненной. Жили люди в трудное послевоенное время в деревнях впроголодь, получая за свой труд «палочки», — то есть отработанные дни отмечались в табелях, а оплата за них, в основном натурой, хлебом, была скудной. Но кинохроникеры должны ведь были дать красивую картинку колхозной жизни!
«Полностью игнорируя действительные факты жизни колхоза им. Кирова (Минск. обл., Пуховичский р–н), режиссер и оператор даже не посчитались с высказываниями колхозников во время съемки, заставили колхозников одеть праздничные одежды, на глазах у собравшихся колхозников инсценировали якобы получение целого воза зерна авансом колхозницей А.Лобко. Под общий смех собравшихся и реплики «ого, каб в самом деле такой аванс нам дали» пять раз снимался кадр, в котором А.Лобко благодарит бригадира за аванс. После чего дважды снималось, как три подводы, груженные мешками с зерном (на одной из подвод сидит А.Лобко), проезжают по улице колхоза (после съемки это зерно было отвезено в колхозный амбар). Диктор при этом сообщает, что А.Лобко выработала 300 трудодней, получила большой аванс и впереди светлое будущее. В самом деле А.Лобко выработала только 150 трудодней (аванс получили в колхозе по 500 гр. на трудодень), к тому же, как заявил секретарь Пуховичского РК КП(б)Б тов. Стельмах товарищу Войнич, колхозница А.Лобко не только не является передовой колхозницей, но и наиболее отсталой в морально–политическом отношении. Снимали ее, вероятно, потому, что операторы у нее обедали».
Автор секретного отчета замечает, что киношники перед съемкой зашли, как положено, в местный райком, но объекты съемок не согласовывали. И вообще держали себя крайне заносчиво и бестактно.
Автор отчета утверждал, что «колхозники странной съемкой были возмущены». И как следует из документа, все якобы рассказали приехавшему в колхоз докладчику ЦК КП(б)Б товарищу Качуро.
А тот, проявив бдительность, доложил секретарю ЦК КП(б)Б Горбунову 2 октября 1951 года:
«Считаю своим долгом сообщить вам следующее. В колхозе им. Кирова Пуховичского района после моего доклада колхозницы выступили с критикой работников кино, которые снимали кино для кинохроники. Снимали одну колхозницу, которая якобы получила пшеницу на трудодни. После съемки пшеница была опять положена в колхозный амбар. Одна колхозница на собрании сказала: «Кино не смотрите, такой же обман, как и у нас с пшеницей на трудодни».
В докладной записке заведующего сектором отдела пропаганды и агитации ЦК КП(б) Белоруссии Войнич, уточняется, что аванс колхозникам был уже выдан за несколько дней до съемок и героиня их А.Лапко (так написана фамилия в этом документе. — Авт.) «часто дезорганизует колхозников своими неправильными выступлениями на собраниях. Так, во время выборов в местные Советы на собрании при встрече кандидата в депутаты областного Совета с избирателями в своем выступлении все время повторяла: «Плохо жить в колхозе, нужно резать последнюю коровку, колхоз не дает сена» — и т.д.». А это уже — контрреволюция! Которую косвенно поддержали киношники...
Вывод делается суровый, в духе эпохи: «Своими действиями Вейнерович и Стрельцов дискредитировали в глазах колхозников это важнейшее политическое мероприятие, показали себя политически безграмотными, корыстолюбивыми людьми, способными ради гонорара опошлять роль советского кино как важнейшего воспитательного средства трудящихся».
Проверка выявила и другие «странные съемки». Любопытная история получилась с сюжетом «Новый год в семье многодетной матери». Его оператор Вейнерович на пару с режиссером Шульманом должен был снять для первого выпуска кинохроники 1951 года.
«Выбор семьи для съемки согласовывался только с... самой многодетной семьей», — возмущается автор отчета. Съемка была организована на следующий же день после встречи Нового года, героями стали граждане по фамилии М. Однако, по мнению проверяющих, эта семья «никак не может являться пригодной для популяризации ее средствами кино и газеты».
Вот какие страшные факты о М. выявились:
«Один из сыновей гр. М. в данное время находится в заключении (осужден на 10 лет), другой сын, действующий в заснятых кадрах, только вернулся из тюрьмы, где отбывал наказание. Отец семьи, хотя и является членом ВКП(б) с большим стажем, но сейчас подозревается в хищениях и растрате (информация т. Халипова и т. Саломахо). Сама мать — депутат горсовета. Выбор этой семьи для съемки был сделан, вероятно, потому, что глава семьи тов. М. является управляющим треста кондитерских изделий и, как объяснил в беседе оператор, у него хорошая квартира и можно было рассчитывать на «красивый стол».
За что сидели сыновья М., документ не уточняет... Но сюжет, уже помещенный в журнал под названием «В семье партизан–патриотов», был замечен...
