Сотрудничество должно не разобщать, а сближать
15.09.2017 10:58:27
Положение Беларуси — между Востоком и Западом — не только географическое, но и политическое. И если за рубежом одни рассматривают нашу страну в качестве моста между Россией и Евросоюзом, то другие — лишь как буферную зону. Когда НАТО наращивает армейскую группировку около наших границ или Беларусь и Россия проводят совместные военные учения, мир снова разделяется на части. Нас преследует дежавю холодной войны?
Нашу страну периодически и зачастую искусственно ставят перед выбором: идти на запад или на восток. Но есть третий путь — самостоятельный, жить в мире с соседями. Сейчас в нашем экспорте доминирует Россия, но новая схема “30-30-30” предполагает уравнять российский рынок, страны ЕС и дальней дуги. В этом контексте отношения и с западными, и с восточными партнерами имеют для нас одинаково важное значение. Правда, только в том случае, если партнерство равное и взаимовыгодное. В ноябре в Брюсселе пройдет пятый саммит “Восточного партнерства” (ВП), где обсудят будущее этой инициативы. Что может предложить на саммите Беларусь, каких результатов уже достигли страны “Восточного партнерства” и чего ждать дальше, обсудили на “Минском диалоге”. Здесь собрались дипломаты, политологи и журналисты из более десятка стран.
Инициатива Европейского союза “Восточное партнерство” нацелена на 6 стран: Беларусь, Украину, Молдову, Грузию, Армению и Азербайджан. Официальная дата старта проекта — 7 мая 2009 года, когда в Праге подписали декларацию. По сути, “Восточное партнерство” стало продолжением Европейской политики соседства (ЕПС), запущенной в 2004-м.
“Восточное партнерство” должно было приблизить шестерку стран к ЕС на политическом и экономическом уровне. Евросоюз планировал провести интеграцию через политические и социально-экономические реформы в странах-участницах. В Пражской декларации говорилось, что сотрудничество возможно только в случае выполнения странами всех требований ЕС.
В программе было 4 основных измерения. Первое, режимное, предполагало улучшение демократических институтов. Экономическое — было направлено на создание зон свободной торговли. Третьим направлением стало энергетическое сотрудничество, под которым подразумевалась диверсификация энергетических коридоров. “Человеческое измерение” включало углубление контактов между людьми и безвизовый режим.
За 8 лет программа “Восточное партнерство” существенно не менялась, но изменился регион. Сама концепция объединения южнокавказских и восточноевропейских стран в один регион достаточно спорная. И все же проект ВП поспособствовал кооперации между странами.
Евгений Прейгерман, руководитель экспертной инициативы “Минский диалог”, считает появление идеи региональности одним из самых больших достижений “Восточного партнерства”. О том, что страны ВП более заинтересованы в сотрудничестве друг с другом, чем это было 10 лет назад, говорит и Андрей Казакевич, директор института политических исследований “Политическая сфера”. Наша страна стала более открыта к различным инициативам. Для Украины, учитывая конфликт с Россией, дружественные отношения со странами ВП тоже стали более важными.
Основная проблема “Восточного партнерства” — разноформатный подход к участникам. Разделение на страны, которые стремятся в ЕС, и государства, которые не хотят делать какой-либо геополитический выбор. Тройка государств из Грузии, Молдовы и Украины подписала соглашения об ассоциации с ЕС. О своем желании стать членами Евросоюза они заявляли еще при запуске проекта. Европейское будущее — их основная цель. Отсутствие такой перспективы будет их демотивировать, убежден Вадим Пистринчук, депутат парламента Молдовы и учредитель Института стратегических инициатив. О том, что ВП — только одна из ступенек на пути в ЕС, говорил и политолог из Киева Андриан Прокип — эксперт Института социально-экономических исследований.
Сотрудничество на двух разных скоростях в итоге тормозит все “Восточное партнерство”. Периодически даже звучат идеи разделить ВП на две лиги. Евгений Прейгерман уверен, что сегодняшние столкновения интересов в регионе так или иначе актуализируют проблему двухскоростного движения.
