Во время войны каждый четвертый из них погиб, каждый второй был тяжело ранен... Почти у всех кинематографистов, в том числе операторов кинохроники, имелась бронь — освобождение от призыва в армию на время войны, но большинство из них в тылу остаться не пожелали. Почему? Уже не спросишь. Да и не привыкли они рассказывать о себе. Отсняв миллионы метров пленки и оставив десятки книг воспоминаний, фронтовые операторы не зафиксировали почти никаких фактов из личных биографий. И часто, даже спустя много лет после войны, не позволяли себе появляться на экране в каком бы то ни было контексте, считая это кощунством по отношению к погибшим солдатам...
Фронтовой оператор Иосиф Вейнерович. 1943 г.
| 
И в последние годы жизни Иосиф Вейнерович не утратил блеска глаз и интереса к людям.
|
В рукописи Иосифа Вейнеровича «То, что осталось за кадром» о нем самом — ни слова. Хотя личного там много. Военная кинохроника не предполагала демонстрацию частных судеб и солдатских рефлексий, но относиться бесстрастно к людям, которых снимал, Вейнерович не мог. Потому и делал бесчисленные фотопортреты со стоп–кадров боевых репортажей для домашнего архива, в подробностях воссоздавал в своей книге истории жизни и характеры тех, кто попадал в объектив кинокамеры, разыскивал их после войны и снимал снова... Впрочем, многие находили его сами.
Домой Иосиф Вейнерович вернулся 3 июля 1944 года вместе с войсками 1–го Белорусского фронта, запечатлевая на кинопленку первые часы освобождения Минска. В 1945–м он значился уже штатным работником киностудии «Советская Беларусь», здание которой восстанавливал вместе с другими операторами. Документальная картина «Разгром немецких войск под Москвой», часть которой была снята Вейнеровичем, к тому времени уже стала первым советским фильмом, удостоенным «Оскара». Но в 1951 году, когда по всей стране шли массовые антиеврейские чистки, ни этот факт, ни многочисленные награды фронтового оператора (ордена боевого Красного Знамени, Отечественной войны и Красной Звезды, медаль «Партизану Отечественной войны» I степени и Сталинская премия) не смогли перевесить его красноречивой фамилии. И хотя из всего, в чем обвинили Вейнеровича, подтвердился единственный факт «фальсификации» (как значилось в доносе, «снимая для киножурнала... празднование дня рождения тов. Сталина у Героя Социалистического Труда тов. Колыско», оператор действительно купил несколько хрустальных фужеров, чтобы украсить неказистый быт колхозника–героя), от работы на «Беларусьфильме» его отстранили и чуть было не исключили из партии. Однако, по свидетельству энциклопедических справочников, после смерти Сталина Иосиф Вейнерович вернулся в кино.
— Нет, это произошло раньше, еще до смерти Сталина, — возражает Ирина Морозова, старшая дочь Вейнеровича. — Люди, которые хорошо знали папу, герои войны, партизаны, написали письмо в его защиту, и, очевидно, до Сталина это письмо дошло, поскольку вскоре тема обвинений в папин адрес была закрыта.
Сложно поверить, но в кино Иосиф Наумович проработал почти 70 лет, не дожив до своего 90–летнего юбилея считанные месяцы. К слову, фронтовая хроника, которую он снимал, востребована и сейчас. Сегодняшние режиссеры нередко включают кадры, запечатленные Вейнеровичем, в новые картины о войне. Редкий оператор может похвастаться таким профессиональным стажем. Ведь вся белорусская кинодокументалистика начиналась в том числе с его имени! И хотя первые хроники довоенной киностудии «Белгоскино» не сохранились (сгорели во время бомбежки Минска), в домашнем архиве семьи Вейнеровичей, кроме рукописной книги, которую Иосиф Наумович подарил своим дочерям, осталось немало других ценных записей, достойных отдельного издания.
Иосиф Вейнерович на подготовке посадочной полосы. 1943 г. Ушачский район. Дни блокады партизанской зоны.
Жесть
«Это было в 1921 году. В Минске появилась конка, а в центре города на небольшом пятачке открылось несколько маленьких кинотеатров со звучными названиями «Эдем», «Модерн», «Иллюзион», — вспоминал уже оператор и режиссер Иосиф Вейнерович. — Киномеханики, крутившие ленты, казались волшебниками. О том, что доведется увидеть, как делается это волшебство или даже самому принять в нем участие, я даже не мечтал. А довелось...
Однажды сосед, тогда еще солдат, а спустя много лет народный художник Беларуси Гавриленко, предложил помочь сделать серию диаграмм для кино... В кинолабораторию — так громко назвали только что организованный «Белгоскино» сектор по выпуску хроникальных фильмов, куда повел меня Гавриленко, — я шел с волнением. Она разместилась на Революционной, одной из центральных улиц города, на втором этаже жилого дома в обыкновенной квартире. С этого дня я не покидал лабораторию с утра и до поздней ночи...