Нет сомнения, что описанные случаи не были чем–то необыкновенным и исключительным. Так делали все. Но оператор Вейнерович «попал под раздачу».
Дело в контексте времени. Еще раз повторим, что Вейнерович снимал точно так же, как и все остальные его коллеги, — главное, чтобы все было «красиво»! Но то было особое время. Только что по необъятным просторам СССР прокатились волны «срывания масок», борьбы с «безродными космополитами», были разгромлены генетики, вейсманисты–морганисты, музыканты–формалисты, литературные критики, эсперантисты. Все эти бесконечные разгромы, чистки и проработки имели, впрочем, ярко выраженную направленность — среди фигурантов самых громких дел находились, как говорилось тогда, «инвалиды по пятому пункту». В Москве, в камерах Лубянки уже появились первые «врачи–вредители», не отставали от столицы Киев, Кишинев и Ташкент, а в Минске, в ЦК партии, начальство вдруг обнаружило, что по «вопросам бдительности» они не на высоте. Кому–то и пришла в голову счастливая мысль повнимательнее присмотреться к товарищам Харику, Вейнеровичу, Шульману. За компанию, чтобы не прозвучало упрека в антисемитизме, к этой группе решено было присоединить и вполне русского Стрельцова — эта филологическая тонкость была тогда тоже в большом ходу. Теперь можно было с чистой совестью докладывать тт. Суслову и Александрову, что «на идеологическом фронте врагу нанесен очередной сокрушительный удар. За руку схвачены фальсификаторы, пытавшиеся бросить тень на самую правдивую в мире кинохронику. Информация направляется для принятия мер»... Из Москвы отмашку дали незамедлительно. И Тимофей Горбунов, опытнейший аппаратчик, после 1937 года много чего понявший в этой жизни, а именно «или всех грызи, или сам лежи в грязи», звонко протрубил в рог. Сезон охоты на «фальсификаторов» был открыт. Кажется, это был единственный случай столь удивительной партийной работы. За все, за самые фантастические прегрешения мог в 1951 году пострадать советский гражданин. Но чтоб за «приукрашивание действительности»! До этого додумались, кажется, только в Минске.
Министерство кинематографии засучило рукава и принялось за следовательскую работу. Скоро появился уникальный «отчет», больше похожий на приговор военно–полевого суда.
В конце своего отчета министр предлагает наказать виновных. Оператора уволить из системы Министерства кинематографии БССР, режиссера Стрельцова отстранить от режиссерской работы сроком на один год, режиссеру Шульману и редактору хроники Фрайману, причастным к новогоднему сюжету, объявить выговор, администратору Харику — строгий выговор. На докладе — резолюция Т.Горбунова от 20 января 1951 года: «Как видите, факт, сообщенный докладчиком ЦК КП(б)Б Качуро, не только полностью подтвердился, но выявлены новые вопиющие факты фальсификаций и извращений в работе киностудии «Белорусьфильм». Вопрос этот выносится на Бюро ЦК».
Вейнерович отбивался, как мог. Он написал объяснительную:
«Для выражения мыслей о том, что колхоз полностью рассчитался с государством и приступил к засыпке семенных фондов и выдаче авансов на трудодни была снята молотьба в передовой бригаде (...) Никаких кадров отвозки зерна домой к колхознице А.Лапко или к другим мной не было снято. Никаких фальсифицированных кадров о получении колхозницей Анной Лапко якобы 3 подвод зерна мной не было снято (...) Искаженное понятие, создавшееся у некоторых колхозников о съемке, является, видимо, плодом работы недоброжелательных элементов, имеющихся там и по–своему истолковавших проведенную съемку».
В другом объяснении, в партколлегию ЦК КП(б)Б, Вейнерович сформулирует:
«На киностудии «Белорусьфильм», как и в других студиях, до сих пор при некоторых киносъемках применялся метод восстановления отдельных фактов. Этот метод культивировался в продолжение долгого времени и до сих пор не был подвергнут жесткой критике».
Писал объяснительную и легендарный режиссер В.Корш-Саблин, причастный к съемкам у Героя Труда Колыско:
«О том, что т. Вейнерович купил несколько фужеров, отвез в колхоз, а потом после съемки забрал их обратно, я и другие товарищи узнали только после того, как группа вернулась со съемки и был просмотрен на экране отснятый материал. Тут же при обсуждении материала т. Вейнеровичу было указано мною о неправильном — недопустимом поступке».
Но ЦК партии требовал крови, и чиновники изъявили полное желание принести в жертву оператора-фронтовика. Охота продолжалась. Как отметил министр кинематографии БССР Н.Садкович в отчете Горбунову: «В своем объяснении, поданном на Ваше и на мое имя, оператор Вейнерович пытается смягчить и исказить факты. Простое сличение монтажного листа, кадров, вошедших в журнал, и текста объяснения показывает недобросовестность автора».
