Как деревушка, полностью уничтоженная в 1942 году, смогла возродиться из пепла
06.08.2019 08:24:00
Павел ЛОСИЧ
Если в Беларуси и есть свой затерянный мирок, то он точно на Полесье. Здесь, среди болот и лесов, все еще можно отыскать самобытные деревушки. Неповторимые, словно местные рушники, и нескладные, будто лодки-«чайки», они смотрят на мир постаревшими глазищами черных окон. Деревня Бобровичи Ивацевичского района из таких, самобытных и затерянных среди полесского ландшафта. С одной стороны — лес, с другой — озеро. На многие километры растянулись едва преодолимые болота. На местном погосте растет огромный 600-летний дуб. В центре села стоит памятник. На мемориальной доске увековечено больше полутысячи имен и фамилий. И на всех одна дата смерти — 15 сентября 1942 года. В тот день нацисты заживо сожгли 676 жителей Бобровичей. Кажется, от этой трагедии деревня до конца так и не оправилась. Но живет. Живет и строит планы на будущее.
«Всего погибло 1280 человек»
— В Бобровичах осталось несколько свидетелей тех страшных событий. В сентябре 1942 года им было примерно по 10 лет, то, что они увидели и пережили, невозможно забыть. Тогда нацисты сожгли не только Бобровичи. Еще Тупичицы, Вядо, Красницу. Всего погибло 1280 человек. После войны Бобровичи возродились, а другие деревни восстанавливать было уже некому, — пересказывает трагическую историю председатель Телеханского сельисполкома Трофим Демянчик, пока мы пылим по проселочной дороге.
О причинах жестокой расправы в деревне говорят разное. По одной из версий, сельчане активно помогали партизанам, за что и погибли. По другой версии, жители Бобровичей отказались выдать место, где прятались семьи красноармейцев и партийных работников. Бытует и такое мнение: в 1939 году в Бобровичах создавали колхоз. Коллективизация проходила отнюдь не гладко. Были ссоры, конфликты. Люди отказывались передавать нажитое кровью и потом в коллективную собственность. Некоторые семьи были раскулачены и высланы в Сибирь. Когда пришли немцы, вспомнились эти обиды. Начались доносы, взаимные обвинения. Кто-то рассказал, что жители деревни сотрудничают с партизанами. Возможно, это и погубило Бобровичи. Хотя что стало тем камушком, из-за которого рухнула гора, точно теперь вряд ли кто-то скажет.
У памятника погибшим жителям села обращаю внимание на то, что нацисты не щадили ни стариков, ни детей. «Козик Зоя — 1939 год рождения, Козик Лена — 1941-й, Горбач Надежда — 1938-й, Крот Михаил — 1940-й, Петрукович Дмитрий — 1940-й, Чирко Ольга — 1940-й, Чирко Елена — 1941-й…»
Такое не должно повториться
Надежду Федоровну Петрукович мы застали за работой в огороде. Бабушке 88 лет, а она вся в хлопотах. Собирает урожай, поливает. Без дела не сидит:
— От, знаете, дети уже и калитку закрывают, чтобы я в огород не ходила, а я ругаюсь с ними. Не могу без дела! Мне работа на земле в радость.
Надежда Федоровна приглашает в дом. Время от времени промакивая платком влажные от слез глаза, рассказывает:
— Иногда я могу забыть, что было вчера, а вот те события помню в мельчайших подробностях. Накануне в деревню приехали немцы и много полицаев. Расположились в школе. В пятницу они отправились в Красницу. Там побили людей, подожгли деревню и пустили слух, что это сделали партизаны. А в воскресенье пришла наша очередь… Мы сидели с дедом на лавке у дома. Увидели, что немецкий солдат гонит по улице троих мужиков. Подойдя к нам, схватил моего деда за рукав и толкнул перед собой. Я, сестры, брат спрятались в зарослях фасоли, где пролежали всю страшную ночь. А утром ушли в лес. Там нас отыскал отец. С ним мы прожили в землянке всю зиму — с сентября и до апреля. Вместе с нами в лесу многие прятались. Весной отец отвел нас на хутор в Телеханы, а сам отправился в партизанский отряд. Погиб он у деревни Денисковичи Ганцевичского района, похоронен в братской могиле…
В доме жительницы Бобровичей Феклы Чирко на самом видном месте висит их с мужем портрет. Несколько лет назад супруга Феклы Ивановны не стало. Сейчас маме помогает сын Юрий, который приехал из Киева.