ВП формально негеополитический проект, но решения, которых требует ЕС от стран-участниц, могут привести к напряжению в регионе. Так было в 2015 году, когда на саммите в Риге Беларусь и Армения отказались подписать декларацию, в которой осуждалось присоединение Крыма к России. Евгений Прейгерман комментирует это решение: “При очевидности всех интересов, которые здесь столкнулись, возникает вопрос, какова доля внимания вообще была уделена тому, что потенциально такая декларация могла означать для Армении и Беларуси и в конечном итоге концепта партнерства”.
Давид Кадьер, научный сотрудник LSE IDEAS и Лондонской школы экономики, не видит в ВП геополитической подоплеки, говорит, что это больше гуманитарная, экономическая программа, чем политика. В России же чаще всего проект воспринимают как действия по развалу постсоветской интеграции. Эксперт Российского совета по международным делам и Международного дискуссионного клуба “Валдай” Максим Сучков рассказал, что ВП в России не рассматривается как общеевропейская инициатива, скорее, как усиление польского влияния.
Единственное, в чем заинтересованы все страны ВП, это экономическое сотрудничество. Однако это пока самый слабый пункт программы. За 8 лет в товарообороте с Евросоюзом в Беларуси, Азербайджане, Армении и даже Грузии значительного роста не было. Хотя Андрей Казакевич указывает на то, что Украина и Молдова существенно нарастили товарооборот с ЕС. Правда, связано ли это с “Восточным партнерством”, трудно сказать. Денис Мельянцов, программный координатор “Минского диалога”, предполагает, что торговые отношения развивались бы и без ВП, так как это выгодно всем.
Решение, которое давно ждет Беларусь от “Восточного партнерства”, — упрощение визового режима. Проект малого приграничного движения с нашей страной практически заморожен. И это несмотря на то, что Беларусь лидирует по количеству шенген-виз на душу населения, указывает Александр Филиппов, эксперт Либерального клуба. На ближайшем саммите также не планируют подписать соответствующее соглашение. Из шести стран только у Беларуси до сих пор нет двустороннего договора с Брюсселем.
В Евросоюзе не собираются отказываться от программы “Восточного партнерства”, но осознают, что ее необходимо трансформировать: важен принцип дифференциации, то есть учет потребностей и интересов каждой страны. Ценностные критерии ЕС отходят на второй план. На смену должен прийти прагматизм — экономическая интеграция и совместные проекты. Только пока в самом Евросоюзе нет единства. Концепция “Европа двух скоростей”, которую продвигает Меркель, вызывает все больше недовольства у стран — членов ЕС. Польша, которая в 2008 году была одним из главных инициаторов “Восточного партнерства”, сейчас практически не участвует в программе.
МНЕНИЕ
Олег Кравченко, заместитель министра иностранных дел:
— То, что мы находимся в стратегическом союзе с Россией, не означает, что мы не хотим развивать отношения с Евросоюзом и США. Эта блоковая ментальность должна остаться в прошлом. Мы отказываемся делать такой выбор. Мы хотим самые лучшие стратегические отношения с Россией, которая всегда будет нашим партнером, но и хотим улучшить отношения с Западом. Здесь нет противоречия.
Мы хотим, чтобы наша западная граница была не границей разделения между двумя интеграционными процессами в Европе. Мы хотим, чтобы был прямой диалог между ЕС и ЕАЭС, чтобы был прямой путь от Лиссабона до Владивостока.
Мы всегда стремились использовать “Восточное партнерство” для стабилизации ситуации в регионе. И всегда пытались соблюсти интересы всех наших партнеров, найти баланс между всеми игроками.
Необходимо начать технический диалог между ЕАЭС и ЕС, направленный на гармонизацию стандартов и решение существующих проблем. Я уверен, что это полностью отвечает долгосрочным интересам как интеграционных процессов, так и отдельных стран — членов ЕС и “Восточного партнерства”.
Беларусь рассчитывает после саммита в ноябре в Брюсселе получить более прагматичное “Восточное партнерство”.
