Свидетели геноцида. Пожарище в Левашовке

Потерпевшая: «Нам ничего больше не надо, только восстановите правду»

Ей был годик. В углу сожженного нацистами дома в Левашовке, рядом с телами родных, лежали ее маленькие обгоревшие косточки… «Моя мама посмотрела и говорит: «Это же Тонечка…» По одежде она узнала отца Киселя Матвея Константиновича. Он лежал на левом боку, правый бок выгорел, голова была обуглена. Узнала по одежде мать Теофилию… Немцы отступали в спешке. Им некогда было расстреливать людей, а потом перетаскивать трупы в здание. Их сожгли живыми… Мои родные приняли ужасную мученическую смерть… Моя мама собирала руками то, что осталось от дорогих людей, и складывала в гроб, который они с папой привезли с собой… Нам ничего больше не надо, только восстановите правду», — писала прокурорам (теперь уже потерпевшая) Тамара Ивановна Скерсь 1940 года рождения, как только узнала о возбуждении Генеральной прокуратурой уголовного дела о геноциде населения Беларуси в годы Великой Отечественной войны.

Ради того, чтобы восстановить правду, зафиксировать в истории сотни, тысячи ранее неизвестных фактов геноцида, и было возбуждено это масштабное, архиважное уголовное дело. Сейчас пусть говорят потерпевшие.

Из протокола допроса потерпевшей Тамары Ивановны Скерсь (1940 года рождения) из деревни Озеры Скидельского района Гродненской области:

Свидетель по делу о геноциде Т. И. Скерсь показывает место, где находился дом ее тети Анны Куц, ее семьи и откуда их погнали фашисты на хутор Левашовка для сожжения заживо.

— Это произошло в 1944 году. Когда немец захватил наши Озеры, я была еще маленькая совсем… Когда немцы пришли (мама говорила мне все это), то они стали собирать молодежь и отправлять как живую силу в Германию. На то время Константину (дяде потерпевшей. — Авт.) исполнилось шестнадцать лет, они его забрали… У нас был лесопильный завод и ходил товарняк, и вот их погрузили в эти вагоны. Была охрана, они их закрыли, и они поехали в Гродно, оттуда в Германию… Поезд дошел до «Фазанника» (остановка. — Авт.) и остановился, охрана побежала к машинисту — узнать, в чем дело, а в это время ребята из этого вагона, в котором был Константин, открыли вагон и убежали в лес. Охрана побежала за ними, но побоялась леса. Уже из Гродно доложили немецкому начальству, что сбежали ребята, и сказали кто. Тогда (по доносу жены местного полицая, оба поляки) немцы пришли в дом, забрали отца. Забрали и мужа маминой сестры.

Папа пришел домой как‑то и говорит: «Озеры наши будут бомбить, немцы уходят, они будут бомбить нашу Центральную улицу, Гродненскую улицу. Нам надо бежать». В огороде была яма, где картошку хранили, они решили в этой яме спрятать вещи… Сели в лодку и поплыли на другой берег реки нашего большого озера Белого. И только стали подплывать к берегу, вдруг летит самолет, папа говорит: «Скорее, скорее!» Лодку вытащил на берег и сказал бежать в лес. В это время бомба полетела в озеро.

Письмо Тамары Скерсь в прокуратуру: «Только восстановите правду».

Помню, в лесу была деревня и там стояло какое‑то гумно, там уже было много людей. Папа нашел сена, сеном и укрывались. Ну что кушать? Ну, пойдут там к людям, дадут что‑нибудь, вот так мы там были, пока не узнали, что немцев уже прогнали.  

Не сказала, когда плыли по озеру, видели, как черный дым шел из Левашовки, черный‑черный, страшный. А что там было за здание — мама говорила, там лесники держали посуду для сбора смолы, окон не было, только дверь одна. И вот это здание подожгли, оно горело. Мама стала плакать.

О родственниках, которых сожгли. Мы приехали в Левашовку. Я помню, фундамент остался, а посередине было большое количество костей человеческих. Мама узнала своего отца, у него сгорела голова, он лежал на левом боку, у него правый бок выгорел весь. Маму она узнала по одежке… Я обратила внимание — в уголочке грудочка косточек детских маленьких, и мама посмотрела и говорит: «Это же Тонечка…» Но так как мама не могла узнать сестру свою, и в чем она была одета, она не знала, и дядя Валерьян, поэтому они решили собрать все кости, гроб они взяли очень большой и захоронили… Сожгли маминого отца Матвея, бабушку, их дочь, зятя и внучку Тонечку, которой на это время исполнилось 1 год и 1 месяц.

…В моих глазах это груды костей, понимаете, груды костей, и вот эти вот косточки детские, я даже маленькая (четыре года мне было) была очень поражена. Мама плакала крепко.

* * *

Из показаний потерпевшей Ванды Николаевны Жук (1942 года рождения) из деревни Белое Гродненского района:

Ванда Николаевна Жук.