— Мой муж 15 сентября 1942 года уцелел чудом, не иначе. Вместе с мамой они прятались на поле. Их заметил немецкий солдат. Убил мать ударом приклада, а мальчишку то ли не заметил, то ли пожалел. В общем, оставил в живых. Всех, кто пытался бежать из деревни в сторону леса, расстреливали из пулемета. Потом немцы ходили по полю и добивали раненых, расправлялись с теми, кто пытался спрятаться. Дай Бог, чтобы подобного больше нигде и никогда не повторилось…
С Трофимом Демянчиком едем по сельской улице. Современные Бобровичи — деревня небольшая, но «неперспективной» ее точно не назовешь. Председатель сельисполкома рассказывает:
— Сегодня здесь прописано всего 39 человек, но бесхозных хат в Бобровичах нет. Наоборот, за последние годы сельисполком выделил 28 участков под строительство домов. Эти глухие края приглянулись многим. Приезжают люди из Минска, Бреста, из России. Около десятка домов находится в стадии строительства. Здесь, например, строятся минчане, этот дом принадлежит мужчине, который постоянно живет в Германии. За глухим забором — подворье какого-то российского бизнесмена.
Пенсионер Николай обосновался в Бобровичах уже после выхода на заслуженный отдых. Построил деревянный дом, благоустроил участок. Говорит, лучше места не найдешь:
— Всю жизнь я работал в Бресте, а перед выходом на пенсию задумался, где и как жить дальше. Вспомнил, что один мой давний знакомый рассказывал про Бобровичи. Приехали с женой, посмотрели и решили обосноваться здесь. Лето проводим в деревне, на зиму уезжаем в город. Дорога занимает два с половиной часа. Это прекрасное место. Удивительное озеро, леса, болота. Едешь — косули перебегают дорогу. Иногда слышно, как воют волки или кричат журавли. Такая экзотика!
— Я родился в Уфе, жил в путешествиях: Алтай, Крым, горы Южного Урала. В Ивацевичах оказался проездом, и мне предложили взглянуть на самобытную деревушку. Это было летом, а уже осенью я купил в Бобровичах дом. Думал, останусь на какое-то время, а прожил здесь уже 24 года. Я врос в это место, оно мне стало родным.
Вениамин БЫЧКОВСКИЙ родился на Урале, но обрел себя здесь, на Полесье.
Бабушка и дедушка Вениамина Бычковского — из соседнего Пружанского района. В 1915 году их вывезли на Урал. Оказавшись на Брестчине, Бычковский занялся историей своего рода: работал в архивах, изучал церковные книги. Полесье его увлекло:
— Все свободное время я посвящаю изучению этого удивительного края. Например, место, где стояла сожженная нацистами деревня Вядо, — древнее городище. Здесь жили люди 10 000 лет назад! В Вядо наше прошлое лежит на земле: керамика, какие-то вещи, которыми пользовались наши предки. На Полесье я погрузился в совершенно другой мир. Эта земля была частью ВКЛ, Польши, России, но полешуки удивительным образом сохранили свою идентичность.
Теперь идентичность полешуков сохраняет и Вениамин Бычковский. В старом хлеву он открыл музей. Собирает все, что связано с историей этого края: книги, фотографии, открытки, предметы быта. Рядом построил небольшую церковь в память о сельчанах, погибших 15 сентября 1942 года...