Я имею в виду улучшение доступа к европейским рынкам, упрощение таможенных отношений. Надеемся на дальнейшее развитие инфраструктурных объектов. Важно, чтобы “Восточное партнерство” оставалось неконфронтационной инициативой, которая уважает выбор своих участников.
Нашу страну периодически и зачастую искусственно ставят перед выбором: идти на запад или на восток. Но есть третий путь — самостоятельный, жить в мире с соседями. Сейчас в нашем экспорте доминирует Россия, но новая схема “30-30-30” предполагает уравнять российский рынок, страны ЕС и дальней дуги. В этом контексте отношения и с западными, и с восточными партнерами имеют для нас одинаково важное значение. Правда, только в том случае, если партнерство равное и взаимовыгодное. В ноябре в Брюсселе пройдет пятый саммит “Восточного партнерства” (ВП), где обсудят будущее этой инициативы. Что может предложить на саммите Беларусь, каких результатов уже достигли страны “Восточного партнерства” и чего ждать дальше, обсудили на “Минском диалоге”. Здесь собрались дипломаты, политологи и журналисты из более десятка стран.
Инициатива Европейского союза “Восточное партнерство” нацелена на 6 стран: Беларусь, Украину, Молдову, Грузию, Армению и Азербайджан. Официальная дата старта проекта — 7 мая 2009 года, когда в Праге подписали декларацию. По сути, “Восточное партнерство” стало продолжением Европейской политики соседства (ЕПС), запущенной в 2004-м.
“Восточное партнерство” должно было приблизить шестерку стран к ЕС на политическом и экономическом уровне. Евросоюз планировал провести интеграцию через политические и социально-экономические реформы в странах-участницах. В Пражской декларации говорилось, что сотрудничество возможно только в случае выполнения странами всех требований ЕС.
В программе было 4 основных измерения. Первое, режимное, предполагало улучшение демократических институтов. Экономическое — было направлено на создание зон свободной торговли. Третьим направлением стало энергетическое сотрудничество, под которым подразумевалась диверсификация энергетических коридоров. “Человеческое измерение” включало углубление контактов между людьми и безвизовый режим.
За 8 лет программа “Восточное партнерство” существенно не менялась, но изменился регион. Сама концепция объединения южнокавказских и восточноевропейских стран в один регион достаточно спорная. И все же проект ВП поспособствовал кооперации между странами.
Евгений Прейгерман, руководитель экспертной инициативы “Минский диалог”, считает появление идеи региональности одним из самых больших достижений “Восточного партнерства”. О том, что страны ВП более заинтересованы в сотрудничестве друг с другом, чем это было 10 лет назад, говорит и Андрей Казакевич, директор института политических исследований “Политическая сфера”. Наша страна стала более открыта к различным инициативам. Для Украины, учитывая конфликт с Россией, дружественные отношения со странами ВП тоже стали более важными.
Основная проблема “Восточного партнерства” — разноформатный подход к участникам. Разделение на страны, которые стремятся в ЕС, и государства, которые не хотят делать какой-либо геополитический выбор. Тройка государств из Грузии, Молдовы и Украины подписала соглашения об ассоциации с ЕС. О своем желании стать членами Евросоюза они заявляли еще при запуске проекта. Европейское будущее — их основная цель. Отсутствие такой перспективы будет их демотивировать, убежден Вадим Пистринчук, депутат парламента Молдовы и учредитель Института стратегических инициатив. О том, что ВП — только одна из ступенек на пути в ЕС, говорил и политолог из Киева Андриан Прокип — эксперт Института социально-экономических исследований.
Сотрудничество на двух разных скоростях в итоге тормозит все “Восточное партнерство”. Периодически даже звучат идеи разделить ВП на две лиги. Евгений Прейгерман уверен, что сегодняшние столкновения интересов в регионе так или иначе актуализируют проблему двухскоростного движения.
