Писатель и драматург Влада Ольховская о природе комедийного

Влада Ольховская о юморе вне контекста и контексте вне юмора

Влада Ольховская — молодой белорусский писатель и драматург, тем не менее уже написала 35 книг, причем в самых разных жанрах: детектив, триллер, мистика. А еще она автор двух комедийных пьес — «Трикстер клуб» (финалист Национальной театральной премии) и «6 утра, американо», с успехом поставленных в Белорусском государственном молодежном театре главным режиссером Андреем Гузием. В День смеха мы решили поговорить с ней прежде всего о природе комедийного жанра.

«Идейный» инструмент

— Влада, комедийное направление — лишь часть вашего творчества, и именно в театральной области. Вы для себя определили, в чем кроется секрет успешной комедии? И есть ли он вообще?

— В комедии, на мой взгляд, нет какой-то одной схемы. Ныне существующие комедии очень разные. Где-то смеются над ситуацией, где-то — над диалогами, где-то над тем, что голый артист пробежал по сцене.

— А такое еще встречается?

— Видимо, да. Недавно посмотрела парочку приезжающих к нам на гастроли спектаклей, по некоторым фото можно сделать определенные выводы. Из-за таких постановок и возникает представление, что комедия — низкий и даже примитивный жанр, что в нем невозможно провести серьезную сверхидею, что люди приходят на комедийный спектакль, чтобы похохотать и съесть бутерброд в буфете. Я с таким представлением сталкивалась.

На самом деле, если ты задаешься целью заложить в произведение какую-то идею, то комедия подходит для этого как никакой другой жанр, это просто прекрасный инструмент. Мне этот жанр дает возможность работать над темами, которые я считаю актуальными.

— Низкий жанр, но при этом самый сложный. Как это сочетается?

— В России один из конкурсов драматургии так и назвали — «Низкий жанр». Я считаю, что этот жанр прежде всего недооцененный. Игра слов, аллюзия, неоднозначная ситуация со сложным моральным выбором. В хорошей комедии всегда есть над чем подумать.

Энергозатратная профессия

— Когда мы говорим «английский юмор», сразу представляем шутку, произносимую без улыбки. У юмора есть национальность? Вы как выпускник Минского государственного лингвистического университета наверняка задумывались об этом. Кстати, какими иностранными языками владеете?

— Английским и испанским. Думаю, в отношении национальности юмора существуют скорее некие стереотипы, и они не появляются на пустом месте. Тем не менее мы смотрим британские комедии или выступления армянских комиков — и нам смешно. Значит, есть некая универсальная нотка, которая близка всем людям. Есть общечеловеческие темы, которые можно обыграть.

— В фильме «Тот самый Мюнх­гаузен», снятом Мар­ком Захаровым по сценарию Григория Горина, говорится, что юмор вообще вещь полезная, шутка жизнь продлевает. На что главный герой заметил: тем, кто смеется, продлевает, а тем, кто острит, наоборот, укорачивает. Для вас литератор — энергозатратная профессия?

— Необъяснимо затратная. Со стороны может показаться, что ты просто сидишь за столом, валяешь дурака, и никому не объяснишь, что в этот момент работаешь. Или когда целыми днями ходишь по комнате, домашним может показаться, что ты занят непонятно чем. А когда говоришь, что устал, все только удивляются: ты же ничего не делал целый день! Я твердо уверена, что для того чтобы тебе поверил читатель или зритель, нужно самому потратиться, отдать тексту максимум энергии и эмоций, все пропустить через себя. Встать на место своих героев, почувствовать их, понять мотивы поведения.

Я люблю добавлять в комедии моменты светлой грусти. Их тоже надо продумывать. Это тяжело, поэтому никогда не пишу несколько вещей подряд. Если одна записана, я сразу переключаюсь, иду преподавать, редактирую, занимаюсь чем-то другим, только потом берусь за новую историю. Если не переключаться, можно выгореть, и тогда уже ничего хорошего ты не дашь ни читателю, ни зрителю.

«6 утра, американо».

Внутренний цензор

— Юмор, поставленный на поток, имеет право на жизнь? Сегодня и массовая литература существует в условиях конвейера. Шутить по расписанию можно?

— Знаю многих литераторов, сценаристов, писателей, которые умеют это делать. У них есть важное внутреннее ощущение, что они способны на это, и это замечательно. Честно признаюсь, я так не умею. Тут нужен характер. Умение отвлечься от всего, что происходит вокруг.

— Как вы относитесь к такому направлению, как стендап?

— Стендап и театр идут параллельно, но стендап первым реагирует на новостную повестку. Это неплохо, но театр все-таки обращен к вечным ценностям, к тому, что будет понятно без объяснений и через год, и через пять лет. Стендап закрывает нишу публицистики, но переносить его эстетику в театр — не самая удачная идея.

— А как насчет ненормативной лексики, которой стендаперы щедро осыпают публику?

— Она есть и в современных пьесах, в той же «новой драме». Для меня это всегда игра на понижение, как и голый человек на сцене. На мой взгляд, в мате нет особого искусства. Вызов для драматурга в том и заключается, чтобы сделать речь маргинального персонажа естественной и живой без использования мата. Это сложнее.

— Многие авторы боятся современности, а ваши пьесы, напротив, обращены в день сегодняшний.

— Не могу писать про XVIII или XIX век, потому что не жила тогда, не могу до конца понять тех людей. А мне важно понимать персонажей, получать ответную реакцию от зрителей. Лучше всего они реагируют на современные истории. Когда недавно в Уфе прошла премьера моего спектакля «Рождественская история», в отзывах читала благодарность, что его создатели подарили взрослым зрителям чудо. На самом деле, я и ставила перед собой такую задачу — написать современную сказку для взрослых.

— Влада, ваша мама Анна Ольховская тоже писатель. У вас с ней разный взгляд на юмор?

— Мне кажется, у тех, кто живет под одной крышей, с годами невольно вырабатывается один и тот же взгляд и на юмор, и на жизнь. Члены одной семьи большую часть времени проводят в общей языковой среде. Мама пишет детективы с большим юмористическим уклоном, у меня таких нет. Но она понимает мой юмор, а я — ее.

— Что любите из юмористической классики?

— Многое, потому что твердо уверена: прежде чем работать в том или ином литературном жанре, надо изучить, что в нем было написано до тебя. Люблю юмор Ильфа и Петрова, но для меня он уже неотделим от того исторического контекста, в котором появился.

— Есть ли в современном юморе запретные темы?

— Да, и они должны быть. Я не считаю возможным шутить на некоторые темы. Если их сейчас назвать, это будет выглядеть банально и плоско. Наверное, авторы шутят на табуированные темы, чтобы прежде всего избавиться от каких-то личных страхов, пережить травму. В каждом отдельном случае надо соотносить тему и текст, рассчитывать, на какую аудиторию это прозвучит, кто станет получателем информации. Но я всегда за внутреннюю цензуру. Внутренний цензор всегда должен быть настороже.

«Трикстер клуб».
bgmteatr.by

БЛИЦОПРОС

— Любимый афоризм?

— «Люби всех, доверяй избранным, не делай зла никому». Уильям Шекспир.

— Любимый комедийный персонаж?

— Доктор Хаус.

— Любимый короткий анекдот?

— Только обрадуешься, что тебе наконец-то выпали удачные карты, как жизнь начинает играть с тобой в шахматы.

— Дайте совет начинающему комедиографу — с чего начать шутить?

— С умения смешить, не оскорб­ляя.

pepel@sb.by