Чемпионат мира по легкой атлетике, который завершился недавно в Москве, засел в памяти занозой, и выковырять ее оттуда будет непросто. Наша сборная выступила в «Лужниках» не плохо, а очень плохо. Мало того что вернулась без медалей, так еще поселила в сердцах полную безнадегу, превратив некогда самый медалеемкий вид спорта в сплошное разочарование.
Владимир Никифорович Зинченко переживал эту катастрофу особенно тяжело. Выдающийся тренер, на счету которого 53 подготовленных мастера спорта, 12 мастеров спорта международного класса, 9 действующих национальных рекордов и 8 олимпийцев, бережно вырезал из газет все протоколы и аккуратно подклеивал их в тетрадь. Подобных талмудов у него много, и в них — все его успехи и ошибки. Все результаты за много лет работы, а лет этих знаменитому тренеру натикало уже немало — 77 с гаком. «Это — книга жизни, летопись», — говорит он о своих записях, в которых, как в бухгалтерской ведомости, учтено все.
Зинченко — живая история белорусского спринта. Сейчас, конечно, словосочетание «белорусский спринт» выглядит как насмешка, как анекдот, но были времена, когда и мы были рысаками. И Владимир Никифорович о них не просто помнит, а знает про это все и даже немножко больше. Потому что сам чемпионов готовил. И в этом он настоящий спец.
Он был одним из тех, кто привел к триумфу белорусский спринтерский квартет, выигравший «золото» на последней Спартакиаде народов СССР в 1991 году. Позади остались и россияне, и украинцы в своих сильнейших составах. Более того, победные секунды (39,44) вылились в рекорд Беларуси, который держится до сих пор.
— Эти секунды дались непросто. На сборах перед соревнованиями провели в Стайках 36 дней. Двухразовые тренировки — утром и вечером. Всего порядка 60 — 70 занятий. Как–то прихожу — сидят ребята хмурые. А в эстафете были двое моих учеников — Черкашин и Сафронников — и двое воспитанников других тренеров — Кныш и Старовойтов. У парней от нагрузок сдали нервы. «Шеф, что вы от нас хотите?» — с вызовом в голосе спрашивает Саша Кныш. Я говорю: «Хочу медаль». — «Вы — во!», — отвечает он и крутит пальцем у виска. И палку эстафетную мне под ноги бросает. Я закурил, в то время имел такую привычку, отошел, выдержал паузу. Вернулся: «Подними, — говорю. — И пошли тренироваться». Не бывает легких побед.
Если бы молодость знала, если бы старость могла. В этой пословице народная мудрость. Здоровье, увы, сегодня уже не позволяет Владимиру Зинченко пахать, как прежде, по 12 часов в сутки. Но мудрость, которая в нем живет, достойна того, чтобы к ней хотя бы прислушались. И это факт.
— Молодые опыт перенимают?
— Так, знаете... В одно ухо влетело, в другое — вылетело.
Он сам родом из Орла. Окончил там литературную школу имени Тургенева. Орел — кладезь литературы. Оттуда родом Тургенев, Тютчев, Фет, Лесков, а до Ясной Поляны каких–то 120 километров пути. В юные годы будущий тренер пробовал даже помаленьку писать, но судьба взяла свое. Как он любит говорить: «Тренера не заставишь таковым стать, им надо родиться». А однажды, приехав в Минск на соревнования, он встретил здесь симпатичную и бойкую девушку, в которую влюбился. Женился, да так в Минске и остался.
В молодые годы Владимир Никифорович преподавал в инязе, и делал это успешно. Более 80 процентов студентов составляли девушки, но его легкоатлетическая сборная всегда на равных сражалась даже с соперниками из института физической культуры. А однажды даже выиграла у них!
— Владимир Никифорович, в чем ваш секрет?
— Фанатиком я был, фанатиком и остался. Работал по 12 часов в сутки. Достигал всего методом проб и ошибок. Взгляните вот сюда — этой тетради 25 лет. Здесь я записывал мысли великих людей, на которые ориентировался: «Падая и вставая, ты растешь» (Кейс Феркерк, знаменитый голландский конькобежец); «Успех — это запланированная закономерность» (Эрих Мария Ремарк); «Не стремитесь к совершенству, вы его никогда не достигнете» (Сальвадор Дали); «Усложнять — просто, упрощать — сложно» (Лев Ландау). Или вот — мудрое изречение академика Ивана Павлова: «Мышцы растут только тогда, когда они отдыхают». Это железно! Именно когда отдыхают! А главный мой девиз: да здравствует ветер, который в лицо! Все старались тренировать по ветру, а я — всегда против!
Перед чемпионатом мира 2005 года, который проходил в Хельсинки и на котором, напомню, наша женская эстафета 4х100 заняла третье место, команда вновь готовилась в Стайках. И вновь по проверенной методике Зинченко, соблюдая дисциплину и железные правила. Лена Невмержицкая тогда, как и ребята в далеком 1991–м, тоже однажды не выдержала и воскликнула: «Шеф, вы нас совсем затуркали!» А он знал, что делает. Тогда в состав белорусской сборной входили олимпийская чемпионка Юлия Нестеренко, открывшая эстафету, а также Наталья Сологуб, Елена Невмержицкая и Оксана Драгун. Эх, что это была за команда!
— В 40 лет у меня уже были десяток мастеров спорта и несколько финалистов летних Игр. В 50 — парни выиграли Спартакиаду народов. В 60 — наш квартет оказался пятым на Олимпиаде в Афинах. А в 2005–м мы были третьими на «мире». С результатом — 42,56, прошу запомнить. На недавнем московском чемпионате мира эти секунды принесли бы нам «серебро»!