— Эти дома (в Левашовке. — Авт.) там были при немецкой оккупации. Рассказывала женщина, шла с Озер, слышит крик и всё… Немцы вышли на дорогу, ее задержали. А она была солтыса (должностное лицо в деревне на польский манер. — Авт.) жена, и ее за это не забрали, пропустили. А так и она бы там сгорела тоже. Пришла и рассказывает, что палят дома эти наши «беленские», говорит, нагнали людей, люди плачут. И сгоняют в дома, наверное, палить будут. Потом мой двоюродный брат (пятнадцать лет) побежал туда, а там уже горело. Люди горели. Одну женщину уже после этого нашли, под печкой залезши была. Задохнулась.

Вопрос следователя: А кого туда согнали и за что?

Жук: По рассказам людей, с Хомутов был человек лесником, он бежал, потому что его бы расстреляли. Немцы расстреливали, кто при советской власти был. Убежал, а жену, детей его забрали и еще родственников из Хомутов, Бабино (в Бабино намечался расстрел, люди поняли и некоторые убежали). Убежали и тоже попали, их забрали и повезли… Там было много людей.

Левашовку спалили. И на этом конец, никто не пошел жаловаться никуда. А куда кто пойдет при немецкой власти жаловаться? Они ж много так домов попалили. И вёски попалили. А этот мой брат как побежал туда посмотреть, то уже горело все, но они как заметили, то как стали стрелять, то он уже домой не попал, а убегал туда в лес, где были партизаны, полетел туда.

Вопрос следователя: А у вас тут партизаны были в вашей округе?

Жук: Были.

Вопрос следователя: И в вашу деревню приходили?

Жук: Приходили, и мы их кормили.

…Помню еще сама, но смутно, маленькая была… Приходит немец да нас, а мама сидела пряла, а я пряталась, потому что слышала, что детей палят… Он достает фотокарточку, показывает. «Вот, — говорит, — моя семья, двое детей, жена… Нас тоже расстреляли бы, если б мы не шли служить. Я сам не знаю, вернусь домой или нет». А Гитлеру, говорил, капут будет, не победит Гитлер. Уже они знали, что этой войне будет конец и они не победят.

Место, где располагался хутор Левашовка, в котором были сожжены мирные граждане в годы Великой Отечественной войны.

* * *

Из протокола допроса потерпевшей Янины Яновны Гедо (1938 года рождения) из деревни Старая Руда Гродненского района:

— Ужасный был геноцид, я уже и ранее рассказывала. Помню, в лесу ночевали, вся деревня в лесу ночевала, там была лесничовка в лесу, с болота выходили и там варили есть себе вечером, коровы наши тоже там были. Прятались от войны.

Немцы у нас издевались над людьми, убивали людей. Что хотели, то и делали… Шли ужасные бои, я сама помню, как свистели пули… Помню, что возле креста лежали два солдата убитые напротив нашего дома, а в лесу от нас недалеко тоже были убитые… Потом они были похоронены в Поречье на братской могиле, возле вокзала. И на поле были разбитые танки, у нас на поле… Еще и эти «партизаны», над нашими людьми издевались, те, кто, по‑видимому, служили немцам, думали, что, может, назад еще вернется Германия или что. Так их потом поубивали, порасстреливали. Из Гродно следователь был, переоделся в простую одежду, который их выследил в Новой Руде, и их там поубивали.

Вопрос следователя: Вы ранее рассказывали про то, как убили семью Обуховских в Старой Руде, вы рассказывали, что в крови лежала, расскажите этот момент про убийство Обуховских?

Гедо: Я помню, как еще со своего дома через лес видела дым ужасный, черный, и потом сказали, что спалили этих Обуховских. Немцы убили. Помню, сказали, что в Старой Руде убили пять человек в доме «партизаны», завели пять человек, двое были муж и жена в собственном доме, а еще трое привели и убили всех.

Вопрос следователя: А что за партизаны?

Гедо: Которые служили, которые были против нашего правительства, которые сидели в лесу, по‑видимому, служили немцам. Это было после войны, в 1948 году. Они служили сперва немцам, а потом, по‑видимому, Америке…  

Америка постоянно что‑то делает такое, чтобы у нас в Беларуси было абы что, и по сегодняшний день это так получается. Чтоб они Украине не доставляли оружие, то этого тоже не было бы, как теперь, как они помогают Украине, и за это идет война постоянная.

…Белорусский народ хороший, добросовестный народ, трудолюбивый. Кто его знает, чего они взъелись на нас. И теперь готовы разорвать Беларусь. Пока еще Лукашенко Александр Григорьевич есть, еще мы живем, а дальше неизвестно, что будет. Так все говорят.

* * *

Из показаний Татьяны Владимировны Шимоволос (1938 года рождения) из Гродно:

— Забыть это, сколько живу, не могу… Очень лютыми были полицаи, которые добровольно шли к немцам на служение. В деревнях избирали старосту, наместника немецкого, и там орудовали полицаи, деревенские, которые судимые, которые то ли были обиженные властью нашей, и вот эти вот все подонки, они вылезли, свое лицо показали.