В 1926 году под хронику и лабораторию было отведено помещение бывшей красильной мастерской на улице Энгельса. Там опытные жестянщики кроили и сбивали из оцинкованной жести большие баки для проявки, фиксировки и промывки пленки вместительностью от 200 до 400 литров раствора...»
— Тогда же у папы появилась его первая — французская — кинокамера, — рассказывает младшая дочь Иосифа Наумовича Татьяна Коржицкая. — Ему было всего 17... Потом он окончил курсы в Ленинграде, поступил во ВГИК, но как самый старший из оставшихся в семье мужчин почти всю стипендию и то, что удавалось заработать на разгрузке вагонов, посылал родным в Минск. По ночам перебирал картошку в столовой — за это кормили завтраком... Когда вернулся, наши операторы работали уже с немецкими портативными кинокамерами. На такую кинокамеру он и заснял первые минуты бомбежки Минска...
Бегомльский район, бригада «Железняк». На переднем плане — комбриг Титков. Снимает оператор Вейнерович.
Дерево
— В 1942 году, когда немцы рвались к Москве, он вступил в партию, — продолжает Ирина Иосифовна. — Через год получил Сталинскую премию за лучшие фронтовые репортажи. Трижды его забрасывали в партизанские соединения. Папины товарищи, которые бывали у нас в гостях, рассказывали, как вместе с партизанами он выходил из блокады... После войны эти люди часто бывали у нас дома, вспоминали, как папа вместе с ними шел в бой с кинокамерой и автоматом, снимал и отстреливался. А между боями писал тексты для «Партизанской правды». К середине войны немцы обещали за его голову немалые деньги... А знаете, как он работал? Когда папу забросили к партизанам в первый раз, его парашют зацепился за дерево, а он сам, беспокоясь больше не о себе, а о ящике с кинопленкой, камерой и оружием (килограммов 60 весом), серьезно повредил позвоночник. И потом всю жизнь мучился от боли в спине. Хотя заметно это было только тогда, когда он думал, что его никто не видит. Вряд ли хоть кто–нибудь догадывался о папиной травме, когда он с кинокамерой бежал вперед спиной перед гарцующим на лошади командующим парадом...
Перед заброской в партизанский отряд.
Сын
— О судьбе своей первой семьи папа узнал только после освобождения Минска, — рассказывает Татьяна Иосифовна. — В самом начале войны он отправил жену и детей в эвакуацию, но по дороге состав разбомбили, а жена с детьми вернулась в Минск. Папа был уже в Москве... Когда жену расстреляли, маленькая дочка погибла, а сын Борис оказался в детском доме, где ему (видимо, для того, чтобы уберечь) дали другую фамилию. К концу войны папе удалось узнать только то, что Бориса отправили в Германию...
«Я уже стал терять надежду, когда однажды в конце октября 1945 года меня разбудил стук в окно, — записал позже Вейнерович. — Сквозь промерзшее стекло и пелену снега с трудом различил столпившихся во дворе вокруг какого–то мальчика соседей... Это был он, сын, подросший и неузнаваемый... Потом он уже рассказал мне все сам. О том, как фашисты расстреляли мать, как обморозил ноги, как жил, опасаясь смерти, в детдоме, как их вывезли в Германию, как заставляли работать в поле, как вывезли в Копенгаген... Потом, после Победы, их обнаружили наши офицеры... и специальным эшелоном отправили на родину. Попав в Минск, сын сбежал из эшелона в надежде найти кого–нибудь из родных. Люди привели его ко мне...»
Лифт
— Он был хорошим отцом, всегда старался найти время и для нас, — вспоминает младшая дочь Вейнеровича. — Например, почти каждый вечер мы с ним ходили на стадион «Динамо» кататься на коньках. Кстати, папа сам прекрасно катался.
— При том, что всегда много работал, — добавляет Ирина Морозова. — Мог остаться монтировать на всю ночь. Помню, как я носила ему еду в здание Красного костела, где была киностудия... Коллеги часто обращались к папе за помощью, особенно если нужно было найти какой–нибудь архивный кадр. Память была феноменальной. Московский архив он знал как свои пять пальцев, не говоря о нашем. Причем совсем необязательно речь шла о кадрах, которые снимал сам.
— Работа была для него главнее всего, — подтверждает Татьяна Коржицкая. — Никогда не сидел без дела, даже когда ушел с киностудии. Писал свою книгу, а мог и лифт в подъезде вымыть. Ну да, с больным позвоночником, в возрасте глубоко за 80. В общепринятом смысле папа ведь так и не стал стариком...
zavadskaya@sb.by
Советская Белоруссия № 84 (24714). Четверг, 7 мая 2015