— А еще говорят, что белорусы к спринту генетически не годны...
— А как же мой ученик и рекордсмен на стометровке Сергей Корнелюк? А Наталья Сафронникова — чемпионка мира в беге на 200 метров в залах? А Юлия Нестеренко — олимпийская чемпионка? Они — коренные белорусы.
— Где собака зарыта?
— В общефизической подготовке. В силе. Как может Алина Талай пробежать здорово, если у нее при беге трясется живот? Есть такое упражнение на пресс — «складной нож» называется. Из положения лежа поднимаешь ноги к голове. После тренировки мои девчата выполняли его по 500 раз. Вы понимаете, 500! Наташа Сафронникова приседала с весом 130 килограммов. В полный присед. Ребята — 160 брали. А иначе — никак.
— Алина Талай после чемпионата сказала немало резких слов. В том числе и о том, что сама себе фармакологическую программу расписывает. Это ведь проблема!
— Да, так быть не должно. Но для Талай это отнюдь не главная проблема. В чем ее проблема, я вам сказал.
— Вы как–то произнесли такую фразу: «Я не согласен с теми, кто говорит, что у нас нет одаренных людей, они есть. Не отлажена система их воспитания».
— Воспитание я имел в виду не только спортивное, но и личное. Своим воспитанникам я и стихи читал, и книги нужные советовал. Мне лично очень нравится Эрих Мария Ремарк.
— А спортсмены хоть знали, что это не женщина, а мужчина?
— Мои — знали. И некоторые даже читали.
— Вы, я знаю, большой любитель поэзии и Роберта Рождественского в частности.
— Да, это так. Помню, 1972 год. Засуха. Температура достигает отметки 35 градусов. В Подмосковье страшные пожары. Сборная СССР на базе в Подольске готовится к Олимпиаде в Мюнхене. Я в числе тренеров легкоатлетической сборной, так как к стартам готовилась моя воспитанница Любовь Рунцо. Чтобы отвлечь спортсменов, им показывали самые модные на тот момент кинофильмы: «Тарзан», «Газовый свет»... На базу приезжали художники, артисты. А в один из вечеров нагрянул Роберт Рождественский. Спрашивает, указывая на девочку с косичками: «Кто это?» Ему говорят: «Ольга Корбут». Он — бах, и рождается четверостишие. На другого: «Это кто?» — «Борзов». Он, слегка от природы заикаясь: «М–мало спринт нам дал призов, хоть старались — отставали. Но теперь у нас Борзов и надежда на медали». А вечером Роберт Иванович был приглашен за узкий тренерский стол. Просьба написать и о нас, конечно, тоже последовала. На следующий день мы читали его гениальные строчки «Посвящение тренеру»: «Спортсмены возникают вырастая / Из тренера, как ветви из ствола. / Час грянул! Чемпион на пьедестале! / А тренеру негромкая хвала. / К нему подходят, руку жмут до хруста: /«А твой–то, твой! Спортсменище! Орел!» /А тренер головой кивает грустно / Как будто потерял — не приобрел... / Как будто помогал ему Всевышний... / Как будто не исполнилась мечта... / И кажется обыденной, привычной / Невиданная эта высота... / Его питомец замер задыхаясь / В сиянье золоченого венца... / Вновь тренеру — теряя, чертыхаясь / Вести по жизни нового юнца. / Вновь чувствовать, что в молодость вернулся, / Шептать неулыбающимся ртом: / «Ты выиграешь! Только не волнуйся!» / И знать, что под рукою валидол...» Когда моя эстафета выходила на старт, я всегда клал под язык таблетку валидола, так что здесь ничего не придумано.
— Вам какой период в нашей легкой атлетике более симпатичен: при Александре Рудских или при Анатолии Бадуеве?
— Конечно, при Рудских. Однозначно! Он — профессионал!
— А тот провал, что случился сейчас в Москве...
— Это не провал. Это пропасть. Катастрофа.
— Но какова, на ваш взгляд, его основная причина?
— Тренеров нет. Их нужно растить, воспитывать, готовить. Вот, например, Андрей Кравченко разошелся со своим тренером Иваном Гордиенко. Бывает. Но никто даже не попытался их помирить. Хотя я, мне кажется, мог бы это сделать. А результаты спортсмена при этом упали. При Александре Рудских проходили тренерские курсы, семинары. Он лично каждый четверг на тренерском совете делился опытом, делал доклады. А у него хороший опыт, он десятиборцев тренировал. Сейчас этого нет. Рудских очень правильно сказал недавно: тренерский корпус стареет, а замены уходящим нет. Было упущено время, молодых не научили. Вот вам и провал.
— Вы ведь работали и с Юлией Нестеренко. Почему, на ваш взгляд, после триумфа в Афинах ее карьера не сложилась?
— Она приезжала ко мне на сборы, я много ей советовал, подсказывал. Признаться, я немножко обижен на Виктора Ярошевича, который был ее личным тренером. Когда у Юли случилась та большая победа в Афинах, он сделал вид, что я к этому не имею никакого отношения. Но это не так. Впрочем, это дело прошлое. А что не сложилось? За спиной каждого спортсмена всегда стоит фигура тренера. И это аксиома.
— Ну и последний вопрос. Что вы думаете насчет последних допинговых скандалов в нашей сборной? Раньше ведь такого не было.
— Было и раньше.
— Просто не попадались?
— Давайте опустим эту тему.
Советская Белоруссия №161 (24298). Четверг, 29 августа 2013 года.
