Польский военнослужащий Эмиль Чечко, бежавший в Беларусь, готов отвечать за преступления, в которых его заставили участвовать под угрозой смерти. При разговоре с журналистами «СБ. Беларусь сегодня» он не прячет взгляд, ведет себя спокойно и уверенно, в то же время не скрывает своих переживаний. Мы постарались задать Эмилю новые вопросы о его поступках, планах и реакции на ту очернительскую кампанию, которая развернулась вокруг Чечко в Польше.
— Эмиль, в польской прессе сейчас немало пишут о твоем прошлом. Дескать, ты не находил общий язык со своими работодателями, мало общался с одноклассниками. Насколько это правда?
— Мне неприятно обсуждать такие сообщения, но могу вас заверить, что я не имел никаких проблем в коммуникации со своими ровесниками и коллегами. Со всеми договаривался спокойно и мирно.
— Тебя расстраивают такие новости о себе? Вообще, читаешь ли ты польскую прессу?
— Сейчас я стараюсь не читать, что про меня пишут в польских СМИ. Потому что на днях просмотрел некоторые сайты, и на меня это, конечно же, оказало весьма негативное влияние. Поэтому просто пропускаю такую информацию. Правды там нет.
— Вместе с тем есть немало поляков, которые на форумах и в комментариях поддерживают тебя и твой поступок. Говорят, что если Польша до сих пор никого не пускает в зону чрезвычайного положения, то Чечко прав и там есть что скрывать.
— По-моему, это говорит о том, что в Польше есть некоторое количество думающих людей. Если люди так высказываются, значит, они размышляют и пытаются разобраться. Я думаю, они понимают, что если человек вдруг перескакивает колючую проволоку и переходит границу, то это не происходит просто так. Для этого должны быть серьезные причины.
— Как считаешь, если бы в приграничную зону впустили международные гуманитарные организации, то был бы у них шанс найти те захоронения убитых беженцев, о которых ты рассказывал раньше?
— Тела будет невозможно отыскать только в том случае, если их сожгли. Но я не слышал о таких мероприятиях. Поэтому шанс отыскать убитых есть, и он достаточно высок. Если искать, конечно.
Насколько мне известно, сейчас существуют и технические средства, и специально обученные собаки, при помощи которых можно отыскать могилы.
— Эмиль, ты сознался, что участвовал в весьма тяжких преступлениях — убийствах мирных граждан. Понимаешь ли, что за это придется нести ответственность?
— Да, я вполне отдаю себе отчет, что могу быть привлечен к ответственности как военный преступник. Я все понимаю.
— Один из польских генералов даже предложил расстрелять тебя за побег, несмотря на то что смертная казнь не применяется в Польше уже 23 года. Он обосновал это тем, что идет война.
— В Польше не предусмотрена смертная казнь даже в военное время. Хотя я не совсем понимаю, о какой войне идет речь: нам никто не сообщал, что мы принимаем участие в военных действиях. Поэтому я считаю, что заявление этого генерала о моем расстреле призвано просто меня запугать и заставить молчать.
— Распространяются слухи о твоем конфликте с матерью, но при этом ничего не слышно о твоем отце. Какое влияние он оказал на твое воспитание?
— Мой отец был сварщиком на заводе. Он просто не успел оказать серьезное влияние на мое воспитание, потому что умер, когда мне было 17 лет. Преимущественно меня воспитывала мама, ей принадлежит главная роль.
— Что можно сказать об употреблении наркотиков и алкоголя среди польских военных? Это единичные случаи или повсеместная практика, чтобы солдаты охотнее выполняли приказы, в том числе и преступные?
— В самой польской армии существует запрет на алкоголь и наркотики, а солдаты из нашей части употребляли спиртное только в тех случаях, когда выезжали на патрулирование с польскими пограничниками. Тогда и происходили те ужасные вещи, о которых я уже рассказывал.
— Расскажи, пожалуйста, что твои командиры говорили солдатам о Беларуси, о происходящем в нашей стране, о причинах кризиса на границе.
— О Беларуси нам говорили все только самое негативное. Вроде того, что она ведет гибридную агрессию против Польши. А про мигрантов внушали, что эти люди — будущие террористы, которые всей своей массой, количеством хотят завоевать новые территории, в том числе и польские.
— А что ты сейчас думаешь о Беларуси? Как с тобой обращаются, чего тебе не хватает?
