Хлеб появился в свободной продаже только через три года после освобождения

В оперативной сводке Совинформбюро 3 июля 1944 года прозвучало долгожданное для всех белорусов сообщение: “Войска 3-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Белорусского фронта в результате стремительно проведенной операции, с глубоким обходным маневром с флангов, 3 июля овладели столицей Советской Белоруссии городом Минском”. 

Галина Синякова жила во время  оккупации с родителями в районе Немиги на улице Освобождения. Место было неспокойное: с одной стороны граница минского гетто, с другой — комендатура. Немцы часто ходили через их двор. Поэтому без крайней надобности жильцы старались из дому не выходить и детей во двор не выпускать. 

С питанием в оккупационном Минске было плохо. На фабрике-кухне (теперешний ресторан “Папараць Кветка”) немцы варили баланду из воды, гнилой капусты и муки. “Раз в три дня мы ходили за ней с кувшином, — говорит Галина Григорьевна. — До сих пор не могу забыть, как воняло это варево. Иногда удавалось раздобыть картофельную шелуху. Это было настоящее лакомство”.

Перед освобождением в городе стало необыкновенно тихо. Многие не понимали, что происходит. Почему ушли немцы? 

Фашисты до последнего были уверены, что летом 1944 года наши войска пойдут в сторону украинского Ковеля, а группа армий “Центр” станет трамплином для нового наступления на Москву. Первыми неладное почувствовали полицаи, немецкие лакеи из числа белорусских националистов, поступившие на службу к немцам, и стали задавать “хозяевам” неудобные вопросы. Чтобы избежать “эвакуационного психоза” оккупационные власти организовали в Минске ряд мероприятий: проводили всевозможные конкурсы, открыли музыкальную школу,  стали строить новую трамвайную линию. Любопытно, что 22 июня 1944 года они устроили “праздник освобождения от большевизма”, а уже на следующий день многие  сотрудники Минской городской управы не вышли на работу. 

28 июня минчане могли видеть первых поверженных врагов: по улицам брели солдаты разгромленной в Бобруйском котле 9-й армии. Многие из них были без оружия и сапог. 

В ночь того же дня из Минска эвакуировался Генеральный комиссариат и большинство немецких гражданских служб. Стратегические предприятия были переданы в распоряжение военным, в том числе подрывным командам. Они взорвали и сожгли 23 предприятия, вывели из строя водопровод, канализацию, телефонно-телеграфную сеть. Но многие объекты все же удалось спасти. Георгий Жуков в своей книге “Воспоминания и размышления” писал: “По данным партизан, действовавших в районе Минска, нам стало известно, что сохранившиеся в Минске Дом Правительства и окружной Дом офицеров спешно минируются и готовятся к взрыву. Чтобы спасти эти крупные здания, было решено ускорить движение в Минск танковых частей и послать вместе с ними отряды разминирования... Задача была блестяще выполнена. Здания были разминированы и сохранены”.

Советские танки были в столице уже в три часа утра 3 июля. То в одном, то в другом районе города тяжко стонала земля, в воздух поднимались целые дома — еще действовали уцелевшие фашистские подрывники. 

В первые часы освобождения жители встречали советских солдат с цветами, на улицах играла музыка. Люди были счастливы.

— Советские танки, шедшие на Минск, мы с партизанами встретили на шоссе недалеко от Пуховичей, — рассказала минчанка Анна Романова. — Помню, как партизаны рубили деревья и устилали ими ямы, которые ранее рыли для фашистов. Такая “ущербная” дорога заставляла немецкий транспорт передвигаться медленно, зигзагами. Все были необыкновенно рады такой встрече.

— Возвращались в Минск большой семьей со стороны Могилевского шоссе, — воспроизводит события тех дней Анна Романова. — В памяти всплывает длинный забор с надписью “Смерть военным оккупантам”. Мальчишки, глядя на меня, тихонько хихикали. На мне тогда были самотканая юбочка, кофточка, чулки, которые я сама связала из бабушкиных ниток, а на ногах — лапти. Отец их сам делал для всей семьи. Чуть позже из американской посылки мне выделили ботинки. 

Хлеб давали по карточкам. На семерых человек семье было положено две буханки на два дня. Одну буханку родители продавали, а вторую по кусочкам раздавали на всех детей. “Недалеко от нас была столовая для рабочих, — продолжает Анна Владимировна. — Вечно голодной детворе рабочие давали то картофелину, то кусок хлеба. Одна из женщин постоянно нам приносила что-то из своего огорода”. 

Иногда малышня бегала поглазеть на Суражский рынок. Чего там только не было! Любая обувь, одежда, праздничные наряды, продукты, овощи. Особенно Аня заглядывалась на полукилограммовые бруски сливочного масла и мечтала, что когда вырастет, то обязательно сделает себе большой бутерброд с хлебом и маслом. 

Встречала девчушка с братьями составы с солдатами. Носили им в бидонах воду. Красноармейцы часто устраивали представления прямо на перроне: пели, танцевали под гармошку: “Сейчас, бывает, покажут в военном фильме такой эпизод, а в памяти всплывают свои картинки...”

Люди искали друг друга по объявлениям. В городе было несколько мест, где вывешивались записки с адресами и фамилиями.

В первый же день освобождения началось разминирование города. По свидетельствам сапера капитана Алексея Кузнецова, при разминировании одного только Дома Правительства удалось обезвредить 200 авиабомб весом по 250 килограммов каждая. 

Ущерб городу был нанесен колоссальный: разрушено 80 процентов зданий. Одно время даже стоял вопрос о строительстве нового города на площадке в десяти километрах от старого.

С приходом Красной Армии в городе тут же стали наводить порядок, восстанавливать и строить предприятия. Из 270 тысяч жителей довоенного Минска в 1944-м остались только 50 тысяч. Населению выдавали личные трудовые книжки. 

В месяц нужно было отработать 15 дней. Активно разбирали завалы коллективы завода Мясникова, автосборочного, станкостроительного имени Ворошилова, типографии имени Сталина и других уцелевших после бомбежек организаций. Платить за разбор завалов начали только к концу осени. 

С 1945 по 1949 год в столице были построены заводы: металлоконструкций, тракторный, автомобильный, шарикоподшипниковый.

“Карточная система просуществовала до 1947 года, — вспоминает Анна Романова. — После ее отмены хлеб за три рубля можно было свободно купить в магазине. Но мне как ребенку запомнились бублики и конфеты. Сначала появились подушечки с повидлом внутри, а потом — “Кавказские” шоколадные конфеты, без фантиков. Для нас, детей войны, все тогда  было в новинку: первые конфеты, игрушки и елка с подарками на Новый год”.

dev@sb.by