— Полесье хранит еще много тайн. Разгадать их — непосильная задача. Ко мне в музей часто приходят школьники, я их наставляю: поговорите со своими бабушками, прабабушками. Они столько всего расскажут! Здесь на каждом шагу невероятная история.
Жители Бобровичей хранят память о погибших односельчанах. В центре деревни установлен памятник, а недавно стараниями Вениамина БЫЧКОВСКОГО появился небольшой храм. |
— В Бобровичах осталось несколько свидетелей тех страшных событий. В сентябре 1942 года им было примерно по 10 лет, то, что они увидели и пережили, невозможно забыть. Тогда нацисты сожгли не только Бобровичи. Еще Тупичицы, Вядо, Красницу. Всего погибло 1280 человек. После войны Бобровичи возродились, а другие деревни восстанавливать было уже некому, — пересказывает трагическую историю председатель Телеханского сельисполкома Трофим Демянчик, пока мы пылим по проселочной дороге.
О причинах жестокой расправы в деревне говорят разное. По одной из версий, сельчане активно помогали партизанам, за что и погибли. По другой версии, жители Бобровичей отказались выдать место, где прятались семьи красноармейцев и партийных работников. Бытует и такое мнение: в 1939 году в Бобровичах создавали колхоз. Коллективизация проходила отнюдь не гладко. Были ссоры, конфликты. Люди отказывались передавать нажитое кровью и потом в коллективную собственность. Некоторые семьи были раскулачены и высланы в Сибирь. Когда пришли немцы, вспомнились эти обиды. Начались доносы, взаимные обвинения. Кто-то рассказал, что жители деревни сотрудничают с партизанами. Возможно, это и погубило Бобровичи. Хотя что стало тем камушком, из-за которого рухнула гора, точно теперь вряд ли кто-то скажет.
У памятника погибшим жителям села обращаю внимание на то, что нацисты не щадили ни стариков, ни детей. «Козик Зоя — 1939 год рождения, Козик Лена — 1941-й, Горбач Надежда — 1938-й, Крот Михаил — 1940-й, Петрукович Дмитрий — 1940-й, Чирко Ольга — 1940-й, Чирко Елена — 1941-й…»
Такое не должно повториться
Надежду Федоровну Петрукович мы застали за работой в огороде. Бабушке 88 лет, а она вся в хлопотах. Собирает урожай, поливает. Без дела не сидит:
— От, знаете, дети уже и калитку закрывают, чтобы я в огород не ходила, а я ругаюсь с ними. Не могу без дела! Мне работа на земле в радость.
Надежда Федоровна приглашает в дом. Время от времени промакивая платком влажные от слез глаза, рассказывает:
— Иногда я могу забыть, что было вчера, а вот те события помню в мельчайших подробностях. Накануне в деревню приехали немцы и много полицаев. Расположились в школе. В пятницу они отправились в Красницу. Там побили людей, подожгли деревню и пустили слух, что это сделали партизаны. А в воскресенье пришла наша очередь… Мы сидели с дедом на лавке у дома. Увидели, что немецкий солдат гонит по улице троих мужиков. Подойдя к нам, схватил моего деда за рукав и толкнул перед собой. Я, сестры, брат спрятались в зарослях фасоли, где пролежали всю страшную ночь. А утром ушли в лес. Там нас отыскал отец. С ним мы прожили в землянке всю зиму — с сентября и до апреля. Вместе с нами в лесу многие прятались. Весной отец отвел нас на хутор в Телеханы, а сам отправился в партизанский отряд. Погиб он у деревни Денисковичи Ганцевичского района, похоронен в братской могиле…
В доме жительницы Бобровичей Феклы Чирко на самом видном месте висит их с мужем портрет. Несколько лет назад супруга Феклы Ивановны не стало. Сейчас маме помогает сын Юрий, который приехал из Киева.