ВП формально негеополитический проект, но решения, которых требует ЕС от стран-участниц, могут привести к напряжению в регионе. Так было в 2015 году, когда на саммите в Риге Беларусь и Армения отказались подписать декларацию, в которой осуждалось присоединение Крыма к России. Евгений Прейгерман комментирует это решение: “При очевидности всех интересов, которые здесь столкнулись, возникает вопрос, какова доля внимания вообще была уделена тому, что потенциально такая декларация могла означать для Армении и Беларуси и в конечном итоге концепта партнерства”.
Давид Кадьер, научный сотрудник LSE IDEAS и Лондонской школы экономики, не видит в ВП геополитической подоплеки, говорит, что это больше гуманитарная, экономическая программа, чем политика. В России же чаще всего проект воспринимают как действия по развалу постсоветской интеграции. Эксперт Российского совета по международным делам и Международного дискуссионного клуба “Валдай” Максим Сучков рассказал, что ВП в России не рассматривается как общеевропейская инициатива, скорее, как усиление польского влияния.
Единственное, в чем заинтересованы все страны ВП, это экономическое сотрудничество. Однако это пока самый слабый пункт программы. За 8 лет в товарообороте с Евросоюзом в Беларуси, Азербайджане, Армении и даже Грузии значительного роста не было. Хотя Андрей Казакевич указывает на то, что Украина и Молдова существенно нарастили товарооборот с ЕС. Правда, связано ли это с “Восточным партнерством”, трудно сказать. Денис Мельянцов, программный координатор “Минского диалога”, предполагает, что торговые отношения развивались бы и без ВП, так как это выгодно всем.
Решение, которое давно ждет Беларусь от “Восточного партнерства”, — упрощение визового режима. Проект малого приграничного движения с нашей страной практически заморожен. И это несмотря на то, что Беларусь лидирует по количеству шенген-виз на душу населения, указывает Александр Филиппов, эксперт Либерального клуба. На ближайшем саммите также не планируют подписать соответствующее соглашение. Из шести стран только у Беларуси до сих пор нет двустороннего договора с Брюсселем.
В Евросоюзе не собираются отказываться от программы “Восточного партнерства”, но осознают, что ее необходимо трансформировать: важен принцип дифференциации, то есть учет потребностей и интересов каждой страны. Ценностные критерии ЕС отходят на второй план. На смену должен прийти прагматизм — экономическая интеграция и совместные проекты. Только пока в самом Евросоюзе нет единства. Концепция “Европа двух скоростей”, которую продвигает Меркель, вызывает все больше недовольства у стран — членов ЕС. Польша, которая в 2008 году была одним из главных инициаторов “Восточного партнерства”, сейчас практически не участвует в программе.
МНЕНИЕ
Олег Кравченко, заместитель министра иностранных дел:
— То, что мы находимся в стратегическом союзе с Россией, не означает, что мы не хотим развивать отношения с Евросоюзом и США. Эта блоковая ментальность должна остаться в прошлом. Мы отказываемся делать такой выбор. Мы хотим самые лучшие стратегические отношения с Россией, которая всегда будет нашим партнером, но и хотим улучшить отношения с Западом. Здесь нет противоречия.
Мы хотим, чтобы наша западная граница была не границей разделения между двумя интеграционными процессами в Европе. Мы хотим, чтобы был прямой диалог между ЕС и ЕАЭС, чтобы был прямой путь от Лиссабона до Владивостока.
Мы всегда стремились использовать “Восточное партнерство” для стабилизации ситуации в регионе. И всегда пытались соблюсти интересы всех наших партнеров, найти баланс между всеми игроками.
Необходимо начать технический диалог между ЕАЭС и ЕС, направленный на гармонизацию стандартов и решение существующих проблем. Я уверен, что это полностью отвечает долгосрочным интересам как интеграционных процессов, так и отдельных стран — членов ЕС и “Восточного партнерства”.
Беларусь рассчитывает после саммита в ноябре в Брюсселе получить более прагматичное “Восточное партнерство”.
Я имею в виду улучшение доступа к европейским рынкам, упрощение таможенных отношений. Надеемся на дальнейшее развитие инфраструктурных объектов. Важно, чтобы “Восточное партнерство” оставалось неконфронтационной инициативой, которая уважает выбор своих участников.