Страшно было. Могли зайти в дом, что понравилось — вынести. Не так посмотрел — могли сразу и убить. Я была малая еще, но рассказывали мои, особенно дедушка, он все рассказывал. А когда наши бомбят, дедушка никогда не уходил, он следил и переживал за бой, наших летчиков, самолеты. А мы бежали, такая была Пучковая улица и так назывались строения — «Палестина», там тоже такие домики были из фанеры, там жила знакомая бабушки, и мы — туда… Я уже рассказывала, угоняли в Германию, слышала разговоры — брали тех, кто не замужем и неженатых, потому молодежь (шестнадцать лет, семнадцать) старалась зарегистрироваться… У немцев автоматы, и гнали людей в город, потом вывозили поездами в Германию.

…Не дай бог, чтобы фашизм поднял голову теперь. Посмотрите, что творится, со всеми свастиками, с этим всем… Я бы им всем бошки пооткручивала. Вы меня извините за такое, но вот сколько пережито! Люди знали, и наши солдатики, и наша армия знали, на что они идут и что это значит — вот это вот порабощение… И столько полегло… Умирал солдат не зря… «В бой идут одни старики», если кино видели, там говорят, что мы золотые памятники должны поставить, потому что от Запада до Востока наши полегли, наши полегли!

Вопрос следователя: И это всё забыли теперь?

Шимоволос: А теперь, понимаете что, — они стараются историю перекроить. Мы же освобождали страну за страной, страну за страной. Так они теперь нас — ни во что, а они уже герои! Надо детям с садика разъяснять кто, что и как. Родители — это основная ячейка, они должны с детьми беседы вести, потом вот эти все выступления в школах разъяснительные, чтоб дети поняли, кто есть кто… Свобода досталась нам очень тяжело. Мы должны знать врага в лицо, а как же иначе. А они исподтишка всё. А мы — прямо.

Свидетель В. М. Боровский показывает то место, где до войны находился хутор Левашовка. Где люди жили...

По данным Генпрокуратуры

В годы нацистской оккупации на территории Беларуси убито не менее 3 миллионов мирных граждан и военнопленных, каждый третий житель Беларуси. В немецкое рабство было угнано более 380 тысяч человек, из которых многие погибли от невыносимых условий эксплуатации. Массовый характер носил и угон на принудительные работы детей. Имели место случаи использования детей в качестве доноров крови. Разрушено свыше 200 городов, сожжено свыше 12,3 тысячи сел и деревень. Благодаря допросам и изучению архивных документов получены сведения о сожжении еще более 3 тысяч ранее неизвестных сел и деревень. Проведено более 500 осмотров мест происшествий, в ходе которых установлены ранее неизвестные места массовых убийств гражданского населения.

Геноцид мирного населения творили и немецко‑фашистские захватчики, и их европейские союзники, литовские, латышские и украинские полицейские батальоны, также отличавшиеся особой жестокостью. Генпрокуратурой направлено 112 просьб об оказании правовой помощи в десятки государств, в том числе о допросах лиц, которые входили в состав карательных батальонов (Литва, Латвия, Канада, США, Великобритания, Аргентина, Бразилия, Австралия и др.). Эти просьбы об оказании правовой помощи по уголовному делу были проигнорированы рядом государств.

В годы оккупации массовое уничтожение людей было поставлено на поток и велось самыми варварскими методами. Использовали все: расстрелы и виселицы, газовые камеры и сжигание, голод и распространение эпидемий. Это должно было навести страх, подавить попытки сопротивления оккупационному режиму.

На территории Беларуси было более 560 лагерей смерти. Это Тростенец (самый крупный на всей захваченной советской территории, в котором уничтожено не менее 546 тысяч человек), Минское гетто (уничтожено не менее 90 тысяч евреев), Озаричский лагерь смерти в Гомельской области (убито несколько десятков тысяч человек), Колдычево в Брестской области (истреблено 22 тысячи человек) и другие.

«Западные «коллеги» демонстрируют лицемерие», — заявил Генпрокурор Беларуси Андрей Швед на недавнем белорусско‑российском патриотическом форуме «Нам жить и помнить».

«Несколько слов о лицемерии и истинном лице так называемых западных наших коллег из «цивилизованных» стран. Более сотни просьб о правовой помощи мы направили туда. Беларусь просила предоставить данные хотя бы в отношении карателей подразделений СС. Ни одна наша просьба Литвой, Латвией, Великобританией, США, Канадой, Австралией не исполнена. Более того, — заметил он, — литовцы, латыши в 2022 году ответили, что не будут исполнять просьбы белорусской стороны, потому что их исполнение противоречит их национальным интересам».

Генпрокурор обратил внимание, что западной общественностью, как и в годы гитлеровской Германии, поощряются марши нацистских коллаборантов в Прибалтике, в Украине, да уже и в Западной Европе. Эти марши, к слову, стали проводиться также в Германии. «Это выглядит особенно кощунственно с учетом страшных событий периода Великой Отечественной войны, — подчеркнул он. — Маски давно сброшены. Нацизм не был побежден, а многие каратели, палачи скрылись за границей — в США, Канаде, Латинской Америке, сейчас они здравствуют в Европе, Прибалтике, где маршируют эсэсовцы».