— Мой муж 15 сентября 1942 года уцелел чудом, не иначе. Вместе с мамой они прятались на поле. Их заметил немецкий солдат. Убил мать ударом приклада, а мальчишку то ли не заметил, то ли пожалел. В общем, оставил в живых. Всех, кто пытался бежать из деревни в сторону леса, расстреливали из пулемета. Потом немцы ходили по полю и добивали раненых, расправлялись с теми, кто пытался спрятаться. Дай Бог, чтобы подобного больше нигде и никогда не повторилось…
Деревня растет
После войны Бобровичи начали возрождаться на прежнем месте. Сначала появились первые землянки. Через несколько лет вдоль сельской улицы выросли первые хаты. Тяжело приходилось. Старожилы говорят, что в самые сложные годы люди выживали только благодаря озеру, богатому рыбой.С Трофимом Демянчиком едем по сельской улице. Современные Бобровичи — деревня небольшая, но «неперспективной» ее точно не назовешь. Председатель сельисполкома рассказывает:
— Сегодня здесь прописано всего 39 человек, но бесхозных хат в Бобровичах нет. Наоборот, за последние годы сельисполком выделил 28 участков под строительство домов. Эти глухие края приглянулись многим. Приезжают люди из Минска, Бреста, из России. Около десятка домов находится в стадии строительства. Здесь, например, строятся минчане, этот дом принадлежит мужчине, который постоянно живет в Германии. За глухим забором — подворье какого-то российского бизнесмена.
Пенсионер Николай обосновался в Бобровичах уже после выхода на заслуженный отдых. Построил деревянный дом, благоустроил участок. Говорит, лучше места не найдешь:
— Всю жизнь я работал в Бресте, а перед выходом на пенсию задумался, где и как жить дальше. Вспомнил, что один мой давний знакомый рассказывал про Бобровичи. Приехали с женой, посмотрели и решили обосноваться здесь. Лето проводим в деревне, на зиму уезжаем в город. Дорога занимает два с половиной часа. Это прекрасное место. Удивительное озеро, леса, болота. Едешь — косули перебегают дорогу. Иногда слышно, как воют волки или кричат журавли. Такая экзотика!
«Полесье хранит еще много тайн»
Почти четверть века назад в Бобровичах поселился Вениамин Бычковский. Сюда он переехал из России. Оказался случайно, а остался навсегда:— Я родился в Уфе, жил в путешествиях: Алтай, Крым, горы Южного Урала. В Ивацевичах оказался проездом, и мне предложили взглянуть на самобытную деревушку. Это было летом, а уже осенью я купил в Бобровичах дом. Думал, останусь на какое-то время, а прожил здесь уже 24 года. Я врос в это место, оно мне стало родным.
Вениамин БЫЧКОВСКИЙ родился на Урале, но обрел себя здесь, на Полесье.
Бабушка и дедушка Вениамина Бычковского — из соседнего Пружанского района. В 1915 году их вывезли на Урал. Оказавшись на Брестчине, Бычковский занялся историей своего рода: работал в архивах, изучал церковные книги. Полесье его увлекло:
— Все свободное время я посвящаю изучению этого удивительного края. Например, место, где стояла сожженная нацистами деревня Вядо, — древнее городище. Здесь жили люди 10 000 лет назад! В Вядо наше прошлое лежит на земле: керамика, какие-то вещи, которыми пользовались наши предки. На Полесье я погрузился в совершенно другой мир. Эта земля была частью ВКЛ, Польши, России, но полешуки удивительным образом сохранили свою идентичность.
Теперь идентичность полешуков сохраняет и Вениамин Бычковский. В старом хлеву он открыл музей. Собирает все, что связано с историей этого края: книги, фотографии, открытки, предметы быта. Рядом построил небольшую церковь в память о сельчанах, погибших 15 сентября 1942 года...
— Полесье хранит еще много тайн. Разгадать их — непосильная задача. Ко мне в музей часто приходят школьники, я их наставляю: поговорите со своими бабушками, прабабушками. Они столько всего расскажут! Здесь на каждом шагу невероятная история.