И действительно, в «Заключении по описанию кадров, помещенных в журналах студии «Белорусьфильм», сделанном комиссией в составе: тт. Блистинова М.М., Жука А.А., Кравчуковского И.А., действующих на основании постановления прокуратуры БССР от 8–го марта 1951 года» значится:
«Кадр № 32. Средний план — два колхозника взваливают мешок на подводу. Рядом стоит та же колхозница. Кадр № 33. Крупно — колхозница Ганна Лапко жмет руку кому–то, находящемуся за кадром». Кадр № 34. Средний план — Лапко берет вожжи и вместе с возом, груженным мешками с зерном, выходит из кадра. И комментарий: «Калгаснiца Ганна Лапко атрымлiвае першы аванс».
В другом заключении та же комиссия попытается подсчитать, сколько же мешков с зерном на телеге колхозницы:
«В четвертом кадре Ганна Лапко берет вожжи и уходит с возом, на котором явно видны лежащие сверху три мешка, и судя по тому, что они лежат выше бортов телеги, следует предположить, что под ними находятся еще мешки».
В январе 1951 года появляется проект постановления Центрального комитета КП(б) Белоруссии «О фактах фальсификации и извращений в киножурналах студии «Белорусьфильм»: «Предложить министру кинематографии БССР т. Садковичу Н. уволить из системы Министерства кинематографии БССР оператора Вейнеровича И.Н., режиссеров Шульмана и Стрельцова». Но 1 февраля появляется само постановление, куда более суровое. Видимо, дело решили еще больше раскрутить. И.Вейнеровича и В.Стрельцова приказывается от работы отстранить, рассмотреть вопрос о виновности других лиц, а также рассмотреть вопрос о партийности члена ВКП(б) Вейнеровича И.Н. А исключение из партии — это было страшное наказание. Человек, у которого отбирали партбилет, превращался в изгоя. И это еще не все...
«3. Поручить прокурору БССР т. Бондарь А.Г. привлечь к судебной ответственности за провокационные действия кинооператора Вейнеровича И.Н. и режиссера Стрельцова В.М.
4. Указать директору студии «Белорусьфильм» т. Маргалик П.К. на отсутствие с его стороны политического контроля и высокой партийной требовательности к работе режиссеров и операторов студии».
Постановление подписано первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии Н.Патоличевым.
Следует заметить, что оператор Иосиф Наумович Вейнерович всеми признавался профессионалом высокого класса. Он навсегда вошел в историю белорусского документального кино — не только как оператор, но и как режиссер. Работал на «Беларусьфильме» более 50 лет, умер в 1998 году. Имел звание народного артиста, в годы Великой Отечественной войны снимал на линии фронта, в партизанских отрядах... В 1943 году получил Сталинскую премию. Наверное, сам он не раз вспоминал о курьезных случаях из своей кинематографической карьеры. Правда, с каким именно чувством, мы теперь, наверное, не узнаем.
Но ясно одно — от страшных обвинений «в провокационных действиях» ему удалось каким–то образом оправдаться. Надо думать, что его готовили к более серьезным обвинениям, которые прервала только известная дата 5 марта 1953 года. Прокуратура изучила вопрос по поручению ЦК КП(б)Б, но уголовное дело, вероятно, так и не было возбуждено. Судебный процесс не состоялся, вообще об инциденте нигде до сих пор не говорилось. И ни в одной энциклопедии вы не найдете сведений, что известный оператор И.Вейнерович с мая 1951 г. по август 1953 г. работал в Институте механизации и электрификации сельского хозяйства АН БССР в качестве младшего научного сотрудника. В августе 1953 г., уже после смерти Сталина, директор упомянутого института академик М.Е.Мацепуро и секретарь институтской парторганизации А.А.Ярошевич дают Вейнеровичу партийно–производственную характеристику (то есть из партии оператора не исключили). Характеристика дана для представления в парторганизацию киностудии «Беларусьфильм» и Фрунзенский РК КПБ (Вейнерович, судя по всему, собирался вернуться к своей профессии). Характеристика гласит, что товарищем Вейнеровичем «проведена большая работа по лаборатории измерений и приборов, а также по съемкам научно–исследовательской работы и испытаний новых сельскохозяйственных машин».
Еще, оказывается, опальный оператор состоял членом ученого совета института и два года руководил «кружком по изучению истории КПСС повышенного типа и добился хорошей успеваемости слушателей». Еще он был избран редактором стенгазеты «Механизатор», которая отмечалась как лучшая в Академии наук. Дважды Вейнерович заносился на Доску почета...
Иосиф Вейнерович вернулся на студию и в 1957 году уже как режиссер и оператор снял фильм «Над рекой Орессой». Впереди у него были еще долгие годы плодотворной работы. Но, как рассказывали люди, близко знавшие знаменитого кинооператора, был он навсегда сломлен «дружеской критикой», которую учинили «искусствоведы» из ЦК...