— Честно говоря, я сейчас думаю, что Беларусь — нормальная страна, в которой люди живут своей обычной жизнью, как и мы в Польше. Меня сейчас все устраивает. У меня есть крыша над головой, одежда, еда и все необходимое для жизни. Еще я вижу, насколько вашим людям, белорусскому обществу интересно, что я рассказываю о ситуации на границе. Люди неравнодушны к моему поступку. Это придает сил.
— Скучаешь ли по чему-нибудь, что осталось в Польше?
— Может быть, покажется смешным то, что я сейчас скажу, но я скучаю по своему домашнему компьютеру. Ладно, будем считать, что это шутка. Если говорить серьезней, то я скучаю по некоторым дорогим мне местам. Например, по Сопоту (город на Балтийском побережье Польши. — Прим. ред.) и особенно сопотской набережной.
— Эмиль, каким ты видишь свое будущее?
— Мне трудно сейчас говорить об этом. Если поступят предложения насчет учебы или работы и они будут способствовать моему развитию, то я готов ими воспользоваться. Но в настоящее время необходимо решить вопрос с моим юридическим статусом. Это достаточно сложно, поэтому сейчас думаю только об этом.
— Скажи, повторил бы ты свой побег, если бы можно было вернуться назад во времени?
— Я не сожалею о том, что сделал. И если бы я опять стоял перед тем же выбором, то снова бы выбрал побег.
КОМПЕТЕНТНО
Как известно, Эмиль Чечко обратился в белорусский центр «Системная правозащита» с заявлением о защите его прав и свобод на территории Республики Беларусь, предоставлении ему политического убежища, а также представлении его интересов в международных организациях. Директор этого учреждения, политический эксперт и правозащитник Дмитрий БЕЛЯКОВ присутствовал при нашем разговоре с Эмилем и согласился прокомментировать дальнейшую судьбу польского солдата.
— Сейчас между Чечко и нашей организацией заключено соглашение о защите его прав как по законам Беларуси, так и по международным нормам. Я присутствую не только на его встречах с журналистами, но и на допросах Эмиля в Следственном комитете. О сути этих разговоров рассказать не могу, так как нахожусь под подпиской о неразглашении. Что касается наших дальнейших планов, то сейчас, безусловно, самое главное, как он уже отметил, — это время, необходимое для получения статуса беженца. Кроме того, в Следственном комитете, где он опрашивался как свидетель, ему было указано на то, что он нуждается в защите. Мы со своей стороны предприняли определенные меры, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Также за счет нашего центра мы полностью обеспечили Эмиля всем необходимым (от одежды до игровой приставки), чтобы он ощущал себя максимально комфортно и спокойно.
Мы сейчас обратились в международные организации и СМИ различных государств с заявлением, что готовы поделиться всей информацией, которой владеем. Если у Эмиля Чечко будет желание пообщаться с ними, мы будем изыскивать возможность обеспечить эти встречи. Ранее Эмиль заявлял, что он готов с самых высоких трибун рассказать о творящихся на польской границе преступлениях. Сегодня он вам сказал, что готов нести ответственность за свое участие в этих преступлениях, но я полагаю, что перед этим должны понести ответственность те люди, которые давали ему преступные приказы. Также хочу отметить, что свои преступления Чечко совершал под угрозой смерти.
Безусловно, все факты, которые излагает солдат, должны получить полное подтверждение, поэтому сейчас задача нашего центра через обращение в различные международные организации (в том числе и по линии ООН) добиться, чтобы правозащитникам был разрешен допуск на эту территорию. Чтобы прошли поиски в тех местах, где предположительно происходили расстрелы беженцев, потому что полностью скрыть это в современных технологических условиях невозможно.
Еще хотел бы обратить внимание на то, как ведет себя Эмиль во время встреч с прессой. Он не юлит, говорит абсолютно искренне и глубоко переживает все то, что с ним произошло. Вы сегодня задали абсолютно верный вопрос, как бы он поступил, если бы опять стоял перед тем же выбором. И он ответил: я бы все равно сбежал. Потому что те потрясения, которые он пережил, оставляют глубокую рану в душе. И я бы хотел поблагодарить мать Эмиля, его учителей и коллег, а также, может быть, некоторых офицеров за то, что они воспитали настоящего патриота Польши, которому абсолютно небезразлично, что происходит на его родине.
